Обитель находится в самом центре Москвы на улице Большая Ордынка. Сегодня трудно найти человека, который никогда не слышал бы об этом удивительном месте, ставшем одной из главных московских достопримечательностей. Белокаменные стены обители в окружении чудом сохранившихся старинных купеческих особняков придают неизъяснимое очарование этому уголку Замоскворечья. Здесь все дышит историей, все хранит на себе отпечаток былого. Однако главное, что ощущает каждый человек, переступающий порог ее Святых врат – благодатную атмосферу радостного умиротворения и покоя. Именно это делает Марфо-Мариинскую обитель особо притягательным местом для всех ищущих утешения, помощи и поддержки. В ее истории нашли отражение важнейшие события минувшего XX века и перипетии личной судьбы основательницы – великой княгини Елизаветы Федоровны Романовой.

Жизненный путь каждого человека складывается из определенных, общих всем этапов: детство, юность, зрелость, старость. Эта своеобразная канва, по которой Промысл Божий символически вышивает судьбу каждого причудливым узором. Цвета и переплетения нитей в нем уникальны и неповторимы, также как уникальна и неповторима любая человеческая жизнь. Но бывают судьбы, узор которых непостижимым образом переплетается со многими иными, вбирает в себя все краски окружающего мира. Такие люди наделены от Бога особым даром духовного видения, живого участия и сострадательной любви к тем, кто находиться рядом с ними. Именно такова была основательница Марфо-Мариинской обители. О жизни великой княгини написано и сказано уже многое. Основные штрихи ее биографии просты и вместе с тем парадоксальны: немецкая принцесса, уроженка крохотного герцогства, ставшая женой русского великого князя, дяди государя самой большой страны в мире; блистательная светская дама, самоотверженно отдавшаяся служению Богу и ближним всеми силами своей благородной души; ревностная лютеранка, убежденно принявшая Православие и в конце жизненного пути удостоенная от Господа мученического венца.

4 февраля 1905 года произошло событие, которое полностью изменило жизнь Елизаветы Федоровны. Ее муж, великий князь Сергей Александрович Романов, погиб от рук эсера-террориста Ивана Каляева. После кончины супруга княгиня уже никогда не снимала траур, стала держать строгий пост и много молиться. Она задумала учредить особую женскую общину, члены которой посвящали бы свою жизнь деятельному служению ближним. Это решение являлось логичным продолжением предыдущих трудов Елизаветы Федоровны, к тому времени возглавлявшей большинство благотворительных обществ Москвы.

В мае 1907 года на личные средства великая княгиня приобрела в Замоскворечье усадьбу, ранее принадлежавшую купцам Соловьевым, один из которых – Константин Макарович Соловьев был известным библиофилом, собирателем книг по истории и культуре России. Усадьба состояла из четырех отдельно стоящих зданий и участка земли в полтораста десятин, значительную часть которого занимал старый сад. Уже в октябре ею был открыт здесь воинский лазарет.

Путь, избранный великой княгиней, казался весьма необычным ее современникам. В житиях русских святых встречаются примеры, когда благочестивые представительницы высшего сословия творили милостыню, одевали нагих, питали алчущих, принимали странников. В русском средневековье многие супруги князей по смерти своих мужей покидали мир, удаляясь в иноческие обители, как, например, благоверная Анна Кашинская или преподобная Евфросиния (в миру – Евдокия, супруга благоверного великого князя Димитрия Донского). Однако столь глубокие перемены, произошедшие в жизни еще достаточно молодой женщины, совсем недавно блиставшей на светских раутах, были не вполне поняты и приняты не только светом, но и самыми близкими ей людьми. Свидетельством тому – переписка Елизаветы Федоровны с императором Николаем II, который поначалу воспротивился ее стремлению навсегда покинуть двор и посвятить себя служению ближним.

