Человек, который мне устроил встречу с Володей Трегубовым, предупредил: он ОЧЕНЬ скромный. Так и оказалось. Мне Володя сказал: «Я ничего особенного не сделал. Просто работал.
И ранили меня случайно».
Что за люди нанимаются на работу, где почти не платят денег, с великим трудом предоставляют квартиру в собственность, снабжают и обеспечивают всем необходимым через пень колоду, не гарантируют славы и наград, а гарантируют твердо лишь одно – всякий раз, когда ты пойдешь работать, тебя будут пытаться убить? И что это за работа такая?
Это служба в специальном антитеррористическом подразделении. В чем суть этой работы? Сам Трегубов полушутя сформулировал это в двух словах: «Повседневный героизм».

Я попал в спецназ ФСБ случайно. Можно сказать, с улицы. Начал карьеру в ФСБ в 93-м, незадолго до событий возле Белого дома, в качестве обычного оперативного водителя. В декабре 1993-го «Вымпел» разгоняли, народ стал увольняться. Мне предложили работать в УСО (управление специальных операций), куда перешел целый отдел «Вымпела». Я решение принял сразу и не жалел потом. За две чеченские кампании у меня было 14 или 15 командировок на Кавказ. Еще работал на «Норд-Осте». Крайняя операция была в Беслане.

Минное поле

Боевого опыта в 1993-м у меня, конечно, не было, поэтому обучался на ходу, во время командировок. Только к 1996 году я понял, что что-то могу и что-то из себя представляю. Первый бой – в 95-м, в Веденском районе. Задача у нас была почти фантастическая – реализовать информацию от пленных боевиков о месте базирования «Катюши» дудаевцев. Говорят, была у них какая-то блуждающая самодельная или восстановленная реактивная установка. Работали мы в горном лесу совместно с грушниками, искали базу боевиков аккурат в те самые дни, когда отряд террориста Басаева захватил роддом в Буденновске. Тогда наш дозор столкнулся с большим отрядом «духов». В ходе боя у нас был один «трехсотый», а потом…
А потом во время отхода мы зашли на минное поле. Вот тогда я впервые испытал страх. Страшно мне стало, когда я увидел, как человек подорвался на мине. Это был грушник Костя. Помню его слова после подрыва: «П… ц, отыгрался в футбол!» Все произошло быстро. Мы двигались по полю перебежками, в одной паре, при этом воевали, прикрывая друг друга, и Костя наступил на то самое место, где две секунды назад всем телом лежал я. Сильный хлопок взрыва, меня контузило, грушнику оторвало ногу. Мы его пережгутовали, перевязали, вкололи промедол, тащили на себе около 5 километров. Лил холодный дождь. Все промокли вдрызг. Идти по полю было скользко и ужасно неудобно с раненым. Но за этот ливень мы все судьбе благодарны: в ложбине, в глине наткнулись на размытые водой ямки с противопехотными минами. Так и шли носами в землю. Потом наконец вышли к шоссе, к блокпосту мотострелков. И оттуда нас обстреляли. Был бардак… Этот бой дал понимание того, что война – это по-настоящему, не игрушки, не игра «в войнушку». Реактивную установку мы так и не нашли.

Общага. Часть первая. Белый флаг

Наша командировка заканчивалась через два дня. Ждали замену. Гражданское население вело себя беспокойно. По городу циркулировали смутные слухи, что может быть акция боевиков, нападение или захват чего-то. На нашем участке все было как обычно. По ночам нас обстреливали с крыш соседних домов из гранатометов, но в целом все было спокойно. Внезапно город вымер. Никого на улицах. Даже рынки опустели. Потом начались бои по всему городу. «Духи» осаждали наши комендатуры, громили блокпосты, жгли автоколонны. Мы забаррикадировались в общежитии ФСБ, которое располагалось в Ленинском районе Грозного, и ждали. Мы понимали, что если что – нам помощи ждать особо неоткуда. Парадокс. В двух кварталах – управление ФСБ. В двадцати минутах езды – Ханкала. По всему городу разбросаны российские части. Между тем город вовсю горел и воевал, межведомственной координации не было, и каждый был сам по себе.
Они появились сначала с белым флагом и с видеокамерой. Было около 6 часов вечера. Белозубо улыбаясь, они нам пожелали здоровья и пообещали жизнь. Взамен потребовали сдаться. Наврали, что какой-то большой милицейский отряд им сдался. Может, и сдался. Только этих ментов они же и расстреляли. Всех.
Нас, «вымпеловцев», было в общаге около дюжины. Старший – командир группы Сергей Ромашин. Очень спокойный и уравновешенный человек. С ним было приятно работать. Он и другие старшие офицеры ФСБ с боевиками говорили коротко. Сдаваться мы отказались. «Духи» дали нам час. Потом на нас обрушился шквал огня.

