Голод 1932-1933 гг. в СССР - одна из самых трагических страниц в истории России и ХХ века. В настоящее время в исторической литературе и публицистике определились две основные точки зрения относительно его причин, масштабов и последствий. Сторонники первой придерживаются концепции о "голодоморе в Украине" как специфически украинском феномене, "геноциде народа Украины со стороны сталинского режима с целью не допустить выхода из СССР Советской Украины"[1]. Приверженцы второй доказывают, что голод охватил все зерновые районы СССР[2].

Многочисленные источники, как введенные в научный оборот российскими историками в последние десятилетия, так и недавно рассекреченные в рамках проекта Федерального архивного агентства "Голод в СССР 1929-1934 гг.", неопровержимо указывают на неразрывную связь голода и сталинской коллективизации. Именно с ее развертыванием в СССР возникает продовольственный кризис, достигший кульминации в 1932-1933 гг. Уже в конце 1929 - начале 1930 г. в зонах сплошной коллективизации фиксируются факты голода и даже единичных смертей на его почве[3]. Причиной их стали последствия принудительных хлебозаготовок 1929 г., создавших дефицит продовольствия на селе. Они явились прямым результатом курса сталинского руководства на форсированную индустриализацию, требовавшую источников для ее осуществления. С этой целью устанавливались повышенные задания для крестьянских хозяйств по хлебосдаче. В 1930 г. ради повышения товарности зернового производства была начата сплошная коллективизация.

О связи хлебозаготовок, коллективизации и индустриализации на рубеже 1920-1930-х гг. свидетельствует переписка И.В. Сталина с В.М. Молотовым. В письме от 21 августа 1929 г. Сталин отмечает: "Хлебозаготовки в нынешнем году - основное в нашей практике, - если на этом сорвемся, все будет смято"[4]. Спустя неделю в другом письме он указывал: "Хлебозаготовки пошли хорошо… Если с хлебом выиграем, - выиграем во всем, и в области внутренней, и в области внешней политики"[5]. Еще определеннее важность хлебозаготовок Сталин подчеркивает в письме 6 августа 1930 г.: "Форсируйте вывоз хлеба вовсю. В этом теперь гвоздь. Если хлеб вывезем, кредиты будут"[6].

Зерновая проблема выходит на первый план. Колхозы принудительно насаждаются. Хлеб нужен был для экспорта и удовлетворения потребностей промышленных центров, флагманов первой пятилетки. Эта задача решается посредством резкого увеличения планов хлебозаготовок. Так, в 1930 г. государственные заготовки зерна, по сравнению с 1928 г., вырастают в 2 раза. Из деревень в счет хлебозаготовок вывозится рекордное за все годы советской власти количество зерна (221,4 млн центнеров). В основных зерновых районах заготовки составили в среднем 35-40 %, тогда как в 1928 г. они колебались в пределах 20-25 %, а в целом по стране равнялись 28,7 % от собранного урожая[7]. Еще более впечатляющими стали результаты хлебозаготовительной кампании 1931 г. Несмотря на потери вследствие засухи, в счет хлебозаготовок тогда ушло даже больше зерна, чем в благоприятном по климатическим условиям 1930 г. - 227 млн центнеров[8]. Из урожая 1932 г. хлебозаготовки составили 182,8 млн центнеров[9], более двух третей дали колхозы и совхозы. Чем же была вызвана такая спешка?

Дело в том, что с 1930 г. СССР стал проводить политику возвращения утерянного в результате революции статуса царской России как главного экспортера зерна в европейские страны. Сталинским руководством ставилась цель оттеснить с зернового рынка Европы доминировавшие там США, Австралию и Канаду. Для этого необходимо было получить на выгодных условиях экспортные квоты по пшенице в размерах зернового экспорта дореволюционной России: не менее 5 млн тонн в год[10]. И Советский Союз идет по этому пути, заключая с европейскими странами соответствующие контракты. Такая линия была оптимальна с точки зрения имевшихся у СССР возможностей получения валюты для нужд индустриализации, но требовала форсированного сбора и своевременного вывоза за границу огромных объемов зерна. В краткие сроки получить его можно было, лишь используя ресурсы создаваемого для этой цели колхозно-совхозного строя. В противном случае СССР ожидало невыполнение экспортных контрактов и, как следствие, - срыв плана индустриализации.

