— Почему именно тебя в 16 лет взяли воевать, ведь ваша команда была укомплектована кадрами с боевым опытом?

— В основном, да, процентов 70 из ее состава (а нас в подразделении было около 20 человек) имели за плечами опыт боевых действий. Я был со многими знаком из этого подразделения. Они меня рекомендовали как перспективного бойца с отличной физической подготовкой, который изучал военное дело с малых лет. Чудом меня взяли в команду.

— Непосредственно со Стрелковым было собеседование?

— Нет, был разговор с нашим командиром «Ромашкой». Меня в любом случае хотели взять, не собирались отказывать. Но могли отправить в обычную роту, куда набирали новобранцев из Крыма. В спецподразделение меня взяли действительно чудом, по рекомендации друга. Поначалу доверяли охранять здания, когда товарищи отправлялись на боевые выезды, занимался второстепенными делами, и не имел возможности себя толком проявить. В Крыму боевых действий не было.

— Что заставило тебя пойти на столь смелое решение, сделать этот шаг?

— Мотивация была во мне с детства. Меня так воспитали. Я понимал, что война в любом случае будет (не важно, в каком виде, Третья мировая или гибридная). Поэтому я готовился: проходил военную подготовку в местной казачьей организации. Потом, когда все началось, я не мог больше оставаться в родном городе. Не потому что мне что-то угрожало. Просто не было сил слушать нацистскую мерзость от зомбированных людей. Поэтому я поехал туда, где живут адекватные русскоязычные люди — в Крым.

— Можно назвать тебя типичным представителем украинской молодежи?

— Типичным наверное можно назвать того, что живет как основная масса: учится, семью создает, деньги зарабатывает. Я с самого начала наверное был не типичным. Будучи гражданином Украины, состоял в организации, которая занималась пророссийским воспитанием.

— Как отнеслись к политическим переменам в стране твои одноклассники? Были среди них такие, кто поддержал Майдан?

— Все мои одноклассники отправились на Майдан. Не было ни одного единомышленника в моем окружении. Во всем учебном заведении я нашел только одного человека, с такими же взглядами как у меня.

— Как можно это объяснить? Это что — зомбированность?

— Есть и такое объяснение. Но проблема глубже. Изначально мы все говорили на русском языке. Потом вдруг переключились на украинский, потому что это стало модным и патриотичным.

— Когда это произошло?

— Вот, как раз примерно в начале Майдана — в ноябре.

— Тяжело переходить с украинского на русский и обратно?

— Я знаю на отлично и русский, и украинский. Пишу одинаково грамотно и на том, и на другом. Замечаю, что даже некоторые политики разговаривают на украинском хуже, чем я. Но людей не останавливало даже то, что внезапный переход выглядел очень смешно. Не у всех получалось: выглядело искусственно и их деланная речь, и стремление соответствовать массовому спросу.

— Ты предполагал, что война будет именно такой, как сейчас?

— Я никак себе не мог представить войну России с Украиной. Я мог представить себе войну с Китаем или с США.

— А в молодежной среде звучала такая мысль, что война с Россией неизбежна?

— Слышал такой расклад событий: что в 2015 году, когда будет переизбрание президента, будет гражданская война. Так и говорили. Народ чувствовал, что к этому идет. Но случилось все немного раньше, чем ожидали.

— Был ли мирный сценарий? Возможно ли было как-то договориться, на твой взгляд?

— Нет. Мы уже тогда сталкивались с радикальными нацистскими группировками типа ВО СВОБОДА. Когда мы ходили на мирные мероприятия, они нас провоцировали. Было понимание, что фашистские настроения растут, а их приверженцев становится все больше и больше. Россия, к сожалению, никак своего присутствия и своей ценности в глазах русскоязычных украинцев не обозначала. Не было элементарной культурной политики. Теперь мы пожинаем плоды этого позорного бездействия.

— На какое время пришелся пик роста ультранационалистических организаций?

