Большевики, видя крушение своих планов, тогда (1925-1926 гг.) они еще стеснялись, решили изъять митр. Петра, но стали осторожно подходить к этому шагу: они не забыли своей неудачи с арестом Патриарха Тихона. С этой целью в газетах стали появляться статьи с клеветой на митр. Петра и обвинением его в контрреволюционности. Митрополит Введенский на обновленческом лжесоборе в Москве огласил заведомо ложный документ, сфабрикованный в ГПУ, якобы разоблачающий связь митр. Петра с заграницей.

Одновременно с этим, перед лицом уже прямой и для всех очевидной угрозы ареста, Тучков начал вести с митр. Петром переговоры о «легализации», т. е. об официальном оформлении управления Православной Церковью, какового она до сих пор не имела, являясь фактически нелегальной Церковью (в противовес легализированному обновленчеству).

Эта «легализация» «обещала» облегчить бесправное положение Церкви, но требовала от митр. Петра: 1) издания декларации такого содержания, какое впоследствии подписал митр. Сергий и в духе которого дал свое подлое «интервью» 17 февраля 1930 г. по поводу религиозных преследований; 2) исключения из числа управляющих неугодных власти епископов, т. е. устранение их от церковной жизни; 3) осуждение работы русского Синода за границей и 4) определенного контакта в деятельности с большевиками через Тучкова и Смидовича. Большевики рассчитывали, что, желая сохранить свободу и спасти себя от грядущих испытаний, митр. Петр пойдет на уступки. Но он решительно отказался от всех предложенных ему условий и не подписал поднесенного ему Тучковым текста декларации. И судьба Патриаршего Местоблюстителя была решена. 10 декабря 1925 г. у митр. Петра был произведен ночью обыск, он был арестован сначала на дому, а через два дня переведен во внутреннюю тюрьму (Лубянка, 2) ГПУ.

Одновременно были арестованы его сподвижники Николай, архиеп. Владимирский, Пахомий Черниговский, Прокопий Херсонский, Гурий Иркутский, еп. Парфений Ананьевский, Дамаскин Глуховский, Тихон Гомельский, Варсонофий Каргопольский.

Согласно завещанию, оставленному Местоблюстителем Патриаршего престола митр. Петром, в случае его ареста в управление Церковью должен был вступить или митрополит Нижегородский Сергий или митрополит Киевский Михаил или, наконец, митр. (тогда еще архиеп. Петроградский) Иосиф. Однако к моменту ареста митр. Петра ГПУ уже подготовило самочинную, захватную, ударную группу епископов во главе с архиеп. Екатеринбургским Григорием (Яцковским) и еп. Можайским Борисом, недавним любимцем православной Москвы, каковая, по примеру «Живой церкви», при аресте Патриарха, немедленно же, как только был арестован митр. Петр, созвала совещание своих заранее сговорившихся епископов, живших в Москве.

Эти епископы, объявив деятельность митр. Петра контрреволюционной (а она была только пастырски-христианской), декларировали, что они в виду ареста митр. Петра — Патриаршего Местоблюстителя, организуют «Временный Высший Церковный Совет» и будут управлять Церковью. Советская власть, подготовившая ко времени заключения митр. Петра их выступление, немедленно легализовала ВВЦС в качестве управляющего православною Церковью центра, разрешила иметь печать для удостоверения документов, канцелярию и дозволила широко распространить напечатанное в государственной типографии воззвание-декларацию к верующим. Одновременно митр. Сергий был лишен права выезда из Нижнего Новгорода и посему не мог вступить в управление Русской Церковью. «Григорианская» декларация имела то же содержание, что впоследствии «Сергиевская». Григорианцы начали, пользуясь поддержкой ГПУ, оспаривать у митр. Сергия заместительство митр. Петру, сидевшему в тюрьме, но, видя, что вся Москва решительно встала на сторону митр. Сергия, тогда еще не запятнавшего себя соглашением с большевиками, григорианцы стали убеждать митр. Сергия присоединиться к ним, возглавить их с принятием, конечно, их политической позиции. Из долгой переписки между спорившими иерархами выяснилось, что митр. Сергий отказывается признать ВВЦС и его политическую политику. Митрополит Сергий, желая погасить раскол в православной среде, разделяемой только политическими причинами, запретил в священнослужении всех участников ВВЦС. Позиции григорианцев стали совсем шатки.