24 августа 1930 г. И.В. Сталин писал В.М. Молотову об этом: "Надо бы поднять (теперь же) норму ежедневного вывоза до 3-4 мил[лионов] пудов минимум. Иначе рискуем остаться без наших новых металлургических и машиностроительных (Автозавод, Челябзавод и пр.) заводов. Найдутся мудрецы, которые предложат подождать с вывозом, пока цены на хлеб на междун[ародном] рынке не подымутся до "высшей точки". Таких мудрецов немало в Наркомторге. Этих мудрецов надо гнать в шею, ибо они тянут нас в капкан. Чтобы ждать, надо иметь валютн[ые] резервы. А у нас их нет. Чтобы ждать, надо иметь обеспеченные позиции на междун[ародном] хлебн[ом] рынке. А у нас нет уже там давно никаких позиций, - мы их только завоевываем теперь, пользуясь специфически благоприятными для нас условиями, создавшимися в данный момент. Словом, нужно бешено форсировать вывоз хлеба"[11].

По приведенным в письме наркома снабжения СССР А.И. Микояна И.В. Сталину от 20 апреля 1931 г. данным, из первого колхозного урожая 1930 г. было экспортировано в Европу 5,6 млн тонн зерна[12]. Из урожая следующего года за границу планировалось направить 3,75 млн тонн пшеницы[13]. Всего за 1930-1933 гг. из СССР в Европу вывезено не менее 10 млн тонн зерна. Это был "экспорт на костях", ценой гибели от голода и страданий миллионов советских граждан, как в сельской местности, так и городах. По подсчетам В.П. Данилова, только отказ от хлебного экспорта в 1932 г. позволил бы прокормить по нормам благополучных лет примерно 7 млн человек, ровно столько, сколько, вероятнее всего, стали жертвами голода в 1933 г.[14]

Подавляющее большинство жертв понесли основные зерновые районы СССР - зоны сплошной коллективизации. Именно в них традиционно выращивались пшеница и рожь на экспорт. Причем львиная доля советского зерна, вывезенного в 1930 г. (70 %), пришлась на два региона СССР - УССР и Северо-Кавказский край, а остальная - на Нижнюю Волгу и ЦЧО[15]. Аналогичная ситуация повторилась и в 1931 г. Постановлением СТО СССР от 17 августа 1931 г. задания по зерновому экспорту были распределены следующим образом: Украина - 1350 тыс. тонн, Северный Кавказ - 1100 тыс. тонн, Нижняя Волга - 830 тыс. тонн, Средняя Волга - 300 тыс. тонн (Док. № 1)[16]. Таким образом, экономическая специализация районов непосредственно повлияла на масштабы трагедии в конкретных регионах СССР: более всего пострадали зерновые районы, основные житницы страны.

Источники раскрывают как единый в своей основе механизм возникновения голода в зерновых районах, так и их постепенное и одновременное вхождение в него. На Украине, Северном Кавказе и в других аграрных районах страны возник огромный дефицит продовольствия в городе, и в особенности на селе. Например, первый пятилетний план предусматривал рост производства зерна с 731 млн центнеров в 1927/1928 г. до 1058 млн в 1932/1933 г., т.е. от 36 до 45 % среднегодового роста. В 1932 г. реальный урожай зерновых культур в СССР составил 500-566 млн центнеров, т.е. почти в 2 раза меньше, чем по плану первой пятилетки, и в 1,3 раза меньше, чем до начала коллективизации[17]. В этом же ряду катастрофическое сокращение поголовья рабочего и продуктивного скота, что самым негативным образом сказалось и на результатах полевых работ, и на уровне питания населения. За годы коллективизации животноводство лишилось половины поголовья и примерно столько же готовой продукции. Только в 1958 г. стране удалось превысить уровень 1928 г. по основным видам животноводства[18].