— Одновременно с легализацией ВО СВОБОДЫ на выборах в Верховную Раду. С этого времени они оказались у власти и приступили к активной вербовке и подготовке подразделений, к активной пропаганде русофобских идей среди молодежи.

— Присоединение Крыма к России — это правильный шаг, на твой взгляд?

— Ну, если бы я считал иначе, меня бы не было в Крыму. К тому же, я собственными глазами видел, что люди не представляют себе иной участи, кроме как быть в России. Это было абсолютно единодушное решение, люди помогали ставить баррикады, кормили ополченцев. Я побывал не в одном городе, и всюду картина была одинакова. Даже татары были за присоединение к России. Процент патологических украинцев был не больше двух.

— А ты, как житель большой Украины, не чувствовал, что вас бросили? Крым присоединили, а остальную часть Русского мира оставили на произвол судьбы?

— Крыму сопутствовала большая удача и политическая воля России. С остальными русскими территориями, оказавшимися в составе Украины, дело сложнее. Когда я уже воевал на Донбассе, я думал: почему не вводят войска. Мы здесь умираем, а Россия не вводит войска. Потом, когда я выехал оттуда, посмотрел на все со стороны и понял: наоборот хорошо, что Москва этого не делает. Этого и добиваются в Киеве и Вашингтоне. Провоцируют Россию, даже долбили по российской территории, чтобы вызвать необратимую реакцию. Как только Россия введет войска, против нас будут воевать уже не украинские вояки, а западные армии. Россия не поддалась на эту провокацию. И это правильно. У нас есть время. Время играет против наших врагов. А мы укрепляемся, становимся сильнее.

— Я говорил со многими жителями Донбасса. У них есть огромное разочарование в том, что их бросила Россия. Они надеялись на другой ход событий. Нет ли у тебя самого чувства обиды?

— Нет никакого чувства обиды. Есть досада на провальные, потерянные годы, когда нужно было действовать и не отдавать братский народ на откуп западным политтехнологам. Но это отчасти вина пятой колонны в самой России.

— У тебя есть ощущение, что ты и Россия — это одно и то же?

— Во меня это чувство живет с сознательного возраста. Меня так воспитали.

— Дело в том, что здесь, в России мы не переставали думать, что Украина состоит из таких же как мы. Но теперь, разговаривая с украинцами, мы часто слышим, что они другие. После Крыма, как ты принял решение идти дальше?

— Принимать решение, — имеется в виду — сидеть обдумывать… У нас такого не было. Многие этот выбор сделали заранее. Когда мы собирались ехать на Донбасс, мы просто выполняли поступивший приказ. Мы полностью, всем сердцем хотели этого.

— Можно было не пойти?

— Можно было, конечно же. Но никто из группы не отказался. Ничего нам не обещали, никаких золотых гор не сулили. Сразу сказали четко: что мы там будем воевать не «вместе» с российской армией, а «вместо» нее. То есть там, около 30% состава может погибнуть. Говорили конкретно, что там будет. И никто не отказался от участия, любыми способами люди стремились на Донбасс. Был даже случай, когда на пароме понадобились паспорта, а у одного парня паспорта с собой не оказалось, и он не смог с нами поехать. В итоге он через Украину доехал до нас, и нашел нас.

«Вандал» — самый молодой ополченец, первопоходник — стрелковец, рассказал корреспонденту сайта «Русская весна» о своём участии в событиях в Славянске летом 2014 года.

— Перед самым переходом через границу Игорь Иванович, сказал красивые слова. «Мы идем на правое дело, за нами правда, за нами Бог!» Мы перешли границу пешком, затем двигались на машине, пока не зашли в Славянск.

— Вас не останавливали по дороге?

— К счастью, нет. Мы ехали с оружием. Разведка шла впереди — штурмовая группа вместе с командирами.

— Какого числа вы оказались в Славянске?