Архиепископ Григорий (Яцковский), получив свидание с митр. Петром, сидевшим в тюрьме и ничего не знавшим о последнем расколе, передал ему доклад о церковных событиях в ложно-извращенном виде и просил дать ему поручение на управление Церковью в виду отказа всех трех кандидатов в заместители местоблюстительства (митр. Сергий, митр. Михаил (Ермаков), митр. Иосиф (Петровых)) от предназначенной им роли. Митрополит Петр, не подозревая предательства, зная архиеп. Григория как твердого защитника интереса Церкви по прежним выступлениям, положил на этом докладе тут же в ГПУ на свидании 1 февраля 1926 г. резолюцию о сдаче управления Церковью Совету в составе архиепп: Владимирского Николая, Екатеринбургского Григория, Томского Димитрия (Беликова): в это самое время архиеп. Николай сидел в той же тюрьме ГПУ, а архиеп. Димитрий приехать в Москву отказался, да он по своему уклончивому характеру и не способен был стоять в первых рядах защитников гонимой Церкви. Архиепископ Григорий, зная всё это, умолчал пред митр. Петром и, получив его резолюцию, остался в Москве политически господином положения. Москва волновалась.

Однако по Божьему промышлению, свою резолюцию митр. Петр написал не в категорической, но в условной форме, давая этим понять, что она обязательна к исполнению лишь при действительной невозможности для митр. Сергия управлять Церковью. Эта условность резолюции митр. Петра в то время спасла православие и дала митр. Сергию право отвергнуть предательство и самочиние архиеп. Григория (Яцковского). В полной неизвестности о результатах своего распоряжения, митр. Петр сидел во внутренней тюрьме ГПУ до мая 1926 г. В это время дела ВВЦС шли всё хуже, Москва признала митр. Сергия и новая затея ГПУ, точнее Евгения Тучкова, провалилась окончательно.

Тогда Тучков прибегает к новой хитрости. Окончившему срок ссылки в Нарымском крае митр. Агафангелу разрешают вернуться в Ярославль, но по дороге, в Перми, Тучков явился к нему и в разговоре изобразил катастрофическое положение Церкви, внутреннюю борьбу ВВЦС и митр. Сергия за власть, как момент, не дающий правительству возможности легализовать православную Церковь, к чему правительство якобы стремится. Тучков просил митр. Агафангела урегулировать внутренние дела в Церкви своим авторитетом и своими еще Патриархом данными полномочиями и войти с правительством в переговоры для оформления православного церковного управления.

Митрополит Агафангел, абсолютно не представляя себе истинного положения вещей, поверивши Тучкову, издал свое знаменитое Пермское послание о принятии им на себя управления Церковью. Спровоцировавши таким образом митр. Агафангела, Тучков одновременно хотел спровоцировать и митр. Петра и, показав ему послание митр. Агафангела, предложил написать письмо митр. Агафангелу о передаче ему местоблюстительства. Митрополит Петр воспользовался этим случаем и написал 22 мая 1926 г. митр. Агафангелу письмо, приветствуя его возвращение и с радостью передавая ему свои права.

Однако в это самое время лидеры ВВЦС, с одной стороны, и митр. Сергий, с другой, успели войти в переписку с митр. Агафангелом. Первые убеждали его возглавить их (это раньше предлагалось митр. Сергию), второй предостерегал его, объясняя ему ошибочность Пермского послания, поскольку митр. Петр не отказывался от своих полномочий и в лице митр. Сергия имел законного заместителя. Переписка митр. Агафангела с митр. Сергием приобрела широкую гласность и епископы со всех концов России, ознакомившись с нею и боясь, что у митр. Агафангела есть какое-то тайное соглашение с ГПУ и ВВЦС, спешили в письмах и посланиях к нему выразить свой протест против его выступления и свою верность митр. Петру и его заместителю митр. Сергию.

В это время опубликованное письмо митр. Петра к митр. Агафангелу способно было уже окончательно смешать карты. Казалось, не было оснований оспаривать у митр. Агафангела его власть по управлению Церковью, но подозрение, что митр. Петр введен снова в заблуждение, и страх, что у митр. Агафангела есть какое-то соглашение с ГПУ, заставили русский епископат решительно выступить на поддержку митр. Сергия и требовать отказа митр. Агафангела от прав его на управление Церковью, быть может, без достаточных к тому объективных оснований.