О размерах дефицита продовольствия в стране свидетельствуют факты резкого сокращения к 1933 г. государственных запасов продовольственных хлебов. На 9 февраля 1931 г., по данным наркома снабжения СССР А.И. Микояна, на балансе числилось 1011 млн пудов продхлебов; в январе 1933 г. их фактическое наличие, по результатам проведенной Комитетом резервов при СТО СССР инвентаризации, составило 342 млн пудов, т.е. уменьшилось почти в 3 раза[19].

Насильственная коллективизация разрушила и существовавшую веками систему выживания деревни в условиях голода. В результате хлебозаготовок на селе не осталось никаких страховых запасов зерна и других продуктов на крайний случай: они ушли в счет заготовок. Раскулачивание изъяло из сельской жизни хозяина, традиционно помогавшего бедноте во время голода.

Сталинское руководство не хотело голода, но создало его своей политикой в области планирования обязательных госпоставок сельскохозяйственной продукции колхозами, совхозами и единоличными хозяйствами, а также конкретными действиями по их выполнению. Планирование хлебозаготовок оказалось несовершенным, как и вся сталинская бюрократическая система управления сельским хозяйством страны в условиях коллективизации. Планы хлебозаготовок рассчитывались исходя из поступавших с мест отчетов о размерах посевных площадей в районах и среднегодовой урожайности в них за несколько лет. Главным критерием величины заданий по хлебосдаче являлся рост посевных площадей колхозно-совхозного сектора, на который опирались местные власти, рапортовавшие Центру об успехах коллективизации. Этот показатель брали за основу органы планирования (Наркомзем, Наркомснаб), устанавливая соответствующие параметры. При этом они ориентировались на лучшие колхозы и совхозы, что еще больше завышало планы хлебосдачи[20].

В докладной записке наркома земледелия СССР А.Я. Яковлева секретарю ЦК ВКП(б) И.В. Сталину о системе хлебозаготовок на 1933 г. от 17 сентября 1932 г. ее коренным недостатком называлось то, что "определение размеров заготовок для каждого отдельного колхоза предоставляется только усмотрению района… район действует по линии наименьшего сопротивления, т.е. берет весь излишний хлеб"[21].

Сложившаяся система планирования хлебозаготовок в первые годы коллективизации в полной мере отвечала замыслам ее организаторов, поскольку была нацелена на изъятие из колхозов максимальных объемов зерна. Об этом прямо указано, например, в докладной записке А.И. Микояна И.В. Сталину, написанной в мае 1932 г. и имеющей характерное название - "О норме сдачи хлеба колхозами и МТС". В ней сообщалось, что фактические нормы сдачи зерна колхозами из урожаев 1930-1931 гг. "были значительно выше" установленного уровня и достигали в среднем по основным зерновым районам в 1930 г. - 31,5 %, в 1931 г. - 37 %, и предлагалось при заключении контрактационных договоров не только сохранить эти показатели, но и повысить их до уровня 40 % от валового сбора[22].

Особенно негативно система планирования хлебозаготовок отразилась на единоличном секторе аграрной экономики. Чтобы вынудить единоличников вступать в колхозы, им устанавливались явно завышенные, невыполнимые планы. Секретарь ОК ВКП(б) ЦЧО И.М. Варейкис в докладной записке И.В. Сталину 28 ноября 1932 г. сообщал: "Главная трудность в хлебозаготовках заключается в единоличном секторе… планы хлебозаготовок по единоличному сектору оказались значительно преувеличенными, и основная масса незаготовленного хлеба находилась у единоличника, который оказывает бешеное сопротивление, - прячет хлеб в ямы, по соседям, разбазаривает его и т.п."[23]. Недовыполненный план хлебосдачи единоличников перекладывался на колхозный сектор, еще больше ухудшая его и без того тяжелое положение.

Негативную роль сыграли и явные просчеты сталинского руководства в области совхозного строительства. По его замыслу, зерно- и животноводческие совхозы должны были стать маяками, образцами для колхозников и единоличников в плане организации производства и высокой товарности сельскохозяйственной продукции, помочь им в налаживании хозяйственной деятельности, доказать преимущество крупного механизированного производства над мелким, основанным на ручном труде. Но результат получился обратным.