Часть вторая. Крыша

Били по нам в основном из пулеметов и РПГ. В самом начале своего рейда на Грозный Басаев захватил железнодорожный вагон с военным имуществом, где были «Мухи» и всякое другое добро. Много. И все это в нас полетело. Около часа велся интенсивный обстрел. Давили на психику. Но мы ощетинились и подойти к окнам им не позволили. Я тогда был младшим лейтенантом, и в своей третьей командировке, что нужно делать, я знал. Собрался. Отвечал огнем. Вместе с другими вытащил в коридор все, что могло гореть. Перебегая из комнаты в комнату, меняя позицию, воевал с противником. А Ромашин взял СВД и полез на крышу. Там его и подстрелили. Пуля 7,62 прошла в грудь насквозь. Я помогал его вытаскивать. Он был тяжелораненый, но в сознании. Мы его перебинтовали и оставили. Потом я слазил на эту крышу и выгнал оттуда всех лишних («комендачей» и оперов). Помню, на меня орал какой-то полковник из-за этого. Я ему предложил вернуться туда вместе, но он … отказался. Тогда я чердак запер и возле люка посадил раненого бойца из комендатуры. По моему мнению, на крыше делать было нечего. Как позиция она была совершенно никакая – открыта снайперам с соседних крыш. Бой шел всю ночь. К утру затихло.

Часть третья. Пожар

На второй день «чехи» очень удачно поставили пулемет в доме напротив и принялись простреливать наши коридоры через разбитые окна. Рикошет гулял лихо, и одного из наших ранило в пах. Помню, что раненый потерял много крови и что кровь была черной. Снизу на улице машины стояли. Боевики их подожгли, дым очень мешал нашим снайперам. К обеду чеченцы пригнали откуда-то танк Т-72. На башне танка было написано белой краской «Бамут». Танк сделал по общаге три выстрела. Все здание ходило ходуном. К счастью, со своей позиции опустить ствол пушки танк мог не ниже уровня третьего этажа: мешали гаражи, примыкавшие к зданию, а ближе подъехать боевики боялись, но все равно после этого обстрела начался пожар. Горели крыша и пятый этаж. Вообще воевать было трудно. Жара была под сорок…
Потом меня здорово контузило и слегка зацепило. «Духи» засекли нашу позицию и влупили из РПГ. Спас меня бронежилет, но все равно маленький осколок попал мне в лоб, и кусок уха оторвало. Контузило еще сильно. В себя приходил несколько минут. В другой раз в тот же день «духи» обвязали пластитом «выстрел» РПГ-7 и снова ударили по нам. Взрыв был такой силы, что вынесло все перегородки на этаже. Получился очень большой зал – хоть балы устраивай. Меня снова контузило. Без сознания лежал. Общага уже сильно горела. Мы все к ночи перебрались на второй этаж и только оттуда уже воевали. Стали думать, как уходить.

Часть четвертая. Попытка прорыва

Утром третьего дня я лично обратился к полковнику, старшему из фээсбэшников, сказал: нечего тут оборонять эти стены. Нужно прорываться. Нас почти 90 человек. Из них двадцать – матерые бойцы. Остальные тоже, если жить захотят, стрелять будут. Полковник одобрил. Весь день воевали. К ночи меня срубило – последствие двух контузий.
Разбегаться из общаги начали не все разом, а группами. Кому-то пришло в голову разделиться на группы. Это была ошибка. Первыми сбежали сразу тридцать человек. Им сильно повезло. «Чехи» их проспали, и они без единого выстрела дошли до управления ФСБ. Вторая же группа вышла и напоролась на «чеховский» пулемет, который выставили под аркой дома напротив часа в четыре утра. Всю группу перебили. Погибло сразу человек тридцать. Мы, «вымпела», попытались прорваться третьей партией. Прошли метров двадцать и напоролись на пулеметы. Откатились к зданию банка, которое примыкало к общаге. Наши тащили раненого Ромашина и меня тоже. Меня под обстрелом затащили в пристройку, а Ромашина – нет. Скорее всего, я думаю, он там во время попытки прорыва сразу погиб.
Итак, нас осталось 15 человек: сотрудники «Вымпела» и несколько оперов со Ставрополья. Мы засели в банковской пристройке. Решили держать оборону до конца. У нас были с собой 3 пулемета, другое оружие. Боекомплекта было достаточно. Жалко, ВСС уже похерили. В тот же день «духи» посылали к нам под окна какого-то «липового» фээсбэшника, который предлагал нам коридор. Послали мы его вместе с коридором. Потом «чехи» затеяли провокацию – согнать баб из окрестных домов и под их прикрытием к нам подобраться. Как это было ни неприятно, но мы приняли решение стрелять на поражение. К счастью, от этой затеи боевики отказались. Потом они принялись нас уговаривать сдаться, рассказывали, как им приятно с нами воевать и какие мы достойные солдаты! Нам было наплевать на их корявые комплименты. Сдаться мы снова отказались. Потихоньку воевали, обозначали присутствие. Помню, завалили одного «душка», который слишком нагло с пулеметом бегал. Боевики обиделись. Вышли на нас по станции и угрожали: «Русские, вам п… ц!»
Той памятной ночью мы сожгли все наши документы, уничтожили все личные архивы. Оставили только личные жетоны с номерами. И нательные крестики. Я увлекался тогда фотографией, таскал с собой фотоаппарат и кучу пленки. Все пришлось сжечь.