Интероьер главного храма обители

В XIX веке заниматься благотворительностью считалось хорошим тоном, особенно среди аристократии. Многие знатные дамы, следуя этому правилу, навещали больных и нуждающихся, покровительствовали учебным заведениям для бедных, сиротским приютам и богадельням. В России еще в XVIII столетии было организовано особое ведомство по делам благотворительности, носившее имя императрицы Марии Федоровны – супруги Павла I. После ее смерти ведомство последовательно возглавляли императрицы Александра Федоровна, Мария Александровна и Мария Федоровна – мать Николая II. Очевидно, император предполагал, что вдова великого князя Сергея Александровича вполне могла бы обрести себя на подобном поприще, оставаясь при этом в привычной комфортной среде. Но натура Елизаветы Федоровны была такова, что не позволяла ей принимать половинчатых решений. Вот что она писала императору Николаю II в апреле 1909 года: «Некоторые не верят, что я сама, без какого либо влияния извне, решилась на этот шаг, многим кажется, что я взяла неподъемный крест и либо пожалею об этом и сброшу его, либо рухну под его тяжестью. Я же приняла это не как крест, а как дорогу, полную света, которую указал мне Господь после смерти Сергея и стремление к которой уже много-много лет назад появилось в моей душе. Не знаю – когда, кажется, мне с самого детства очень хотелось помогать страждущим, прежде всего тем, кто страдает душой…

Желание это во мне росло, но в нашем тогдашнем положении, когда мы должны были принимать у себя, делать визиты, устраивать приемы, ужины, балы… я не могла целиком посвятить этому жизнь…

Ты можешь не согласиться с такими “большими переходами в жизни”, но ты пойми: для меня это никакой не “переход”. Это выросло постепенно и теперь обрело форму, и многие из тех, кто знал меня всю жизнь и видят меня здесь, вовсе не удивились, а сочли эту перемену лишь продолжением того, что началось раньше, и сама поняла это так…

Конечно же, я недостойна той безмерной радости, какую мне дает Господь – идти этим путем, но я буду стараться, и Он, Который есть одна любовь, простит мои ошибки, ведь Он видит, как я хочу служить Ему… В моей жизни было столько радости, в скорби – столько безграничного утешения, что я жажду хоть частицу этого отдать другим…

Я хочу, чтобы вы оба и все-все знали то, о чем я уже много раз говорила и писала: я совершенно покойна, а совершенный покой – это совершенное счастье… Мне Господь дал прекрасную работу на этой земле. Исполню ли я ее хорошо или плохо, один Он ведает, но я буду стараться изо всех сил, и я влагаю свою руку в Его и иду, не страшась тех крестов и нападок, которые приуготовил для меня этот мир… Я хочу работать для Бога и в Боге для страждущего человечества».

10 февраля 1909 года во исполнение своего намерения великая княгиня перебралась жить в приобретенную ею усадьбу вместе с несколькими сподвижницами. Так было положено начало созиданию Марфо-Мариинской обители милосердия.

Великая княгиня Елизавета Федоровна Романова

Небесными покровительницами общины Елизаветой Федоровной не случайно были избраны святые сестры Марфа и Мария, о которых говорится в Евангелии. Повествуя о том, как Спаситель впервые пришел в дом Своего ученика Лазаря, евангелист Лука свидетельствует, что одна из сестер Лазаря – Марфа, сбиваясь с ног, хлопотала по хозяйству, чтобы достойно принять и накормить дорогого Гостя. Другая – Мария, напротив, оставила все дела и сев у ног Спасителя, внимала Его словам. Уставшая и несколько раздосадованная Марфа просила Христа послать ей на помощь Марию, на что Он ответил: «Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно. Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее» (Лк. 10: 41–42). В этих словах Божественного Учителя нет осуждения или укоризны в адрес той, что в силу своего разумения предпочла деятельное, практическое участие во встрече Христа. Есть только указание приоритета, «единого на потребу» – словесного служения, восприятия слова Божия, избранного мудрой Марией. Это пример для всех последующих поколений христиан, которые, шествуя по стопам учеников Спасителя, должны стремиться разумно сочетать физическое и духовное, труд и молитву, отдавая, однако, предпочтение молитве.