Осенью 1931 г. выяснилось, что подавляющее большинство совхозов СССР не в состоянии выполнить установленные для них планы хлебозаготовок и поставок животноводческой продукции. В материалах созданной по инициативе И.В. Сталина специальной комиссии по проверке хозяйственной деятельности совхозов, работавшей в регионах в октябре-ноябре 1931 г., констатировалось: "Совхозы… фактически повисли на шее у государства, обманывали его в своей отчетности, требовали господдержки …преуменьшали планы хлебосдачи и отчитывались дутыми цифрами", почти во всех из них "кормилось громадное количество людей", "до невозможности разбухшие штаты", которые "съедали товарную продукцию". Делался вывод: "При нынешнем состоянии учета хлеб в совхозах может разворовываться вагонами"[24]. Им сокращали планы поставок за счет повышения заданий колхозам и единоличным хозяйствам[25].

Ведомственная неразбериха затрудняла получение Центром достоверной информации. В докладной записке начальника ЭКУ ОГПУ Миронова Сталину от 12 ноября 1931 г. говорилось о вскрытых органами ОГПУ фактах "значительного преуменьшения плана хлебосдачи по Тракторцентру" вследствие задержки в его аппарате полученных от МТС дополнительных сведений о росте посевных площадей под зерновыми культурами[26]. Сотрудник центрального аппарата ОГПУ Акулов 7 октября 1931 г. сообщал Л.М. Кагановичу: "Отчетность по хлебозаготовкам у Союзхлеба, Хлебживцентра и Тракторцентра находится в столь хаотичном состоянии, что в этом году возможно повторение прошлогоднего разрыва между фактическим наличием хлеба и числящимся книжным остатком… что приводит к невозможности судить о действительном наличии хлеба"[27]. В этом же ряду массовое воровство на мельницах Украины и других регионов страны[28].

Издержки планирования хлебозаготовок и управления сельским хозяйством с лихвой компенсировались административным ресурсом. Ставка на государственное насилие над крестьянством стала главным методом решения проблем создания колхозов, изъятия из деревни продовольственных ресурсов для нужд индустриализации и т.д. Планы хлебозаготовок и других поставок сельскохозяйственной продукции колхозами, совхозами и единоличными хозяйствами устанавливались при непосредственном участии Сталина, Молотова, Кагановича с ориентацией на максимально возможный уровень без учета интересов крестьян[29]. Так, например, И.В. Сталин 1 февраля 1931 г. одобрил предложение эмиссара по хлебозаготовкам в Сибири Я.Э. Рудзутака по обеспечению выполнения плана хлебосдачи за счет конфискации у колхозников страховых и потребительских фондов, исходя из того, что "у них останутся запасы в необмолоченном хлебе"[30]. В мае 1932 г. вождь не поддержал местные инициативы о стимулировании колхозников с помощью установления в планах фиксированных цифр посевной и хлебосдачи, несмотря на просьбу секретаря Восточно-Сибирского крайкома Леонова[31]. Тогда же Сталин не удовлетворил просьбу секретаря Казкрайкома Ф.И. Голощекина о снижении плана хлебозаготовок для Казахстана из-за уменьшения посевной площади под зерновые и завоза из Сибири не прошедших акклиматизацию и имевших пониженную всхожесть семян[32].

Планы сокращались лишь тогда, когда выяснялось, что, несмотря на мощное давление Центра, они не будут выполнены в полном объеме и в установленный срок. Но до этого момента лично от И.В. Сталина и его ближайшего окружения шли грозные директивы о необходимости выполнения плана любой ценой, и все попытки местных властей добиться его уменьшения решительно пресекались. Вот лишь один типичный пример - телеграмма от 10 сентября 1932 г. первого секретаря Уральского обкома ВКП(б) И.Д. Кабакова секретарю ЦК ВКП(б) И.В. Сталину с просьбой не увеличивать сентябрьский план хлебозаготовок (Док. № 8). Ответ отрицательный[33] (Док. № 9).