12 июня 1926 г. митр. Агафангел наконец подчинился требованиям и отказался от своего Пермского послания. Единственным законным заместителем Патриаршего Местоблюстителя остался митр. Сергий, с каковым советская власть, убедившись в бесплодности своих попыток спровоцировать анархию в Церкви через ВВЦС и митр. Агафангела, стала продолжать переговоры о легализации, начатые год назад с митр. Петром. Митрополит Агафангел скоро скончался.

Что касается самого митр. Петра, то он в это время был вывезен тайно из Москвы и помещен в крепость Суздальского Спасо-Преображенского монастыря в одиночной камере. Там находился он до поздней осени 1926 г., в то время как в России происходили следующие обстоятельства: в результате переговоров с Тучковым, митр. Сергий составил проект декларации, каковую вместе с проектом обращения к народному комиссару внутренних дел разослал всем епископам для ознакомления. Осведомившись о том, что епископы, а с ними и вся Церковь, солидарны с его проектом, митр. Сергий в июле 1926 г. передал эти документы Тучкову.

Однако скоро выяснилось, что Тучков признал эти акты недостаточными и продолжал настаивать на принятии митр. Сергием тех условий, которые еще в 1925 г. поставлены были митр. Петру, а для большей убедительности этих условий ГПУ настолько усилило репрессии против епископов, что уже в редкой епархии оставались епископы.

Помимо этого власть через местные органы ГПУ для большей дезорганизации Церкви стала навязывать отдельным епархиям, округам и даже благочиниям «легализацию» на основе тех же условий и так как на местах находились иногда недостаточно стойкие иерархи, клирики и миряне, то такие местные, сепаратные «легализации» отдельных частей православной Церкви начали наблюдаться с конца 1926 г. в разных концах России. В это время (1926 г.) епископы, находившиеся в ссылке в Соловках на принудительных работах, составили свою декларацию правительству, передали ее митр. Сергию, а последний широко распространил ее по России, высказав свою полную с ней солидарность. Эта декларация в подробностях нам неизвестна, хотя нас привезли в Соловки в июле 1927 г. Очевидно, Соловецкие святители, не получив к лету 1927 г. освобождения, сами разочаровались в своей попытке и молчали про нее.

Одновременно с этим, полное отсутствие сведений о митр. Петре, его местопребывании и здоровье стали порождать опасения и за самую его жизнь. Аресты и ссылки епископов, достигшие к этому времени наибольшей силы и энергии, прямая угроза и митр. Сергию, в виду его твердости и нежелания идти на компромиссы, отсутствие на свободе надежных и испытанных епископов, которым митр. Сергий мог бы передать управление Церковью в случае своего ареста, неопределенность положения в случае смерти митр. Петра, с каковой должны были бы прекратиться и полномочия митр. Сергия — всё это вынуждало всех мыслящих иерархов поднять вопрос о своевременности и целесообразности коренного решения по делу об управлении Церковью, дабы обеспечить ее законным и твердым представителям руководство даже в том случае, если бы умер митр. Петр и перспектива созвать собор хотя бы в отдаленном (10-15 лет) будущем была безнадежна.

Когда был арестован митр. Сергий, в управление Церковью по завещанию митр. Петра вступил честный, чистый, но нерешительный митр. Петроградский Иосиф (Петровых), к тому же находившийся в ссылке (около г. Устюжны, Новгородской епархии). Он не нашел возможным управлять Церковью, в виду того, что ему не позволено было выехать с места ссылки. Он передал управление трем новым заместителям: Екатеринбургскому архиеп. Корнилию (с ним мы вместе коротали ссылку в Нарымском крае), уже арестованному; Фаддею[1], архиеп. Астраханскому, тоже томившемуся в ссылке; и Угличскому архиеп. Серафиму, который и принял управление Церковью.

Одновременно с этим, митр. Петр из Суздаля был перевезен в Московскую тюрьму ГПУ (Лубянка, 2), где Тучков снова предложил ему отказаться от местоблюстительства. Митрополит Петр решительно не согласился на это и тогда же через ксендза, сидевшего с ним в одной камере, просил передать всем, что никогда, «ни при каких обстоятельствах не оставит своего служения и будет до самой смерти верен православной Церкви».