Несомненно, стремлением воплотить этот новозаветный идеал в жизнь была движима великая княгиня. Но, возможно, давая именование обители, она помнила и о другой евангельской истории. В ней рассказывается о том, как после внезапной смерти Лазаря именно слезы и скорбь его сестер, которых Спаситель искренне любил, предшествовали чудесному воскрешению умершего, уже четыре дня находившегося в гробу. Это событие Православная Церковь ежегодно празднует в канун Вербного воскресенья. Не видела ли Елизавета Федоровна в образе усопшего Лазаря духовно гибнущий русский народ, возлагая надежду на то, что по молитвам сестер Марфо-Мариинской общины Господь воскресит его?

Подтверждение этому можно видеть в том, что наиболее дальновидные и патриотично мыслящие русские люди сочли открытие Марфо-Мариинской обители началом нравственного очищения общества. Одним из них стал философ Василий Васильевич Розанов, посвятивший обители милосердия статью, озаглавленную «Великое начинание в Москве». Один из друзей философа впоследствии благодарил его за то, что тот в своем очерке обратил всеобщее внимание «в сторону новой прекрасной идеи человека, которому Бог дал талант быть вдохновенно-доброй и возможность по исключительным своим условиям выразить свою идею активно».

При создании обители был использован как русский православный, так и европейский опыт. Устав написала самой великая княгиня, руководствуясь благословением и советами старцев Троице-Сергиевой лавры и Введенской Оптиной пустыни. По ее замыслу, насельницы должны были приносить обеты целомудрия, нестяжания и послушания, однако, в отличие от монахинь, по истечении определенного срока могли уйти из обители и создать семью. По эскизам художника Михаила Васильевича Нестерова для них было создано особое облачение, близкое по покрою к монашескому.

Елизавета Федоровна, будучи глубоко верующим человеком, приступала к созиданию обители с твердой надеждой на Бога. «Помолись о моем деле, чтобы Господь благословил, и чтобы оно окрепло и принесло пользу твоей стране, – писала она императору Николаю II в июне 1909 года. – Я не увижу этого, так как я только полагаю начало, но я счастлива этим».

Большую духовную поддержку и помощь княгине в ее великом начинании оказал митрополит Московский Владимир (Богоявленский). Промыслом Божиим она обрела бесценного помощника и советчика – протоиерея Митрофана Серебрянского. Об этом священнике Елизавета Федоровна узнала еще в 1906 году, прочитав его книгу «Дневник полкового священника». Она пожелала познакомиться с автором, вызвав его из Орла, где он служил на приходе, в Москву. По достоинству оценив даровитого пастыря, она пригласила его стать духовником юной обители. Насколько высоко ценила великая княгиня отца Митрофана, видно из ее письма государю: «Для нашего дела отец Митрофан – благословение Божие, так как он заложил необходимое основание… Он исповедует меня, окормляет меня в церкви, оказывает мне огромную помощь и подает пример своей чистой простой жизнью – такой скромной и простой в его безграничной любви к Богу и Православной Церкви. Поговорив с ним лишь несколько минут, видишь: это скромный чистый Божий человек, Божий слуга в нашей Церкви».

Обитель понемногу обустраивалась. Одно из зданий усадьбы, приобретенной великой княгиней, было отдано под больницу, общежитие для сестер, трапезную, кухню, кладовую и другие хозяйственные помещения. По соседству располагались покои самой Елизаветы Федоровны. Третье здание при открытии обители служило воинским лазаретом, а затем было переоборудовано под аптеку и амбулаторию, над которыми располагались сестринские келлии. Верхний этаж четвертого здания занимала квартира духовника обители, а внизу была устроена библиотека и классы воскресной школы. К этому зданию была пристроена просфорня. В 1909 году был приобретен еще один участок земли, прилегавший к саду обители. Часть имевшегося на участке дома приспособили для приема гостей и паломников. В 1911 году был выстроен еще один трехэтажный дом, на двух этажах которого также жили сестры, а на первом находилась спальня девочек приюта, открытого впоследствии. Все сооружения обители, кроме дома священника, соединили внутренними переходами, так что их можно было обойти, не выходя наружу. Был также выстроен небольшой одноэтажный домик, который использовался как барак для заразных больных. Позже его стали называть домиком садовника. Слева от него стояла часовня, где отпевали умерших. Место перед часовней было названо Голгофой в память о горе, где свершилось Распятие Спасителя. С левой стороны от Святых врат по проекту архитектора Алексея Викторовича Щусева была также выстроена часовня, где насельницы читали Неусыпаемую Псалтырь.