Сталин проявлял твердость в обеспечении выполнения планов хлебосдачи. Так, во второй половине ноября 1931 г. на места была отправлена директива, в которой партийному руководству предлагалось "немедленно организовать перелом в хлебозаготовках". В противном случае грозила постановка вопроса "о смене руководства" со всеми вытекающими последствиями[34].

Массовые репрессии "на почве борьбы с саботажем хлебозаготовок" осенью 1932 г. разворачивались в зерновых районах СССР под пристальным контролем И.В. Сталина, который поощрял их и стимулировал. Об этом свидетельствует, например, его резолюция на телеграмме Л.М. Кагановича и руководства Северо-Кавказского края от 4 ноября 1932 г. о репрессивных мерах в крае: "Передаются эти сведения ЦК КП(б)У, секретарям обкомов Украины"[35]. Еще один документ - директива И.В. Сталина Ф.И. Голощекину от 21 ноября 1932 г. (Док. № 13): "Ударить в первую очередь по коммунистам в районах и ниже районов, находящимся целиком в плену мелкобуржуазной стихии и скатившихся на рельсы кулацкого саботажа хлебозаготовок"[36]. В этом же ряду одобренная И.В. Сталиным инициатива председателя Комитета заготовок СССР Чернова от 25 ноября 1932 г. о необходимости репрессий "в отношении секретарей и председателей РК, сорвавших заготовку пшеницы"[37].

Судя по телеграмме на места от 29 ноября 1932 г., вождь внимательно следил за всеми "фактами саботажа хлебозаготовок", требуя "высылать в ЦК все копии допросов и сообщений по делу о саботаже хлебозаготовок"[38]. В телеграмме секретарю Уральского обкома ВКП(б) И.Д. Кабакову от 7 декабря 1932 г. (Док. № 16) он сообщил, что "партбилет не спасет от ареста" местный актив, так же как это происходит в "Западной Сибири, Украине, Северном Кавказе"[39]. 11 декабря 1932 г. Сталин и Молотов направили директиву в Нижне-Волжский край: "Арестовать, дать 5-10 лет тем, кто дал распоряжение прекратить хлебосдачу"[40]. В телеграмме секретарю Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) Эйхе от 20 декабря 1932 г. Сталин приветствовал проявленную Эйхе "инициативу в отношении саботажников и руководителей совхозов"[41].

Наконец, в конце 1932 - начале 1933 г. лично Сталин проявил твердость на этапе завершения плана хлебозаготовок, вылившегося в фактическую конфискацию всех продовольственных запасов у сельского населения основных зерновых районов, в первую очередь Украины, Северного Кавказа и Нижней Волги. Об этом можно судить, например, по записке недавно назначенного первым секретарем Днепропетровского обкома КП(б)У М.М. Хатаевича Сталину от 22 октября 1932 г. (Док. № 10), в которой подробно излагались причины срыва хлебозаготовок (вина руководства Украины) и говорилось о невозможности выполнения республикой плана без использования чрезвычайных мер. В частности, сообщалось, что недополученный хлеб можно будет взять только путем выявления и изъятия припрятанного, разворованного и неправильно розданного хлеба, а далее - что эти мероприятия потребуют колоссального нажима и огромной организаторской работы[42]. И она была развернута после решения Политбюро ЦК ВКП(б) от 1 января 1933 г., согласно которому украинские крестьяне должны были "добровольно сдать государству ранее расхищенный и скрытый хлеб". В противном случае их ждали репрессии[43]. В УССР они начались в январе 1933 г.

Это время хлебозаготовительного беспредела не только на Украине, но и в основных зерновых регионах страны. В постановлении "О выполнении плана хлебосдачи совхозами" 2 января 1933 г. ЦК ВКП(б) указал на необходимость арестов и отдачи под суд директоров совхозов, не выполнивших план[44]. Несмотря на крайний срок выполнения хлебозаготовок - начало января, Политбюро ЦК 22 января 1933 г. постановило: "Продолжить хлебозаготовки в тех районах и колхозах, которые годовой план хлебозаготовок еще не выполнили"[45]. Тогда же по инициативе сверху в зерновых регионах спускали встречные планы уже выполнившим заготовки колхозам, что на деле означало конфискацию всех продовольственных ресурсов[46].

