Они не бандиты, не террористы, не мошенники - в большинстве своем мастеровые люди, волею судьбы оказавшиеся вне семьи, вне общества, вне государства.

Новый экономический порядок выдавил в разряд «лишних» людей полстраны. Бывшие колхозники, рабочие оказались на грани выживания. Оставив затопленные забои, остановившиеся заводские и фабричные цеха, зарастающие лесом поля и развалившиеся фермы, тысячи людей подались на заработки в большие города. Бывшее пространство СССР стало напоминать развороченный муравейник, из которого масса «муравьев» побежала разными путями с единой целью - спасти свой дом. Но, спасая, они стали еще более его рушить. Оторванные от семьи, мужики спиваются, женщины заводят романы, но даже если и не сопьются, и не найдут кого-то на стороне, все равно дети, по несколько месяцев не видя отца или мать, при живых родителях становятся сиротами.

Приобретая одно, эти люди теряют другое, и неизвестно, чего больше - приобретенного или потерянного.

...Вера старается выскользнуть из подъезда, когда на скамеечке возле него никого нет, но такое бывает редко. Вот и теперь:

- Соседка, что-то ты все без мужа и без мужа? Опять на заработки отправила?

- Да уж неделю как уехал. Переживаю вот...

- Ой, она еще и переживает. Я бы так песни пела. Моего за хлебом из дома не выгонишь, а твой не успеет приехать, опять уехал. Куда деньги деваешь?

Она хотела возразить. Сказать, что и денег этих не надо, лишь бы не переживать, не думать ночами, как он там - вдруг запил, попал в полицию или загулял с какой-нибудь тамошней вертихвосткой. Но не возразила. Потому что - да, худо, когда нет рядом мужа, но еще хуже, когда нет денег в семье. А если случалось, что строительная бригада, в которой работал муж, надолго задерживалась дома, она сама спрашивала: скоро ли уж уедете? Будто прогоняла. О плохом старалась не думать - не один он ездит. А как иначе? Многие так живут.

- Везет бабе, - завидовали соседи.

…Дороже всего здесь привыкли беречь тепло. И в бытовке, и внутри одежды. И даже во сне, наглухо укрываясь одеялами.

Николай Жуков спал всегда тяжело, без конца ворочаясь, пытаясь поудобнее устроить на дощатом лежаке тронутую радикулитом спину. По специальности он техник-технолог, но много лет работал в литейном цехе местного завода, пока тот не приказал долго жить. Там, таская железо, видимо, и надорвал спину, теперь который год мается радикулитом. Женат, имеет двоих детей. Старшая дочь учится в Питере, недавно письмо прислала: «Заняла у родственников полторы тысячи..». Гни спину, батька, расплачивайся. Сын Сашка - школьник. Канючит: хочу мопед. Сам Николай ни сына, ни дочери почти и не видит, целиком переложив их воспитание на жену. По большому счету, он понимает, что жертвует семьей ради работы. Но ведь ради семьи же и работает... Жена, воспитательница в детском саду, получает время от времени свое небольшое жалованье, и то обычно по частям. А пока он машет топором на подмосковных дачных участках, тоже влезает в долги. И при встрече первым делом спрашивает - не как съездил, а сколько денег привез?

…По возрасту он самый старший в бригаде. Но по энергии и по тому, как подвешен язык, за старшего узнается Серега Белоусов, тракторист-машинист широкого профиля, который по специальности даже дня не работал, но и без работы не сидел. Как он сам выразился, где больше платили, туда и шел. Женат, но бездетен. Младший брат служит в Чечне по контракту, и у Сергея есть тайная мечта: заработать денег и «выкупить» брата из Чечни.