В конце декабря митр. Петра этапом через Вятскую, Пермскую, Екатеринбургскую и Тюменскую тюрьмы (это ужасный путь) направили в ссылку в Тобольск. 1-го января 1927 г. в Пермской тюрьме митр. Петр впервые имел возможность узнать о положении церковных дел в России, о провокации архиеп. Григория в прошлом году, о выступлении митр. Агафангела и пр. Он тогда же составил свое послание к Церкви, имевшее целью объяснить все его невольные ошибки, сделанные из тюрьмы и направить церковную жизнь в должное русло.

21 января 1927 г. в Екатеринбургской тюрьме митр. Петр имел свидание с архиеп. Григорием (Яцковским), после чего ему удалось передать свое послание на волю. В феврале 1927 г. он прибыл в Тобольскую тюрьму, откуда в начале марта был направлен на поселение в с. Абалацкое на берегу р. Иртыш в 50 верстах выше Тобольска.

В это время архиеп. Угличский Серафим был вызван в Московское ГПУ, где Тучков предложил ему принять известные условия «легализации». На это архиеп. Серафим ответил отказом, мотивируя тем, что не считает себя полномочным решать основные вопросы церковного управления без совета со старшими иерархами, находящимися в ссылке. Тучков отпустил архиеп. Серафима в Углич, а 20 марта 1927 г. был освобожден митр. Сергий, которому архиеп. Серафим и передал свои полномочия.

Факт освобождения митр. Сергия в тот момент, когда репрессии против Церкви по всей России всё возрастали, сразу же возбудил ряд опасений и тревог. Для людей дальновидных стало несомненно, что между митр. Сергием и советским правительством, в лице ГПУ, во время его тюремного заключения состоялось какое-то соглашение, которое поставило его самого и близких ему епископов в совершенно исключительное положение наряду с другими иерархами

В то время как продолжались аресты и ссылки, когда в ответ на убийство Войкова заграницей, в тюрьмы бросили по всей России не только последних православных епископов, но и рядовое духовенство, митр. Сергий получает право свободно жить в Москве, что не позволялось ему до ареста.

В это время и мы сосланы были в Соловки.

В атмосфере всё растущего недоверия вышла наконец в июле 1927 г. знаменитая декларация митр. Сергия, чрезвычайно откровенная и циничная. Не церковная рука ее писала. Тлетворное, позорное, горькое впечатление произвела она в епископате и массах верующих. Карты были открыты. Митрополит Сергий капитулировал перед ГПУ, принял все поставленные условия «легализации» и ныне последовательно проводит их в жизнь.

Вот выдержки из указа митр. Сергия с его Временным Патриаршим синодом о легализации церковного управления:

«Одной из забот почившего Святейшего Отца нашего Патриарха Тихона перед его кончиной было поставить православную нашу Русскую Церковь в правильные отношения к советскому правительству.., но ему не суждено было при жизни видеть свои усилия увенчанными успехом. Усилия мои (с получением мной заместительства) в этом направлении как-будто не остаются бесплодными: с учреждением при мне Временного Патриаршего Священного Синода укрепляется надежда на приведение всего нашего церковного управления в должный строй и порядок, возрастает и уверенность в возможности мирной работы нашей в пределах закона.

Тем нужнее для нашей Церкви и тем обязательнее для нас всех, кто желает вывести ее на путь легального и мирного существования, теперь показать, что мы, церковные деятели, не с врагами советского государства и не с безумными орудиями их интриг, а с нашим народом и с нашим правительством.

Выразим всенародно нашу благодарность советскому правительству за внимание к духовным нуждам православного населения, а вместе с тем заверим правительство, что мы не употребим во зло оказанное нам доверие.

Мы хотим быть православными и в тоже время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а ее неудачи — наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное Варшавскому, сознается нами, как удар, направленный в нас. Оставаясь православными, мы помним свой долг быть гражданами Союза «не только за страх, но и по совести», по Апостолу (Рим. 13, 5). Апостол внушает нам, что «тихо и безмятежно жить по своему благочестию мы можем лишь, повинуясь законной власти» (1Тим. 11, 2) или должны уйти из общества.

Мы потребовали от заграничного духовенства дать письменное обязательство в полной лояльности к советскому правительству во всей своей общественной деятельности.

Подписано: митр. Сергий, Серафим, митр. Тверской, Сильвестр, архиеп. Вологодский, Алексий, архиеп. Хутынский, Анатолий, архиеп. Самарский, Павел, архиеп. Вятский, Филипп, архиеп. Звенигородский, Константин, еп. Сумской, 16/29 июля 1927 г.[2].