Центр буквально "связывал кровью" местное руководство в деле хлебозаготовок. Так, 22 ноября 1932 г. Политбюро предоставило "специальной комиссии в составе Косиора (генеральный секретарь ЦК КП(б)У. - Авт.), С.Реденса и Киселева (ЦКК) на период хлебозаготовок право окончательного решения вопросов о приговорах к высшей мере наказания с тем, чтобы ЦК КП(б)У раз в декаду отчитывался о своих решениях по этим делам перед ЦК ВКП(б)"[47].

Следует особо подчеркнуть, что местные власти, в первую очередь областное и республиканское партийное руководство, сыграли весьма негативную роль в возникновении продовольственной катастрофы, ответственность за которую они несут вместе с центральным руководством. Многие местные руководители не только безоговорочно выполняли распоряжения И.В. Сталина и ЦК ВКП(б), но и сами инициировали репрессии против крестьян, замалчивали перед Центром реальные масштабы голода, скрывали собственные просчеты и ошибки "победными реляциями". Все эти явления проистекали из характера сталинской бюрократической модели, когда для чиновника любого ранга главным было беспрекословное, любой ценой выполнение распоряжений руководства. При этом Центром поощрялась инициатива местных властей, способствовавшая решению поставленной задачи. Так, 16 декабря 1932 г. Политбюро ЦК поддержало инициативу секретаря Нижегородского обкома ВКП(б) А.А. Жданова, поступившую лично И.В. Сталину, "о проведении репрессивных мероприятий в отношении Спасского и Ардатовского районов", срывавших планы хлебозаготовок (Док. № 17, 18)[48]. А руководство Нижне-Волжского края своей телеграммой от 16 февраля 1933 г. инициировало решение Политбюро об установлении блокады голодающих районов края по примеру Украины и Северного Кавказа с целью не допустить выезда оттуда крестьян (Док. № 22, 23)[49].

Можно уверенно говорить об ответственности секретаря ЦК КП(б)У С.В. Косиора за масштабы трагедии на Украине. Прежде всего, согласно документам, с Украины в Центр поступала противоречивая информация о ситуации в сельском хозяйстве республики. Например, 16 марта 1932 г. Политбюро ЦК ВКП(б) в ответ на телеграмму Косиора Сталину о положении в УССР с семенами указало, что "положение с семенами на Украине во много раз хуже того, чем это следует из телеграммы т. Косиора, поэтому Политбюро предлагает ЦК КП(б)У принять все зависящие от него меры к тому, чтобы была предотвращена угроза срыва сева на Украине"[50]. 26 апреля 1932 г. Косиор в письме Сталину заявил: "У нас есть отдельные случаи и даже отдельные села голодающие, однако это только результат местного головотяпства, перегибов, особенно в отношении колхозов. Всякие разговоры о "голоде" на Украине нужно категорически отбросить. Та серьезная помощь, которая Украине была оказана, дает нам возможность все такие очаги ликвидировать"[51]. Характерна реакция Сталина на эту позицию Косиора. Он потребовал проверить состояние с хлебозаготовками в областях Украины и доложить в ЦК ВКП(б) о принятых мерах (Док. № 4)[52].

О виновности руководства Украины в возникновении кризиса сельского хозяйства недвусмысленно говорил побывавший в июне 1932 г. в Винницкой области УССР инспектор кавалерии РККА, член ЦИК СССР С.М. Буденный. Ознакомившись с ситуацией, на встречах с колхозниками он открыто обвинил в организации голода местные власти, в первую очередь республиканские, которые "в течение двух лет обманывали ЦК ВКП(б) и правительство о высокой урожайности", доводили до районов "нереальные планы". В результате колхозники и единоличники были "оставлены голодными"[53]. Критика Буденного вызвала резкие возражения Косиора, написавшего Кагановичу 30 июня 1932 г.: "Если Буденный и другие "благодетели" будут натравливать на нас колхозников и местные организации Украины, тогда не приходится говорить о выполнении плана этого года"[54].