9 сентября 1909 года состоялось великое освящение первой церкви обители во имя святых жен Марфы и Марии, устроенной в доме, где жили сестры и находилась больница. Храм освятил викарий Московской епархии епископ Дмитровский Трифон (Туркестанов). Церковь, соединившая между собой больничные палаты и покои настоятельницы, была устроена таким образом, чтобы тяжелобольные могли видеть богослужение со своих коек. Именно здесь 9 апреля 1910 года состоялось посвящение Елизаветы Федоровны и ее первых 18 сподвижниц в крестовые сестры.

«В храме обители было отслужено торжественное всенощное бдение епископом Трифоном в сослужении настоятеля храма отца Митрофана Сребрянского и других священников, – писал в своих воспоминаниях В.Ф. Джунковский. – Перед великим славословием великая княгиня и 18 сестер обители дали торжественный обет посвятить себя служению ближним. А на другой день, 10 апреля, великая княгиня дала обет управлять основанной ею обителью.

В тот день в 9:30 часов утра прибыл митрополит Владимир. После встречи началась обедня.

Великая княгиня и все сестры были в светлых одеждах. На голове – апостольник – белый полотняный платок, покрывавший голову. На груди – кипарисовый восьмиконечный крест с изображением на лицевой стороне Спаса Нерукотворенного и Богоматери с омофором, простершей руки, на оборотной – изображение святых Марфы и Марии и слова заповеди Господней о любви к Богу и ближним. Поверх апостольника – длинное покрывало, спускавшееся с головы до пояса…

На малом входе с Евангелием протодиакон храма Христа Спасителя подвел великую княгиню к алтарю. Положив три земных поклона, великая княгиня подошла к митрополиту Владимиру и на его вопрос дала обет управлять обителью милосердия в духе Православной Церкви до конца дней своей жизни.

Митрополит, сняв с великой княгини крест и покрывало сестры, прочитал особую молитву и, возложив на нее настоятельский крест и покрывало, провозгласил “Аксиос”. Этим обряд окончился.

Было трогательно, умилительно, у многих на глазах были слезы…. Волнение чего-то совершившегося крупного, хорошего, чувствовалось всеми… С того дня великая княгиня совсем поселилась на Ордынке, покинув Николаевский дворец, и вся ушла в заботы о своем новом детище – обители настоящего милосердия, в полном смысле этого слова».

На литургии, после посвящения крестовых сестер, епископ Трифон, обращаясь к ним, сказал: «Эта одежда скроет вас от мира, и мир будет скрыт от вас, но она в то же время будет свидетельницей вашей благотворительной деятельности, которая воссияет пред Господом во славу Его».

«Для меня принятие обетов – это еще нечто более серьезное, чем для юной девушки замужество. Я обручаюсь Христу и Его делу», писала Елизаветы Федоровны императору Николаю II в марте 1910 года.

Великая княгиня говорила своим единомышленницам и последовательницам: «Я оставляю блестящий мир, где я занимала блестящее положение, но вместе со всеми вами я восхожу в более великий мир – в мир бедных и страдающих».

20 ноября 1910 года митрополит Владимир утвердил первый устав обители, цель которой заключалась в том, чтобы «трудом сестер… и иными возможными способами помогать в духе чистого христианства больным и бедным и оказывать помощь и утешение страждущим и находящимся в горе и скорби».