Когда сквозь щели в досках прорвется дневной свет, начнется их рабочий день. Пока же Серега спит, сжавшись калачиком на сколоченном деревянном топчане. Этот топчан ему привычнее мягкой постели, в которой после шарашек Серега долго не может уснуть. Думает. Он пошел в бригаду ради жены и брата. Деньги были лишь инструментом, посредством которого, казалось, можно было сделать их счастливее. Но постепенно деньги заняли центральное место, отодвинув на обочину все другое. Как и когда это произошло, Серега даже не заметил. Брат не хочет, чтобы его забирали из Чечни, потому что он тоже служит там ради денег. А семейные отношения даже охладели. Соседи поговаривают, что жена без него не шибко скучает. Он отшучивается. Может, и так, но ведь и сам он прошлым летом закрутил короткий, но бурный роман с дачницей, которая попросила их подремонтировать летнюю кухню...

Димка Шубин устроился на полу, освободив место на нарах гостю, то есть мне. Он холост. Живет с отцом-матерью. По профессии токарь. Плотницкое дело осваивал на собственной даче. Мать в душе против нынешней его кочевой жизни, хочет, чтобы Дима уехал к брату в Новгород, где тот начал собственное дело.

Что, говорит, это за работа такая, если нет ни стажа, ни трудовой книжки, ни контракта - ничего. Не дай Бог, махнешь топором неловко или бревном придавит, инвалидом станешь - кто платить будет?

Верно, некому. Для хозяина они, с одной стороны, как бы есть, но с другой, как бы и нет - ни в одной ведомости, ни в одном документе не значатся. Если что - отдувайся сам. Но Димка пока молод, здоров, и об этом не задумывается. Деньги капают, и ладно. К тому же он успел купить квартиру в райцентре и ею привязал себя к своему небольшому и неперспективному провинциальному городку, как раб к галере.

Николай, Сергей да Дмитрий - это вся бригада, с которой я коротал ночь в подмосковной дачной деревне Григорово в Раменском районе.

Когда в их небольшом городке Новгородской области упала вся промышленность, город стал жить лесом, которого вокруг, слава Богу, пока много. Тогда же родилась и компания, в которой они работают. Организовали ее два шустрых брата. Один окучивает рынок в Москве, ладит руками таких вот мужиков востребованные в Подмосковье строения - дачи, бани, сараи. Заказчик, как правило, не сильно богат. Щитовые домики шесть на шесть метров по карману среднего уровня чиновникам, отставным офицерам, сумевшим кроме звездочек на погонах что-то еще успеть взять от Родины. Иному люду, у кого деньги есть, уезжать некуда, за границей никто не ждет, а вложить накопления куда-то требуется. Вот и продают им сработанные в далеком новгородском городке щитовые деревянные домики или банные срубы, доводя их на месте, так сказать до ума. Доводить посылают эту бригаду, с которой я сегодня коротаю ночь. Живые деньги им выдают лишь на обратную дорогу, а окончательный расчет производят позже, когда хозяин примет объект и внесет в кассу оговоренную сумму. Сколько внесет и сколько получат, ребята не знают и знать им об этом не положено. Разве что догадываются, исходя из предыдущего опыта.

Впрочем, жалеть их не надо. Нынче всяк живет, как может, и они сами выбрали этот заработок. Как выразился Серега Белоусов, они достаточно обеспеченные люди. Богаче разве что владельцы магазинов да те, кто занимается ремонтом автомобилей.

- По крайней мере, можно кушать булочку с маслом и колбаской, - так выразился Сергей. - И одеться.

Если заказчик не скаред, то протягивает электрическое освещение, и тогда можно работать, пока усталость с ног не свалит - ведь бригаде важно поскорее сдать объект и уехать к домашнему теплу, где ждут не столько их, сколько денег. Иные заказчики договариваются с соседями по даче, чтобы строителям не в дощатой подсобке спины морозить, а хотя бы в бане. Некоторые привозят на объект еду. А так бригада перебивается супами из пакетиков да отварной картошкой и килькой в томате. Из лекарств - лук, чеснок, бинты да анальгин.