Итак, цитадель православия — Патриарший престол в руках врагов Церкви, борьба с Ней идет не только извне, осуществляется не только теми, кто носит мундир ГПУ и партийный билет, но и изнутри теми, у кого на груди панагия и крест, кто ходит в монашеских рясах и архиерейских мантиях.

Немногим раньше издания декларации митр. Сергия, митр. Петр был снова арестован и брошен в Тобольскую тюрьму. Одновременно и митр. Казанский Кирилл был отправлен в Туруханский край. Митрополит Арсений проводит нескончаемую ссылку в Средней Азии; там же и прот. Благодаров Иоанн из Петрограда — мой приятель. Уже церковное сознание не имело вблизи себя руководящих авторитетов, на которые можно было бы опереться в эти черные, страшные дни.

Первые месяцы легализированного церковного управления протекали под знаком колоссальных перемещений личного состава иерархии. Ясно, что митр. Сергий осуществлял волю Тучкова. Сосланные епископы увольнялись на покой, возвращающиеся из ссылок за отбытием срока, как «малонадежные» с точки зрения советской власти, назначались на далекие окраины. Что же касается центральных, древних кафедр, то туда назначались либо совсем новые люди, либо громко заявившие верность принципам Сергиевой декларации.

Как же реагировал епископат? Основное его настроение — растерянность. Сперва группы епископов, духовенства и мирян из разных епархий обращались к митр. Сергию с просьбами, мольбами, убеждениями о перемене взятого им курса церковной политики, но когда стало очевидно, что митр. Сергий не собирается его менять вправо, как он и сам заявлял, все замолчали.

Одна из депутаций, просивших митр. Сергия о перемене фронта, целиком попала в Соловецкий лагерь, заплатив за свою доверчивость мерзавцу митр. Сергию каторжными работами. Это было в 1928 г.

Полагаем, что после этой роковой попытки повлиять на митр. Сергия в духе изменения принятого им гибельного для церкви пути, других попыток не последовало, эта была последней.

По Петроградской епархии еп. Гдовский Димитрий и еп. Копорский Сергий отделились от митр. Сергия, митр. Иосиф (Петровых) отказался от подчинения ему, почему митр. Сергий, удалив и запретив их в священнослужении, вынужден был взять на себя управление Петроградской епархией.

Народ в Серпухове (уезд в Московской губернии) избил еп. Сергия (Серпуховского) за его попытку прочитать в Церкви указ о поминовении советской власти. Кстати, приводим текст этого пресловутого указа от 8/21 октября 1927 г. № 549:

«На ектениях согласно Апостольскому наставлению (1Тим. 11, 2) и постановлению в Бозе почившего Святейшего Патриарха Тихона и бывших с ним иерархов, составлявших Патриаршее управление, возглашать на великой ектении: «о стране нашей и о властях ее Господу помолимся»; на сугубой: «еще молимся о стране нашей и о властях ее, да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте».

Последователей митр. Сергия называют «приспособленцами». В России полное церковное разделение. Разделились даже семьи. Борьба идет ожесточенная. От митр. Сергия сразу отпали епархии: Ярославская, Воронежская, Вятская и др.

Вот что писал митр. Сергию передавший ему права заместителя Патриаршего Местоблюстителя архиеп. Угличский Серафим: «Вы обещали вырывать по два-по три страдальца и возвращать их обществу верных, а смотрите, как много появилось новых страдальцев и голос их с берегов Оби и Енисея, с далеких островов Белого моря, от пустынь Закаспийских, с горных хребтов Туркестана не доносится до Вашего сердца? Как же Вы могли своею декларацией наложить на них и на многих клеймо противников нынешнего гражданского строя, когда они и мы по самой духовной природе своей всегда были чужды политики, строго, до самого самопожертвования, охраняя чистоту православия?»

Во главе с митр. Агафангелом, тогда еще он был жив, митр. Иосиф и архиеп. Серафим, который передал свои полномочия заместителя митр. Сергию, отделились от него и отказались признавать за ним и его Синодом право на высшее управление Церковью вследствие его соглашения с советской властью, которое привело к недовольству и осуждению его политики со стороны большинства епископов, смущению и ропоту в среде клира и широких церковных масс.

