О гибели роты десантников псковской дивизии в России, наверное, знают все. Им возданы почести. Чтобы почтить их память, в Псков приезжал сам Президент. Но о том, что погибло две группы специального назначения из бригады ЛенВО, и уж тем более при каких обстоятельствах это произошло, знают, наверняка, немногие. А между тем эти два события разделяет всего неделя, причем спецназовцы погибли раньше. К сожалению, в нашей стране, склонной к крайностям, «золотой середины» почти никогда не бывает. В частности, это касается и  деятельности СМИ, и отношения к войне руководящих структур государства. Если в первую чеченскую кампанию обывателя буквально заваливали информацией о войне, причем, информацией искаженной и довольно тенденциозной, то во вторую кампанию о войне говорили все меньше и многие факты стыдливо замалчивали, а если говорили, то только о фактах положительных или героических. Однако ничто так не учит, как опыт негативный. Отсутствие преемственности и передача опыта недавних войн в Афганистане, Чечне, а также других вооруженных конфликтах приводит к повторению прежних ошибок, цена у которых на любой войне - жизнь. 

В Чечне я с 17 января 2000 года. Хотя это была моя первая командировка, но я уже участвовал  в пяти боевых выходах. Срочную службу служил на Севере, в морской пехоте, так что боевая подготовка у меня была более или менее приличная. Но в том бою практически ничего не пригодилось.

Погода в ночь на 21 февраля была ужасная. Мокрый снег шел, все замерзли, как цуцики. А утром солнышко выглянуло, в феврале солнышко хорошее. Я помню, как из всех пар валил. А потом солнышко исчезло, видимо, ушло за горы.

По нам ударили сначала с двух сторон, а потом окружили полностью. Били из огнеметов и гранатометов. Кончено, мы сами во многом были виноваты, расслабились. Но восемь дней по горам ходили, устали. Просто физически очень трудно было по снегу пробираться так долго, после этого воевать нормально очень тяжело. Спали прямо на земле. На себе всё приходилось нести, боеприпасы в первую очередь. Не каждый хотел нести еще и спальник. У нас в группе было всего два спальника - у меня и еще у одного бойца. Я нес рацию, батареи к ней, еще и гранатомет тащил. Были в составе группы прикомандированные - инженеры, авианаводчики, арткорректировщики. С ними был солдат-радист, его гранатомет нес мой командир, Самойлов (Герой России старший лейтенант Сергей Самойлов), потом мне отдавал, затем мы менялись, и я его еще кому-то отдавал. Просто тот радист совсем уже устал. Так и помогали, тащили.

На моей рации батареи почти сели. Думаю, где-то до вечера 21 февраля последняя проработала бы еще. Утром двадцать первого я передал последний штатный доклад Самойлова. Он мне приказал сообщить командованию, что питание рации на исходе и станцию мы выключаем, чтобы в крайнем случае что-то передать, на один раз бы ее хватило. Но когда бой начался, ничего мне передать не удалось.

Моя рация была от меня в метрах 10, там еще 6-7 автоматов елочкой стояли. Напротив меня сидел командир, а справа Витёк (сержант Виктор Чернёнький). В самом начале командир ему сказал, чтобы он меня с рацией охранял, поэтому мы постоянно вместе держались. Когда бой начался, плотность огня была очень большая. Примерно как если роту поставить, и одновременно все начнут стрелять. Все сидели по 2-3 человека в метрах 20 друг от друга. Как только всё началось, мы прыгнули в разные стороны. Самойлов упал под дерево, оно там стояло одно-единственное, и ложбинка там как раз небольшая была. Смотрю я на рацию свою и вижу, что пули ее насквозь проходят, прошивают. Так что как она стояла, так и осталась стоять.

У меня лично, кроме гранат, ничего с собой не было, мне ничего больше и не положено. Я их  в самом начале бросил туда, откуда по нам стреляли. А автомат вместе с рацией остался. У Самойлова с собой был пистолет Стечкина и, по-моему, автомат. Наши ребята начали отстреливаться из автоматов, пулеметы стреляли - и один, и второй. Потом мне сказали, что кого-то нашли убитым в спальном мешке. Но я не видел, чтобы кто-то спал, не знаю.

Дольше всех из наших стрелял кто-то из пулемета. Так получилось, что он возле меня проходил. Чеченцы тогда кричали: «Русский ванька, сдавайся, русский ванька, сдавайся!». А сейчас вам дам сдавайся, я вам сейчас дам...». Встал в полный рост, на дорогу выскочил и только начал очередь давать, его и убили.

Мне кто-то из командиров - то ли Калинин (командир роты спецназа Герой России капитан Александр Калинин), то ли Боченков (Герой России капитан Михаил Боченков) - кричал: «Ракету, ракету!..». Я помню, крик был такой дикий. Ракета - это сигнал, что что-то происходит. Но она должна быть красная, а у меня только осветительная  была. Я ему в ответ: «Нет красной!». А он не слышит, что я ему кричу, шум, стрельба. Ответа от него я так и не дождался и запустил, какая была. И сразу после этого грохнуло что-то, и меня ранило осколком в ногу. Тогда, конечно, я не знал, что осколок, потом мне сказали. Косточку осколок на ступне сломал, так в каблуке и остался.