Был один хозяин, который дневал и ночевал с бригадой, ел с нею из общего котла. Таких мало, но с ними работается легко. Они могут потребовать что-то переделать, перестроить на свой вкус, но, во-первых, всякие изменения в проект легче сделать сразу, а не потом, когда дом уже сдан, а хозяина что-то не устраивает - то лестница крута, то потолок низок. Во-вторых, за каждую свою прихоть он платит строителям отдельно. А есть такие, кто за весь срок носа на стройку не кажут, а потом фирме претензии выставляют.

Летом - другое дело. Во-первых, световой день длинен, и бригада работает с рассвета до заката. Во-вторых, дачный поселок оживает, к строителям то и дело заглядывают соседи, а значит, «левых» заказов больше - одному требуется крышу подновить, другому палисадник поставить, третьему летнюю кухню выстроить. Глядишь, за месяц по тысяч десять «деревянных» на брата и наберется. Кто еще получает такие деньги в Пестове, Вязниках, Заволжске и других малых российских городах?

Но чужая сторона не мать, а мачеха, потому и держатся друг за друга да за работу, пока она еще есть, а ты востребован.

Но теряют не только они, а и государство, общество в целом. Большинство таких вот шарашек не платят налоги, не отчисляют деньги в пенсионный фонд. Не потому, что не хотят, а потому, что являются нелегалами. Работая на виду у всех, они, тем не менее, уводятся в тень. Сколько таких по России, никто назвать не берется.

С работой тревога уходит, возвращается к концу, когда пора собирать пожитки. Довезет ли хозяин до основной базы, которая расположена в Москве? Или придется добираться своим ходом - а это помимо рабочего инструмента постельные принадлежности, теплая одежда, кружки, миски - скарба набирается много. Некоторые оставляли все на объекте, надеясь позже забрать, но в другой раз судьба забрасывала их в другой район, и на старое место ехать не с руки, а приедут, хозяина на месте нет, так, бывало, и инструмент пропадал. Поэтому таскают его за собой туда-сюда, как черепаха панцирь. А здоровенные баулы и давно немытые физиономии - прекрасная мишень для всякого рода полицейской шпаны.

- Кто такие? Откуда? Зачем?

- Строители...

- Временная прописка имеется?

- Нет.

- Билет до Москвы сохранен?

- Так мы машиной ехали...

- А наше какое дело!

Ну и пошли, милки, со своими баулами и потными рубахами в отделение на каком-нибудь Белорусском вокзале. Правда, опытные люди говорят, что до полицейского отделения лучше не доходить, дороже обойдется. Если еще и «под мухой», то можешь в каком-нибудь привокзальном околотке весь свой заработок оставить. Лучше при встрече с нарядом вложить в паспорта по тысячной. Тогда они даже проводят до кассы, где тебе продадут билет на право проезда в пассажирском поезде, который в их положении оказывается значимее гражданского паспорта.

Впрочем, мои знакомые наловчились обходить полицейские наряды и уезжать с промежуточных станций пригородными электричками...

Потом идет «отходняк». Жены считают деньги. Мужики даже не столько едят, сколько спят. Но летом такой кайф может прерваться уже на другие сутки - хозяин пришлет нарочного, появился новый заказчик на очередной дом - и вперед!

Зимой может затянуться на неделю. Но бригаде и эта затяжка уже в тягость. Начинаются какие-то домашние проблемы, от которых многие из них, привыкшие к кочевой жизни, успели отвыкнуть. Они хоть еще и домашние, семейные, но уже как бы наполовину. Подходит время, и эти люди начинают рваться в очередную поездку. Они хоть и считают себя причастными к стае, которая называется семьей и ради которой терпят холод, голод, лишения. Но уже ей не принадлежат.

...Однажды муж не вернулся к Вере. Бригада приехала, а он остался в Москве. Прислал деньги и записку, что встретил другую женщину. Вера плакала. Ее жалели, но не все. Та же соседка, которая еще вчера ей завидовала, сказала:

- Чего ревешь? Ты же сама его и продала. За десять тысяч рублей.

И зло рассмеялась.