Часть пятая. Прорыв

Смотались осторожно в общагу за ночь, сгребли оттуда старые матрасы и спальники, разложили их аккуратно на ступенях лестницы пристройки, чтобы битое стекло не хрустело под ногами. Днем «духи» уже осмелели, шарились под окнами, но внутрь заходить еще боялись. Мы кое-как провели день и наутро решились на вторую попытку. В 4 утра по двору общаги внезапно ударила наша артиллерия. Скорее всего в управлении ФСБ решили, что мы все погибли, и, связавшись с Ханкалой, попросили накрыть общагу 120-мм минами. Артобстрел нам помог. Во-первых, взрывом выбило зарешеченное окно с удобной для нас стороны, во-вторых, все боевики попрятались. Мы сиганули через выбитое окно. 400 метров пробежали, как на крыльях. Вышли к какому-то брошенному частному дому. Там отсиделись еще день. Пока бежали, в тумане потеряли двоих наших. Одного звали Юра. Он прополз по канаве несколько сот метров и дополз к управлению ФСБ, сообщил, что мы живы. Коллеги сформировали и выслали поисковую группу… Вышли они на нас к вечеру. Радости не было границ, но радость эта была омрачена еще одной смертью. Во время нашей эвакуации по нам неожиданно отработал «духовский» пулеметчик, и наш сотрудник, прапорщик ФСБ погиб, прикрывая наш отход. Потом, когда объявили перемирие с боевиками, наши ходили собирать своих убитых. Ходили без оружия, согласно договоренностям, с одними ножами. Всего тогда погибло около сорока сотрудников. Один из них был офицер «Вымпела» Сергей Ромашин, позднее представленный к Золотой Звезде Героя России посмертно.
За работу в августе 96-го в Грозном меня наградили медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени. Потом был госпиталь. Между войнами был в различных командировках за рубежом, в одной африканской стране в составе группы охранял российских дипломатов. Тренировочный процесс тоже не забывали. Соревнования, выходы в горы, походы на Эльбрус…
Потом началась вторая война. Мы работали, в основном пользуясь проверенной информацией. Летом 2001-го наш отдел накрыл большую базу в предгорье. Был короткий бой, уничтожили около 10 «духов». Забрали много оружия, различного обмундирования и много комплектов формы, даже пришлось вызывать КамАЗ, чтобы вывезти все это добро. Я взял себе коробку сникерсов. Трофей потому что.

«Норд-Ост»

