Московские школьники на антирелигиозной демонстрации. 1929 год. 

Из моей книги «Сталин. Власть. Религия». (М., 2011 г.):

«… Одновременно с подготовкой общего комплекса антирелигиозных мер, весной – зимой 1928 г. возглавляемым А.В. Луначарским Наркоматом просвещения РСФСР активно создается нормативно-методическая база по введению в школах антирелигиозного воспитания – вместо прежнего безрелигиозного, внедренного ранее в советскую систему обучения, в соответствии с декретом об отделении церкви от государства и школы от церкви 1918 г. Сигнал о необходимости перестройки работы советской школы в антирелигиозном духе прозвучал на совещании при Агитпропе ЦК по вопросам культурного строительства 30 мая – 3 июня 1928 г. Ответственный работник Агитпропа А.И. Криницкий в своем докладе указывал на недостаточность антирелигиозной работы в школе, а прежние методические указания о безрелигиозном воспитании назвал «устаревшими и ошибочными». Криницкий призвал «взять гораздо более активную линию систематической борьбы против религиозных предрассудков», а резолюция совещания призвала «начать решительное наступление в антирелигиозной работе»[i]. В июле на заседании Агитпропа также обращалось внимание на необходимость поддержки партии в изменении линии воспитания в школе, а школа была названа «наиболее слабым участком антирелигиозного фронта»[ii]. В итоге прежнее методическое письмо ГУС «О безрелигиозном воспитании» было подвергнуто жесткой критике, - оно действительно не соответствовало тенденциям усиления в стране «классовой борьбы», в том числе с религией. В недрах Наркомпроса интенсифицировалась работа по подготовке новых методических писем, ориентирующих на активную антирелигиозную работу в школе, одновременно разворачивалась борьба с религиозными и «примиренческими» настроениями в просвещенческих кругах[iii]. Окончательно все методические документы, вводившие антирелигиозное воспитание в советской школе, были, после ряда согласований и редакций,  были приняты в 1929 г. Наиболее активную роль в их разработке сыграли А.В. Луначарский, его заместители – В.Н. Яковлева и Н.К. Крупская, работники Наркомпроса И.А. Флеров, М.М. Пистарик, И.И. Векслер и другие.  Документы предписывали в том числе пересмотр программ и учебников по обществоведению и естествознанию с целью усиления в них антирелигиозных моментов, введение антирелигиозной переподготовки учительства. Инспектуре отделов народного образования предписывалось выявлять отношение педагогов к антирелигиозной работе[iv]. В итоге советская школа становилась удобным орудием власти в наступлении на сознание подрастающего поколения, необходимым элементом «промывки мозгов» детям в духе вульгарно-материалистической пропаганды сталинизма. Облегчались также возможности для расправы с инакомыслящими педагогами.

Об успешном введении антирелигиозного воспитания в советской школе Луначарский в своеобразной форме «отчитался» в своем докладе на XIY Всероссийском съезде советов (15 мая 1929 г.) «О текущих задачах культурного строительства». Чтобы выгоднее оттенить преимущества школы советской, нарком распространялся о «тупике буржуазной школы». Буржуазия, по Луначарскому, ищет поддержки у попов, заявляет о соединении либерализма и попа. «Поп всюду возвращается в школы завоевателем. Буржуазия хочет, давая народу образование, омрачать его сознание религиозными предрассудками». «Нам не нужны безразличные люди с сознанием, сфабрикованными учителями-мракобесами», - пафосно заключил нарком. В разделе доклада «несколько слов о религии» Луначарский взялся ответить на звучащие ему упреки, что раньше его ведомством провозглашался лозунг безрелигиозной школы вместо антирелигиозной. Нарком сослался на данные ему указания Лениным еще в 1918 году. Ленин наставлял тогда, чтобы школа была отделена от церкви, «чтобы мы выбросили иконы из школ», и говорил вместе с тем: «вы сейчас религиозных учителей полностью антирелигиозными не замените. Наш строй недостаточно еще упрочен. Религиозное крестьянство, в случае атеистической пропаганды в школе, пожалуй, не будет посылать туда детей, и мы этим дадим новую силу попам, - будьте крайне осторожны». Позднее Луначарский конкретизировал этот момент: антирелигиозно настроенных учителей было мало, и «мы могли бояться того, что это оттолкнет от советской школы массу крестьянства»[v].