— 12 апреля. Некоторые ведут отчет с 13. Мы приехали утром и в первый же день захватили все стратегически важные здания.

— Как все это выглядело с тактической точки зрения?

— В Славянске уже присутствовали силы местной самообороны, которые вооружались подручными средствами и занимали некоторые здания, по крайней мере одно из зданий. Мы приехали по адресу, выгрузились, скоординировались и приступили к действиям.

— Вы заняли только здание СБУ?

— В первый день СБУ и Горотдел милиции. Я конкретно в захвате этих зданий не участвовал. Я участвовал в захвате СБУ в Краматорске в команде с терскими казаками.

— Ты работал в резерве?

— Спецподразделение делится на три группы: штурмовая, группа обеспечения и группа прикрытия. Я находился в группе прикрытия, поскольку я медик по профилю. Две группы ушло, например, на задание, а я остаюсь возле нашего транспортного средства, прикрывая тыл и оказывая медицинскую помощь по мере необходимости. Поначалу было так.

— Было ли оказано какое-то сопротивление в Славянске?

— Никакого сопротивления нам не оказывали. Сотрудники добровольно сдавали все. После захвата СБУ в Краматорске к нам даже подошли рабочие и сообщили, что наварили большую кастрюлю плова — позвали нас перекусить. Они не знали как все обернется дальше и спрашивали разрешения уже завтра выйти на работу под нашим началом. Никаких противостояний не было. Люди приветствовали нас. Никто не воспринимал нас в качестве захватчиков.

— Чисто технически, как происходил захват СБУ в Краматорске?

— Мы приехали на автобусе, есть даже видео такое, какие-то провокаторы афганцы вышли нам на встречу. Стали говорить, что они «тоже за нас», мол, давайте без стрельбы уходите отсюда. После пары выстрелов в воздух они разбежались. Мы окружили здание, выбили дверь, которая была для проформы забаррикадирована. Из окна второго этажа прозвучал выстрел, возможно также для галочки. На подавление огня последовали наши выстрелы. Никто не пострадал. Заняли здание. Я конкретно был на охране периметра поначалу, потом зашел внутрь. Нельзя сказать, что все было идеально скоординировано. Был приказ не прикасаться к имуществу. Вскрыли только оружейную комнату.

— Через сколько дней после Славянска состоялась операция в Краматорске?

— Практически сразу. На второй день. Наш первый бой был 15 апреля по дороге в сторону Артемовска. Противник двигался на джипах. Это были представители украинской Альфы и наемники из англо-саксонской военной компании. Они недооценили нас. Думали, что мы с дубинками ходим. А мы положили их на месте, около двух десятков человек. Перед нами была поставлена конкретная задача — работать из засады. Мы выехали и сразу попали на них. Они сделали привал, и мы их перекосили из двадцати стволов. Это происходило днем. Конечно, приехала милиция, начали прочесывать лес. С нашей стороны не было ни одного убитого и раненого. Прибыл украинский БТР и начал по нам гасить. Возможно в нем сидел срочник, который не умел стрелять. Но с нашей стороны не было погибших.

— Когда начались серьезные бои?

— Когда мы сняли маски, тогда и начались. В первых числах мая. Когда боев не было, все ходили в масках, в условиях войны было уже не до антуража. Первый реальный штурм города состоялся 2 мая, но мы особого урона не ощутили. Я участвовал в серьезном бою 5 мая. Тогда погиб мой командир…

— Ромашка?

— Нет Ромашка погиб 2 мая в Славянске. У нас сменился командир, пришел человек с позывным «Медведь». Царство ему Небесное. Он очень хороший, смелый человек. 5 мая на Семеновке они пошли разведкой и нарвались на засаду. Вокруг них начали БТР кружить, пехота. Он был убит из крупнокалиберного пулемета, перебило руки и ноги. Мы приехали туда в разгар боя, я помог выбраться товарищу, раненому в бедро осколком. Потом подтянулись наши БМД, мы начали забирать остальных раненых. А Медведя когда забрали, я ему конечно оказал помощь, но она уже не имела смысла — травма несовместимая с жизнью. Хотя полтора часа он еще жив был, что само по себе чудо: 5.45 в животе. Но он свое дело успел сделать, покрошил немало укропа из пулемета. Когда наши ребята залегли, он вышел в центр перекрестка и начал гасить по пехоте. БТР скосил его, зайдя сзади.