Нас подняли по тревоге. О том, что захватили Театральный комплекс на Дубровке, мы узнали из телевизора. Наш отдел сразу же направили к станции метро «Калужская» отрабатывать штурм. Два дня этим занимались, тренировались на скорость, отрабатывали слаживание между отделами… Я со своей 3-й группой заходил с правой стороны, от гаражей. Мне определили работать на 2-м этаже, на балконе. У самого входа на балкон почти случайно я уничтожил одного террориста. Он лежал на полу, в луже крови, видимо, оглушенный газом или может, быть, контуженный взрывом чьей-то гранаты. Я стоял к нему спиной и вдруг в зеркале на стене увидел, как он шевелит рукой и тянется за пазуху. Резко развернувшись, я выстрелил ему в лоб из винтореза. Перед входом в зал наша группа уничтожила двух «духов», на лестнице с противоположной стороны завалили их пулеметчика. Когда принялись разбирать и таскать заложников на улицу, чуть не добили в суете артиста, одетого в военную форму, приняв его за террориста. А это был исполнитель одной из главных ролей в мюзикле, по-моему, капитана Советской армии.
Потом на балконе мы, не веря глазам, трогали самодельный двухсоткилограммовый фугас, размером почти что с человека, изготовленный из двух сваренных железных полостей. В каких-то СМИ писали, что террористы «не собирались взрывать» театр и что все взрывные устройства были «муляжами». Муляжей там не было, все было «по-взрослому», и в серьезности их намерений у меня сомнений нет. В интервью телевидению главарь террористов сказал: «Мы хотим умереть больше, чем вы хотите жить!» О чем же тут спорить?
Сам штурм занял не более 3–5 минут. Мы все дело сделали классно, и помню, какой был подъем, какое настроение! Ведь шли, как смертники, в неизвестность. Но мы справились! Потом еще час таскали заложников из зала. Сняли «броню», противогазы и уже выполняли функции спасателей. Эвакуировали и искусственное дыхание делали. Я лично вытащил не меньше десяти человек. Потом лечил печень. Надышался газа.
За работу на «Норд-Осте» меня наградили медалью «За отвагу».
Потом – снова командировки, работа в «адресах», лесные базы и минные поля.