При устройстве обители милосердия Елизавета Федоровна подчеркивала, что новое по форме для Русской Православной Церкви учреждение – женская обитель милосердия – опирается на раннехристианскую традицию. В глубокой древности существовал особый церковный чин «диаконис», в который поставлялись девицы и вдовы. Их задачей являлась помощь священникам при совершении таинства крещения над женщинами, а также служение нуждающимся и немощным членам христианской общины своими трудами. Именно преемницами этого древнего служения видели себя сестры Марфо-Мариинской обители.

«Мы исходим из строго церковного основания, православного во всех частностях, и имеем благословение митрополита, который, разумеется, знает всю нашу жизнь… Священный Синод находит, что сейчас как раз подходящий момент для того, чтобы поддержать Церковь, укрепить пошатнувшуюся веру… Они надеются, что будут основаны дома сестер, подобные нашему. Из-за одного этого мы должны быть утверждены как диаконисы», – писала великая княгиня своему августейшему деверю в январе 1912 года.

Ввиду необычности и важности начинания великой княгини решение о дозволении сестрам обители именоваться диаконисами рассматривалось Святейшим Синодом, где было поддержано большинством голосов. «За» проголосовали митрополит Московский Владимир, митрополит Киевский Флавиан, архиепископ и экзарх Грузии Иннокентий, архиепископ Финляндский Сергий, архиепископ Волынский Антоний, архиепископ Полтавский Назарий, епископ Холмский Евлогий и обер-прокурор Синода В.К. Саблер. Несомненно, сторонники Елизаветы Федоровны в вопросе создания обители обладали особой архипастырской мудростью и дальновидностью. Свидетельством тому стало и то, что впоследствии почти каждый из них сыграл значимую роль в новейшей истории Русской Православной Церкви. Митрополит Московский Владимир (Богоявленский), возглавивший в 1915 году Киевскую кафедру, был расстрелян большевиками в 1918 году и ныне прославлен в лике новомучеников и исповедников Российских. Архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий), эмигрировавший после революции, стоял у истоков создания Русской Православной Зарубежной Церкви. Епископ Холмский Евлогий (Георгиевский), также ставший эмигрантом, управлял русскими православными приходами в Западной Европе. Архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский) на Поместном Соборе 1943 года был избран Святейшим Патриархом Московским и всея Руси.

Быт обители был крайне прост, скромен и непритязателен.

«Все наше служение основано на вере и живет ею. Батюшка их (сестер) наставляет, три раза в неделю у нас бывают замечательные лекции, на которые приходят и гостьи. Потом еще на утреннем правиле батюшка читает из Евангелия и говорит краткую проповедь и т.д. Я опекаю их, мы разговариваем…

Чай пьем всегда вместе, и священник с матушкой тоже, разговор бывает о духовном… Потом у нас будет большая трапезная, как в монастырях, с чтением житий, а я, как настоятельница, буду иногда выходить и смотреть, чтоб все было по моему установлению. В нашей жизни очень много от монастыря, я нахожу это необходимым», – писала великая княгиня императору Николаю II 18 апреля 1909 года.