Патриарший Синод состоит из людей случайных, доверием епископата не пользующихся, в значительной части проявивших неустойчивость своих православно-церковных убеждений (один — архиеп. Алексий Хутынский (Симанский) — отпадением в обновленчество, а другой — в раскол бегло-поповства) и канонически правильным считаться не может. Возмущает ярославских святителей бесцельное, ничем неоправданное перемещение епископов, запрещение епископов в священнослужении и т. д. Заключают они свое послание так: «Настоящее наше решение остается в силе впредь или до сознания Вами неправильности Ваших руководственных действий и мероприятий и открытого раскаяния в Ваших заблуждениях или до возвращения к власти митр. Крутицкого Петра», с которым они считают себя в общении по-прежнему, как высшим митр. Сергия кормчим Церкви.

Митрополит Иосиф, удаленный распоряжением митр. Сергия с Петроградской кафедры в Херсон, отказался ему подчиниться в изданном к своей пастве послании. Действия Петроградской иерархии были очень осторожны.

Прежде чем отделиться от митр. Сергия, епископы, духовенство и миряне Петроградской епархии послали ему через особую депутацию во главе с Димитрием, еп. Гдовским, требование отказаться от взятого им курса церковной политики, прекратить бессмысленное, антиканоническое перемещение епископов, избрать новый Синод на канонических началах, удалить митр. Серафима (Александрова), которого в Москве звали митр. «Лубянским» и архиеп. Алексия (Симанского), ввести епархиальное управление на началах, установленных Священным Собором Всероссийской Православной Церкви 1917-1918 гг., и восстановить моления за «сущих в темницах и пленении» и аннулировать указ о поминовении советской власти.

Ответ митр. Сергия от 14 декабря 1927 г. гласил:

«1. Отказаться от курса церковной политики, который я признал правильным и обязательным для христианина и отвечающим нуждам Церкви, было бы с моей стороны не только безрассудно, но и преступно.

2. Перемещение епископов является временным, обязанное своим происхождением в значительной мере тому обстоятельству, что отношения нашей церковной организации к гражданской власти до сих пор оставались неясными. Согласен, что перемещение — часто удар, но не по Церкви, а по личным чувствам самого епископа и паствы, но понимая чрезвычайность положения и зная усилия многих разорвать церковное тело тем или иным путем, и епископы и паства должны пожертвовать своими личными чувствами во имя блага общецерковного.

3. Синод стоит на своем месте, как орган самоуправляющийся, таким он был и при Патриархе, хотя тоже состоял из лиц приглашенных.

4. О митр. Серафиме я не знаю ничего, кроме сплетен и беспредметной молвы. Архиепископ Алексий допустил в прошлом ошибку, но имел мужество ее исправить.

5. Устройство епархиального управления и в частности положение викарных епископов соответствует положению, выработанному на Соборе 1917-1918 гг.

6. Устранено не моление «за сущих в темницах и пленении» (в ектении оно осталось), а только то место, которым отцы протодьяконы в угоду известным настроениям, иногда злоупотребляли, превращая молитвенное возглашение в демонстрацию: ведь у нас литургия верных совершается не при закрытых дверях, как в древности, а публично и потому подлежит правилам о публичных собраниях.

7. Моление же за власть является только естественным следствием нашего гражданского ее признания. Не поминали мы ее (Патриарх, впрочем, и сам поминал и делал распоряжение о поминовении) только потому, что не решались открыто сказать, что мы ее признаем».

По поводу церковной политики митр. Сергия, Иосиф, митр. Петроградский, 25 декабря 1927 г. высказался в резолюции: «для осуждения и обезврежения последних действий митр. Сергия, противных духу и благу Церкви, у нас по нынешним обстоятельствам не остается других средств, как кроме решительного отхода от него и игнорирования его распоряжений. Пусть эти распоряжения отныне принимает всё терпящая бумага и всё вмещающий бесчувственный воздух, а не живая душа верных чад Христовой Церкви».

В различных епархиях, сколько известно, большая часть приходов не поминает митр. Сергия при богослужении. А после выпуска «интервью» с корреспондентами 17 февраля 1930 г. едва ли осталось много у него последователей.

Его «соглашательство» поддерживается силой ГПУ. В Москве могут служить только те епископы, которые одобряют политику митр. Сергия. Остальным «Сергиевский синод» запретил служить в Москве. Ссыльные епископы по возвращении в Москву, узнав в чём дело, становятся в оппозицию митр. Сергию и изгоняются из Москвы.