Два метра до смерти в Беслане

В августе 2004-го мы отрабатывали информацию в Ингушетии, а базировались во Владикавказе. Мы как раз работали по информации, когда сообщили о захвате бесланской школы. Наша группа прибыла в город немедленно, но из-за отсутствия ясных приказов или вводных все 20 «вымпеловцев» просидели до вечера в «Газели», наблюдая за нарастающей паникой и кутерьмой в городе. Мы еще не ощутили всего размаха, того масштаба события… С другой стороны – как идти на штурм здания без разработанного плана, тем более если там прикрываются детьми? К вечеру подтянулись остальные отделы «Вымпела» и «Альфы». Здание школы к тому времени превратили в укрепрайон. Все окна первого этажа были зарешечены и забаррикадированы, в окнах второго этажа террористы оборудовали пулеметные гнезда. Бандиты там много приготовили для нас неприятных сюрпризов…
А в это самое время по телевизору наивно врали про число заложников, кругом царила паника, родственники заложников стояли у стен Дома культуры ночи напролет и ждали чуда от нас. Плакали и ждали. По всему городу бегали группы вооруженных гражданских лиц, и это создавало ощущение беспомощности властей перед лицом сложившейся ситуации. Говорят, что был какой-то смелый план, как выкурить террористов, но я так и не узнал, что это был за план. На тот момент я был простым старшим оперуполномоченным и в штаб руководства операцией не входил. Несколько раз мы ходили в разведку, на рекогносцировку, подбирались к зданию со стороны окон столовой, выходящих на железную дорогу. До самих окон было расстояние одного короткого броска.
Во время взрывов я был в помещении техникума, где базировались все спецподразделения ФСБ и МВД. Мы сразу поняли, что это внутри школы взрыв, и сразу же стали экипироваться. Меньше чем через пять минут мы уже были на нашей позиции, у столовой. По нам сразу же открыли огонь террористы, потому что мы приблизились вплотную к столовой и принялись ломать боковую дверь. Она была завалена и намертво заперта изнутри. Мы пытались взрывать решетки, была идея вырвать их, привязав тросом к корме БТРа. К тому времени значительная часть заложников – детей и женщин – уже оказалась внутри столовой, куда их согнали под дулом автоматов террористы. Первым в столовую зашел лейтенант Андрей Туркин, офицер «Вымпела». Он вступил в бой с террористами, там и погиб потом, прикрывая нас и передавая из окон детей. Там же, в столовой, Славик Маляров, майор «Альфы», погиб. Туркин с другими ребятами воевал, а мы выносили детей. Помню, Андрей передал мне первого ребенка. Это был мальчик. Я его схватил и понес. Наверное, так я ни на одном кроссе не бегал! Помню, что, выпрыгивая из столовой, наступил на мертвого «духа», валявшегося под окном. И начали мы таскать этих детей…
Школа уже горела. Дым, крики заложниц в этом дыму, откуда-то из комнат доносится «Акбар!» террористов, по нам стреляют. Я бегу с какой-то девочкой на руках, лет девяти на вид, а мне в спину, со второго этажа стреляет автоматчик, но, видно высоко прицел взял, и – краем глаза замечаю – от стены отлетают куски красного кирпича и остается «пунктир» калибра 5,45. И несколько часов, словно наскипидаренные челноки, – туда-сюда с заложниками на руках. Это потом я понял, что мы их часа три таскали, а под пулями вообще о времени не задумывался. Все слилось в секунды. Вдох – выдох, схватил – побежал, попал – не попал. Вынес я около двадцати человек. Все время прикрывали друг друга, работали на автомате, четко и слаженно. Плакал ли я тогда? Мы все рыдали. Если не рыдали, то слезы стояли комком в горле. Дети были почти все раненые и обожженные. У одного мальчика была пулей разорвана щека, выбит глаз… Мы их таскали, потом бинтовали, отпаивали водой… Короче, это не был уже какой-то штурм или атака. Это была спасательная операция. А потом, наконец, мы принялись за этих пи… асов.
Плана как такового опять-таки не было. Все было импровизацией, действовали по обстановке. Мы пытались с разных сторон работать. Помню, мы с отделом хотели зайти со стороны гаражей, но не вышло: окна были завалены партами. Сверху в нас кидали гранаты. Один «ашник» аккурат под ноги «эфку» получил, чудом не погиб… Воевали террористы профессионально, подготовились к штурму очень тщательно, оборудовали запасные позиции везде, где возможно. Хитрые, суки… Один «дух» стрелял по нашим сверху вниз, через отверстие, пробитое в полу второго этажа! Представьте себе – не поленился специально пробить эту дыру. Предусмотрительные, твари… Бой шел уже четвертый час, мы с потерями наконец заняли столовую. «Альфа» контролировала главный коридор. Наш отдел пошел в направлении школьных классов по коридору, идущему от столовой к северному выходу, к гаражам. Мы должны были зачистить класс труда, где оборудовали себе позиции среди старых станков несколько террористов. Сколько их было точно, мы не знали, по крайней мере, двое (так и оказалось впоследствии). Мы напоролись на них еще на входе в коридор, а у лестницы столкнулись лоб в лоб. Действовали они так: пулеметчик с РПК поливал по стенам зигзагом, проход там неширокий, и рикошет шел просто бешеный, у нас сразу же появились раненые. Мы стали забрасывать их гранатами. Разрывы, серая пыль от них столбом, не видно ничего… Я и моргнуть не успел, как откуда-то сбоку передо мной возник «дух» с ручным пулеметом. Стреляли мы оба одновременно. И оба не промахнулись. Автомат у меня был установлен на одиночный режим огня. Я успел нажать на спуск два раза. Разделяли нас только два метра.
Никакой боли я не испытал. Меня просто откинуло навзничь, словно слон ногой пнул. Две пули 7,62 вошли в грудь и одна – в руку. Жизнь мне спасли бронежилет и разгрузник. Одна пуля вошла сквозь «лифчик» в «броник» и осталась в теле, вторая взорвала патроны в АКМовском магазине, торчавшем в кармане «лифчика». Третья пуля пробила правую руку насквозь, разорвав сухожилие и выйдя в районе локтя. Когда я лежал на полу, видел прямо над собой искаженное злобой лицо какого-то бойца «Альфы», стрелявшего по «духам» с колена. Майор Андрей Вилько, находившийся в полуметре от меня и тоже стрелявший с колена, погиб на месте. Пулеметчик террористов попал ему прямо в голову. Ужасно… Если бы Андрей стоял, а не присел на колено, то скорее всего остался бы жив. А потом я «ушел» и очнулся уже в госпитале… Террористов «мочили» еще несколько часов. Сначала их забрасывали гранатами, но они, уже раненные и контуженные, продолжали фанатично огрызаться. Они прятались в норах под железными станками в кабинете труда. В конце концов «вымпеловцам» это надоело, и «духов» уничтожили накладным зарядом с верхнего этажа. Тротила не пожалели. Положили сразу десять килограммов.
ЦСН ФСБ потерял десять бойцов. Из них семеро были офицерами «Вымпела». И у Андрея Вилько, и у Андрея Туркина на момент гибели жены были беременными…
Я провел 8 месяцев в госпиталях. Одну операцию мне делали за границей. Я учился заново писать и рисовать. Водить машину. Просто жить. После того как меня комиссовали, я наконец женился. А то все некогда было. Родину «зачищал». За участие в операции по спасению заложников в бесланской школе меня наградили орденом Мужества. Сейчас я пенсионер. О проблемах со здоровьем говорить не хочу. Недавно проходил комиссию ВТЭК, и мне чиновники пообещали инвалидность снять, мотивируя тем, что я вполне годен к труду. Так что главное – не унывать! Ведь я – молодой, живой, здоровый и даже дней рождения у меня два!