В саду обители по проекту Щусева был построен другой храм – в честь Покрова Пресвятой Богородицы – в память о воинах, погибших в русско-японской войне. Архитектор был рекомендован великой княгине его давним другом художником М.В. Нестеровым. Детальная проработка проекта храма, который по замыслу зодчего должен был напоминать обликом средневековые церкви Новгорода и Пскова, проводилась непосредственно в обители при активном участии ее начальницы. Фундамент церковного здания был заложен 22 мая 1908 года. Для выполнения скульптурных работ и резьбы по камню для храма Елизаветой Федоровной был приглашен одаренный студент Строгановского училища Никифор Яковлевич Тамонькин. Именно он выполнил все скульптурное убранство, рельефы на стенах, фонтаны в саду, а также памятную закладную доску. Вмурованная в северо-восточную часть алтарной апсиды эта белокаменная доска сохранилась до настоящего времени, и каждый может прочитать высеченный на ней текст: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. При державе благочестивейшего самодержавнейшего великого государя императора Николая II Александровича, в личном присутствии ее императорского высочества великой княгини Елисаветы Феодоровны, их высочеств принцессы баттенбергской Виктории, дочери ее принцессы Луизы и их королевских высочеств королевича греческого Андрея с супругой королевной Алисой, в сослужении преосвященного Трифона епископа Дмитровского, протоиереев Константина Зверева и Митрофана Сребрянского, в присутствии художника М.В. Нестерова и строителя храма архитектора А.В. Щусева, заложися храм сей во имя Покрова Пресвятой Богородицы в лето от сотворения мира 7416, от Р.Х. 1908-е, мая 22-го, на день Вознесения Господня. Аминь».

Начальница обители, тонко чувствовавшая красоту и обладавшая большим художественным вкусом, стремилась украсить свое любимое детище в соответствии с лучшими традициями русского духовного искусства. Расписывать Покровский храм был приглашен академик живописи Михаил Васильевич Нестеров, к тому времени уже признанный мастер, в творческой биографии которого значилось участие в создании, в содружестве с Виктором Михайловичем Васнецовым, фресок Владимирского собора в Киеве. Замысел великой княгини нашел искренний и глубокий отклик в душе великого русского живописца.

Росписи Нестерова

«Община во имя Марии и Марфы и храм во имя Покрова при ней воздвигаются на личные средства великой княгини. И это – дело ее души. Вся затея, с обеспечением на вечные времена, обойдется недешево, а потому на “художество” ассигнована сравнительно сумма небольшая, а так как моя давнишняя мечта – оставить в Москве после себя что-либо цельное, то я, невзирая на скромность ассигновки, дело принял (к искреннему удовольствию великой княгини). А приняв его, естественно, и отдался этому делу всецело», – писал М.В. Нестеров А.А. Турыгину.

Кисти Нестерова принадлежали образа иконостаса и царских врат, а также фрески, среди которых особое место занимает композиция «Путь ко Христу», размещенная над западной аркой трапезной. По существу, это художественное отражение ключевой евангельской темы – жертвенного служения как пути, ведущего к Богу. «Я предложил написать нечто сродное “Святой Руси”: сестры общины Марфы и Марии в их белых костюмах ведут, указывают людям Христа, являющегося этим людям в их печалях и болезнях душевных и телесных, среди светлой, весенней природы. Люди эти не есть только «люди русские» ни по образу, ни по костюмам… (такова идея общины – евангельская, общечеловеческая)», – писал Нестеров позднее, рассказывая об истории создания росписи. По его же эскизу была создана мозаичная икона Спаса Нерукотворного, помещенная в нише над входными дверями на западном фасаде церковного здания.

В росписи Покровской церкви великому Нестерову помогал 19-летний юноша, уроженец Палеха и выпускник тамошней иконописной школы, Павел Корин. Именно этому талантливому мастеру пять лет спустя Елизавета Федоровна доверила роспись крипты Покровской церкви.

8 апреля 1912 года состоялось освящение Покровского храма митрополитом Владимиром (Богоявленским), епископом Трифоном (Туркестановым) и Серпуховским епископом Анастасием (Грибановским). В престол этого храма, как и ранее в престол домовой больничной церкви, были вложены частицы мощей святителя Алексия, митрополита Московского, праведной Елисаветы и преподобного Иоанна Лествичника.

По замыслу Елизаветы Федоровны трапезная часть Покровской церкви предназначалась также для проведения церковно-общественных мероприятий, то есть обитель, по сути, призвана была стать просветительским центром: здесь проходили лекции и духовные беседы, заседания Палестинского общества, Географического общества, публичные чтения православной литературы и другие мероприятия. В обители милосердия оказывалась поддержка многим представителям художественной интеллигенции, здесь бывали Николай Голованов, Сергей Есенин, Николай Клюев…