Так, нарком признал, что провозглашенная поначалу большевиками нейтральная, безрелигиозная позиция в школьном воспитании носила обусловленный требованиями политического момента тактический характер. «Нас можно упрекнуть, быть может, в том смысле, что мы эту осторожность хранили слишком долго», - оправдывался Луначарский. Так, наркомпросовский циркуляр с упоминанием о безрелигиозной школе был дан уже тогда, когда советский строй упрочился, «когда мы уже попа не боимся и замена учителей религиозных нашими, атеистическими учителями стала более доступна…» Теперь Наркомпрос исправил свою ошибку. «Мы находимся в достаточно благоприятном положении, чтобы нам возможно и должно было перейти на этом фронте в наступление», - отметил нарком, - «Кроме того, церковь сама теперь переходит в наступление против нас, но не в той искалеченной форме, в которой она живет теперь, в качестве живой, мертвой или полумертвой церкви, а в особенности в ее новой, сектантской формации»[vi]. Луначарский призвал не обманываться и реформистскими тенденциями в церкви. Как бы внешне ни менялась церковь, как бы «сектанты» ни пели песни на мотив Интернационала и ни вставляли слова молитвы за Ленина и Совнарком, все это остается декорациями, скрывающими реакционное содержание религии: «На самом деле, та злейшая реакция, которая движется кулаком вместе со всякого рода разложившимися интеллигентами, находит в сектантстве прячущуюся за внешней легальностью организацию». «Вот почему все наши культурные учреждения, от школы до театра, от академии наук до изб-читален», - ориентировал бывший «богостроитель», - «должны рассматриваться нами, как работающие на фронте отражения религиозной опасности и вместе с тем, как средство излечения народных масс от этой дурной болезни. Я с удовольствием прочел в эмигрантских газетах фразу что «известный культурный садист Луначарский теперь занялся тем, что хочет отнять у советских детей их веру». С удовольствием подписываюсь, что я хочу самым садическим образом это самое зелье как-нибудь вытравить и выполоть с наших полей и огородов (аплодисменты)».

Деятель просвещения отмечал далее, что «слово «фронт» применительно к культуре не всегда употребляется в переносном смысле»  И призвал участников съезда к необходимости борьбы против «прямых организованных врагов в лице попов разных исповеданий, лжепрофессоров, лжеученых, лживых, продажных журналистов и писателей. Мы, конечно, наступили им на грудь и держим их под коленом (! – И.К.), мы, конечно, не даем им и никогда не дадим особенной свободы, но эта публика умеет различным образом контрабандой протаскивать свой яд, и здесь нужна чрезвычайно напряженная таможенная служба, большое напряжение тех часовых, которые охраняют от этой контрабанды наше культурное здоровье». Под «таможенной службой» нарком очевидно имел в виду карательные и цензурные органы, чья деятельность и так уже была давно ориентирована в указанном направлении. Военные метафоры увлекли оратора. Если это фронт, говорил он, то давайте дополнительные отряды и полководцев, при том более крупного калибра. «Поражение на этом участке фронта может превратиться в катастрофу». В итоге «вместо гримасы деланного презрения на лицах врагов, мы увидим выражение ужаса»[vii]. …

Луначарский продолжил обосновывать введение антирелигиозного воспитания в школе и на втором съезде Союза безбожников в июне 1929 г.  «Сейчас мы считаем важным сразу и быстро поднять работу в отношении напряжения антирелигиозной борьбы. У нас сейчас нет отдела, который сейчас не получил бы соответственного задания. Работает целый ряд комиссий по руководством т. Попова, Н.К. Крупской для выработки общих указаний и директив по повышению борьбы с религией и уже есть результаты». Важным направлением работы Луначарский считал организацию атеистического учительства[viii]. По логике Анатолия Васильевича, «просвещение у нас не может не быть коммунистическим. Стало быть, просвещение не может не быть антирелигиозным». «Сейчас нужно перейти  в самое мощное антирелигиозное наступление в области школы», - объявлял нарком,  -  «Это мы сейчас и делаем и делаем спешно, пользуясь теми директивами и указаниями, которые дает партия… Дело Наркомпроса в этом отношении очень многогранно. Нужно использовать дошкольное обучение, где можно – заложить основы настоящего, подлинного миросозерцания, где можно – вырвать из души ребенка все отвратительное, в нем заложенное»[ix]. По Луначарскому, в школе не только «общественники» (преподаватели общественных наук), но и «естественники» должны вести борьбу против религии. Целью было воспитание нового человека. Наркомом утверждалось, что в 1929 г. якобы половина учеников высших классов – «безбожники и атеисты» при соотношении 80 процентов верующих и 20 процентов неверующих в целом в стране, что было оценено как положительный результат советской школы за 10 лет[x]. 