— Вы предполагали, что будет именно так? Какие были ожидания? И какой оказалась реальность?

— Мы не могли представлять точно, как оно будет, но готовились к настоящим боевым действиям.

— Вы верили, что народ поднимется как один, что будет формирование большой армии?

— Нет мы надеялись, что на каком-то этапе войдет российская армия. Но наши ожидания не оправдались. Мы из-за своей неграмотности полагали, что если она войдет, то война разом прекратится. Потом уже пришло понимание происходящего.

— В Славянске началось формирование ополчения?

— Да, очень активно. Нас зашло в Славянск всего 60 человек, — а вышло уже 2000. Когда взяли СБУ, люди просто вокруг него построились безо всяких объявлений, начали копать окопы, таскать мешки с песком, потом сами взяли в руки оружие, когда оно появилось. В Семеновке, нам также активно помогали строить оборонительные сооружения.

— Планировались какие-то дальнейшие движения? Например, на Изюм, на Запорожье?

— Планировалось, что люди поднимутся в разных городах после второго мая. Но всенародного восстания не произошло. Однако все еще впереди.

— На первом этапе, когда начали подтягиваться части регулярной украинской армии, сам Стрелков заявлял, что мы не собираемся против них воевать, люди выходили живой цепью.

— Да, в первые дни нам сдалась 25 аэромобильная бригада. Они приехали, увидели мирных людей вышедших навстречу, и просто сдали оружие — отдали нам БМД. Кроме того на нашу сторону перешло около 30% их личного состава, в основном жители Днепропетровска. Остальные отправились по домам. Стрелков действительно озвучивал план не воевать против срочников. Но потом выяснилось, что война меняет людей, и даже сами срочники творили зверства на этой войне.

— Как прошел май после первых серьезных столкновений?

— Очень трудно. После боя на Семеновке мы отступили, и они отступили. В Семеновке была ничья. В десятых числах мая мы зачищали завод возле Семеновки, потом получили приказ занять Семеновку. Мы думали, что в ней окопанные БТРы, но выяснилось, что она пуста, заняли её, сразу начали укрепляться, блоки, окопы блиндажи, — примерно за неделю. К этому моменту нас начали обстреливать из миномета.

— Когда состоялось реальное окружение Славянска крупными силами?

— Окончательно нас окружили после боев в Ямполе. И после того, как врагом была захвачена Николаевка, где воевал Моторола. Я также приезжал туда вытаскивать раненых. Последней точкой вне города была Семеновка, которую они никак не могли одолеть. Штурмовали нас непрерывно. У нас оставался только один выход: через Артемовск на Краматорск, и в Донецк. Если бы мы остались там дольше, Славянск стал бы могилой для нас вместе с мирным населением.

— Как было организовано питание, снабжение?

— В Славянское СБУ приходили местные женщины и готовили нам еду. Люди щедро делились всем, что у них было. В Семеновке нас также поддерживали. Потом, когда мы захватили мясокомбинат на Семеновке, собственником которого оказался один из спонсоров Майдана, обнаружили там огромные запасы мяса. Мы кормили весь Славянск вместе с прилегающими поселками в течение двух недель. Когда мы были в Славянске, 99% населения были за нас. Нас поддерживали и после того, как начались страшные обстрелы. Большая часть нашей армии сложилась из местных кадров.

— Нет ли ощущения, что вы бросили этих людей, оставив Славянск.

— Почти всех, кто нам помогал, мы вывезли.
http://rusvesna.su/news/1424156074