Я оборачиваюсь и спрашиваю у Витька (у него голова была у моих ног на расстоянии роста примерно): «Живой?». Голову поворачиваю, а друг лежит, хрипит, ничего уже не ответил мне. Видимо, его в горло ранило.

Меня второй раз ранило. Если бы я потерял сознание, то тоже бы захрипел. Тогда бы меня точно добили. «Духи» начали оружие собирать, «стечкиных» наших особенно. Я слушал, как они кто на русском, кто на ломаном русском, с акцентом, а кто по-чеченски кричат: «О, я «стечкина» нашел!». Они думали, что я убит, вид у меня, наверное, «товарный» был. Лицо, да и не только - всё кровью было залито.

Сначала «духи» оружие быстренько похватали и унесли куда-то. Недолго отсутствовали, минут 20 максимум. Потом вернулись и стали добивать уже всех. Видимо, таких много было, как Витёк, который возле меня лежал и хрипел. Много ребят, видимо, признаки жизни подавали. Вот они всех и постреляли из наших же «стечкиных». Слышу - хлоп-хлоп-хлоп! А мне вот повезло. Я лежал тихо, чеченец подошел ко мне, с руки часы снял, простые часы были, дешевые. Потом за ухо голову поднял. Ну, думаю, сейчас ухо будет резать, как бы только выдержать. Так всё болит, а если охнешь - всё, конец. Но он, кажется, с шеи хотел цепочку снять. А я крестик всегда на нитке носил. Если бы была цепочка, и он начал бы ее рвать - неизвестно, как бы все повернулось. Это я в госпитале потом вспоминал, прокручивал. Думаю, на то воля Божья была, потому всё так и получилось.

Цепочку он не нашел, голову мою бросил, и сразу передёрнул затвор на «стечкине». Я думаю: всё-всё-всё... И выстрел раздается, хлопок. Я аж передернулся весь, не удержаться было уже. Видимо, не заметил он, что я вздрогнул. В Витька, похоже, стрельнул.

Недалеко Самойлов лежал, метрах в пяти. Как его убили, мне знаю, но в окопчик, где они втроём лежали, боевики гранату кинули.

Если бы я сознание потерял в первый момент и стонал, то точно бы меня добили. А так вид у меня совсем неживой был. В руку пулевое ранение, остальные осколочные - лицо, шея, нога. Нашли меня, может, часа через четыре, так и лежал в сознании. Видимо, шоковое состояние было, отключился уже перед вертолетом, после пятого промедола. Сначала пришла, кажется, пехота, с которой мы должны были встретиться, и которая задержалась. Помню, у меня кто-то всё спрашивал: «Кто у вас радист? Кто у вас радист?». Отвечаю: «Я радист». Рассказал им всё, что касалось алгоритма выхода в эфир. Потом меня перебинтовали, ничего после этого уже не видел, только слышал.

А в госпиталь я попал только на следующий день. С 21 на 22 февраля пришлось ночевать в горах, вертолет ночью не полетел. Вертушки пришли только утром 22-го. Помню, пить хотелось ужасно. Пить мне давали, наверное, можно было. Еще я спросил: «Сколько осталось в живых, сколько положили?». Сказали, что двое живы. Попросил сигарету, курнул и... очнулся уже в вертолете. Там медик был наш, что-то говорил мне, успокаивал. Мол, держись, всё хорошо, живой. Я, естественно, спросил, что у меня с лицом. Такое ощущение было, что его вообще нет. А он давай меня успокаивать - всё нормально. Я снова говорю: «Что с лицом?». Он мне - носа и правого глаза нет. Видимо, глаз заплывший был сильно. Потом я уже опять вырубился в вертолёте, что там со мной делали, не помню. Уже 23 февраля в палате проснулся, в сознание пришел. Ни встать, ни пошевелить ничем, естественно, не могу - капельница, забинтованный весь. Я стал рукой лицо трогать. Думаю, дай-ка погляжу, глаз есть или нет. Разодрал всё вокруг глаза и образовался - вижу! Потом из Моздока в Ростов-на-Дону на самолете, из Ростова уже в Москву, в госпиталь. Сейчас я в своей родной бригаде продолжаю служить.

Старший сержант

Антон Филиппов,

один из оставшихся

в живых разведчиков

(Энциклопедия Сергея Козлова «Спецназ ГРУ»)

От редакции. Россия фактически не заметила, потеряла гибель двух групп спецназа ГРУ под селением Харсеной - 33-х человек - не самых худших солдат, офицеров и прапорщиков героической Русской Армии, которая веками дерется на Кавказе. Спецназ погиб, не отступив и не сдавшись. Через несколько дней  - 23 февраля 2000 года в освобожденном Грозном на территории аэропорта «Северный» был устроен военный парад сводной группировки Минобороны, МВД и других силовых ведомств, воюющих в Чечне. На боевую работу в горы отправились новые группы спецназначения, чьи бойцы с головой окунулись в круговорот засад, поисков, маршей, неся потери в кинжальных схватках с матерым врагом. С Божией помощью русское воинство уничтожало вражью силу, натравливаемую, спонсируемую и подстрекаемую хитроумными и вероломными «партнерами» с Запада.

Источник: "Православный воин"