Однако, несмотря на все усилия по исполнению директив руководства, время пребывания уже впавшего в сталинскую немилость Луначарского на посту наркома просвещения РСФСР было сочтено. Вождь не любил ленинского наркома за склонность к эксцентрике, товарищеские отношения с его соперниками за власть в партии. В сентябре 1929 г. он был перемещен на второстепенную должность и заменен А.С. Бубновым, проводившим на новом посту последовательную линию на укрепление антирелигиозного воспитания в школе.» (с. 309-313).


Антирелигиозная демонстрация воспитанников детских садов. 1929 год.

Нарком просвещения РСФСР А.В. Луначарский.

Из моей книги «Сталин. Власть. Религия» (М., 2011).

«… В заключительном слове к докладу (на XIY Всероссийском съезде советов 15 мая 1929 г. – И.К.) нарком коснулся и вопроса допуска детей «лишенцев» (т.е. в том числе и детей духовенства)  в советские школы, к тому времени уже сильно ограниченным.  Повторив расхожий лозунг о необходимости борьбы с «лишенцами» за их детей, чтобы оторвать последних от «вредного» влияния их отцов, Луначарский неуклюже попытался объяснить массовые отказы в приемах таких детей в школы… нехваткой в школах мест: «Когда не хватает мест для своих (! – И.К.), не можем принимать, отказываем».  И далее сделал характерную оговорку: «Сын попа или торговца -лишенца может попасть в школу путем хитрости… Если подлог раскрыт, то мы такого обманщика за ушко да и на солнышко, и выбрасываем вон из школы»[i], - «весело» пошутил нарком, видимо в ораторском задоре позабыв, что ведет речь об обычных советских детях. Ведомство Луначарского уже приняло одно важное решение в духе борьбы с «чуждыми» детьми. 5 июня 1928 г. вышло постановление Наркомпроса, приравнявшее священнослужителей и их детей в отношении взимания с них платы за обучение к лицам, живущим на нетрудовые доходы[ii]. Такой подход существенно затруднял получение образования детям священнослужителей. Забегая вперед, замечу, что ограничение на образование детей духовных лиц в школе (!) продолжало действовать до второй половины 1930-х гг., и это противоречило курсу партии на отрыв неверующих детей от верующих родителей. Понимая это, Ярославский поддержал инициативу академика И.П. Павлова, выраженную в его письме 1935 г. председателю СНК СССР Молотову, об отмене такого ограничения. Письмо Ярославского по этому поводу Молотову от 26 декабря 1935 г. стоит привести целиком:

«Совершенно секретно.

Лично

Тов. В. Молотову.

Дорогой Вячеслав Михайлович!

Я слышал о письме академика Павлова о праве на учение детей священнослужителей – как это ни странно слышать от безбожника, я считаю, что надо прямо заявить об отмене практики, ведущей к запрещению обучать в советской школе детей священнослужителей. Я знаю, что никто не питает такой ненависти к «духовному званию» в СССР, как дети священников (! – И.К.). Они будут работать прилежно, они все силы приложат к тому, чтобы смыть с себя пятно этого звания (! – И.К.).

Между прочим, реплика тов. Сталина на совещании комбайнеров, что «сын за отца не отвечает», нашла очень широкий отклик. После этой реплики дети лишенцев спрашивают себя: а мы, дети, при чем тут, почему мы должны отвечать за свои отцов, которых мы не выбирали себе.

Я не предлагаю отменить все ограничения в отношении детей лишенцев (это, ведь, идет гораздо шире, - это касается и приема в армию). Но думаю, что относительно школы следует отменить. Такая отмена в отношении детей (и юношества) трудящимися будет воспринята хорошо, и будет иметь хороший отклик за рубежом.

С коммунистическим приветом,

Ем. Ярославский».[iii].

Конституция 1936 г., отменившая саму категорию «лишенцев», позволила и детям духовных лиц получать образование в советской школе наравне с другими детьми.  

http://igorkurl.livejournal.com/