Позицию С.В. Косиора отражают две записки, адресованные И.В. Сталину с разницей в три дня. Первая - уже названного выше секретаря Днепропетровского обкома КП(б)У М.М. Хатаевича от 12 марта 1933 г., вторая - самого Косиора от 15 марта. Хатаевич докладывал, что он "буквально завален ежедневными сообщениями и материалами о случаях голодных смертей, опуханий и заболеваний от голода", что к нему "все чаще поступают сообщения о трупоедстве и людоедстве", просил Сталина о дополнительной продовольственной помощи[55].

В своей записке в разделе "О тяжелом продовольственном положении Украины" Косиор подтвердил информацию Хатаевича о голоде в республике. Однако отметил, что имеющиеся в его распоряжении сведения с мест, как от обкомов, так и по линии ОГПУ "о размерах голодовок крайне противоречивы" и "достаточно серьезной и трезвой оценки положения без замалчивания и замазывания, как равно и без преувеличения и паники, в областях, как правило, еще нет". При этом Косиор "поддел" Хатаевича, указав, что "Днепропетровск слишком уж афиширует и выпячивает свое тяжелое положение". Причиной голода на Украине он называл "плохое хозяйничание и недопустимое отношение к общественному добру (потери, воровство и растрата хлеба)". Косиор осудил действия и областных партийных руководителей, которые вместо "серьезной работы" по мобилизации внутренних ресурсов стремятся "получить помощь из Центра". В итоге Косиор попросил Сталина дать немедленно 300 тыс. тонн зерна для одной Киевской области. Остальные регионы, по его оценке, будут в ней нуждаться лишь к началу посевной[56].

26 апреля 1933 г. Косиор сообщил вождю о ходе вручения колхозам и единоличникам обязательств по сдаче хлеба "согласно нового закона". Содержание записки показалось Сталину настолько важным, что он поручил: "Заготовить 50 экземпляров для раздачи членам совещания 12 мая". Главной причиной всех трудностей Косиор считал "вредительскую" деятельность украинского Наркомзема по учету размеров посевных площадей в колхозах. Они были преувеличены ввиду "перспектив коллективизации", в результате чего планы хлебозаготовок превысили реальные площади пашни[57].

В 1932-1933 гг. массовый голод поразил не только Украину, но и Поволжье, Северный Кавказ, Центральный Черноземный район, Урал, Западную Сибирь, Казахстан и другие районы Советского Союза. Число тех, кто умер в результате голода в регионах, оказалось прямо пропорционально объемам изъятого там зерна в счет хлебозаготовок и экспорта. Данные Всесоюзных переписей населения 1926 и 1937 гг. показывают, что как минимум четыре региона РСФСР - Саратовская область, АССР Немцев Поволжья, Азово-Черноморский край, Челябинская область - пострадали не меньше Украины. Сравнительный анализ материалов переписей фиксирует темпы сокращения сельского населения в районах СССР, пораженных голодом в начале 1930-х гг.: в Казахстане - на 30,9 %, в Поволжье - на 23, на Украине - на 20,5, на Северном Кавказе - на 20,4 %[58]. По мнению авторитетного российского демографа В.Б. Жиромской, от голода в начале 1930-х гг. за пределами Украины, на территории РСФСР (без учета Казахстана) погибло не менее 2,5 млн человек[59], а вместе с Казахстаном - порядка 4-5 млн человек. При этом не учитываются потери населения РСФСР от голодного 1934 г.[60]

Действия сталинского режима по выходу из голодного кризиса свелись к выделению основным зерновым районам СССР, в том числе Украине (Док. № 27), оказавшимся в зоне голода, значительных продовольственных и семенных ссуд, причем с личного согласия И.В. Сталина[61]. В апреле 1933 г. по решению Политбюро ЦК ВКП(б) экспорт зерна из СССР был прекращен. Кроме того, были приняты чрезвычайные меры по организационно-хозяйственному укреплению колхозов с помощью политотделов МТС, развитию огородничества и личных подсобных хозяйств колхозников и городских жителей. В 1933 г. изменилась система планирования хлебозаготовок: сверху устанавливались фиксированные нормы сдачи зерна.