Мы переходим к самой позорной странице военной карьеры Тухачевского. В конце апреля 1921 года Михаила Николаевича назначили командующим войсками Тамбовской губернии, в задачу которых входило как можно скорее подавить мощное крестьянское восстание во главе с бывшим сельским учителем, эсером А. С. Антоновым. Назначение было обставлено довольно оригинально. Заместитель Троцкого Э. М. Склянский [206] писал Ленину:

На эту записку председатель Совнаркома наложил мудрейшую резолюцию:

Неудобно было посылать победителя Колчака и Деникина, чуть было не принесшего на красноармейских штыках сомнительное счастье советизации пролетариату и иным классам Западной Европы, по всем правилам военной науки давить какое-то там крестьянское восстание. Стыдно было признаться перед Европой, что почти безоружные тамбовские крестьяне страшнее для Советской власти, чем щедро снабжаемые Антантой (в лучшие времена) вооружением и снаряжением армии белых генералов. Выходит, крестьянского гнева большевики боятся ничуть не меньше, чем Деникина, Колчака и Врангеля! Потому-то и не объявили о назначении Тухачевского в центральных газетах: чтобы народ и заграницу зря не будоражить. Как давно уже в России повелось, Ленин и его товарищи были очень чувствительны к тому, что будет говорить европейская «княгиня Марья Алексевна».

Политбюро ЦК РКП (б) 27 апреля решило

Командарму после Кронштадта полностью доверяли. Силы под началом Тухачевского были собраны нешуточные. Численность советских войск (с тылами) превышала 120 тысяч человек. Непосредственно же на линии фронта против повстанцев действовало 53 тысячи бойцов, подкрепленных 9 артиллерийскими бригадами, [207] 4 бронепоездами, 6 бронелетучками, 5 автобронеотрядами и 2 авиаотрядами. Красноармейцы не знали недостатка в боеприпасах. 63 орудиям, 463 пулеметам, 8 самолетам и 6 бронеавтомобилям антоновцы, насчитывавшие 18 тысяч бойцов, могли противопоставить 5 орудий и 25 пулеметов, к которым катастрофически не хватало снарядов и патронов. Повстанцы, несмотря на сочувственное отношение со стороны населения и свою способность быстро рассеиваться, уходя из-под удара, превращаться на время в мирных землепашцев, чтобы потом вновь собраться в вооруженные отряды и возобновить борьбу, были обречены и все равно рано или поздно капитулировали бы. Но Тухачевский еще 20 апреля, когда встречался с Лениным, обещал вождю мирового пролетариата подавить восстание в самый кратчайший срок. И принял соответствующие меры.

Еще в феврале 1921 года с Тамбовской губернии была снята продразверстка, что, без сомнения, уменьшило недовольство крестьян Советской властью, но само по себе не привело к прекращению восстания. Предшественник Тухачевского А. В. Павлов (в 37-м он разделил судьбу своего преемника) 22 марта нанес тяжелое поражение двум антоновским армиям. Красная Армия перешла к преследованию повстанцев, скрывавшихся, нередко вместе с семьями, в труднодоступных лесах и болотах, где регулярным войскам бороться с ними было непросто. Сам Тухачевский Павлова ценил очень высоко и позднее, командуя Западным военным округом, дал ему как командиру корпуса очень высокую аттестацию:

«Выдающийся работник. Обладает блестящим оперативным мышлением. Характера твердого и смелого. В походной жизни вынослив, искренне революционно настроен и предан Советской власти».

Однако в Москве все еще не могли забыть страх, который нагнало антоновское восстание, грозившее перекинуться на другие губернии, и ошибочно считали, что [208] способность тамбовских повстанцев к активным действиям «искренне революционно настроенный командующий» еще далеко не сломил. Поэтому решили заменить Павлова тем, кто в две недели усмирил мятежный Кронштадт.

12 мая, в день своего прибытия в Тамбов, Тухачевский издал истребительный приказ №130. Популярное изложение этого приказа 17 мая опубликовала Полномочная комиссия ВЦИК по борьбе с бандитизмом в Тамбовской губернии, озаглавив как «Приказ участникам бандитских шаек». Там говорилось:

Обращение же Постоянной комиссии к армейским коммунистам (их было немало, о чем говорит 10-тысячный тираж воззвания) от 20 мая нацеливало их на беспощадную ликвидацию восстания:

К концу мая в Тамбове, Борисоглебске, Кирсанове и других городах губернии спешно поставили концлагеря на 15 тысяч человек и попробовали по каждому селу составить список «бандитов». 28 мая войска перешли в решающее наступление на повстанцев. К 20 июля все крупные отряды антоновцев были уничтожены или рассеяны.

Успех был достигнут не в последнюю очередь благодаря некоторым, довольно специфическим, методам [210] работы с крестьянством. В селах восстанавливались органы Советской власти, которые должны были выявить скрывшихся повстанцев и изъять оружие у населения. Местные жители поначалу отказывались давать какие-либо сведения об антоновцах и их семьях и выдавать их имущество, отданное на хранение соседям. А чтобы чекисты, которым, вопреки утверждениям приказа, не были известны имена всех участников восстания, не смогли составить полные списки сельчан, крестьяне начисто забывали свои имена и фамилии, когда к ним обращались люди в кожанках. Председатель политкомиссии Борисоглебского боевого участка следующим образом описал операции по «зачистке» сел в период со 2 по 13 июня:

Фиалковский признавал, что

И Тухачевский придумал великолепное лекарство против этого страха — еще больший страх перед Советской властью и Рабоче-Крестьянской Красной Армией. В «Инструкции по искоренению бандитизма» он так объяснял поставленные задачи командному составу:

Тамбовскую губернию, землю исконно русскую, Тухачевский рассматривал как оккупированную Красной Армией территорию. Так и писал: «...военные действия по проведению оккупационного метода борьбы против бандитов»; «этот период борьбы мы называем обыкновенно — оккупацией». Но крестьяне всё никак не хотели расслаиваться и становиться опорой Советской власти, не выдавали повстанцев, их семьи и имущество. [212] А угрозы-то надо было выполнять, иначе какое может быть уважение к власти и армии. И 11 июня вышел самый грозный приказ №171, подписанный председателем Полномочной комиссии В. А. Антоновым-Овсеенко, командующим войсками М. Н. Тухачевским, председателем губисполкома А. С. Лавровым и секретарем губкома партии Б. А. Васильевым. Теперь от слов перешли к делу:

И проводили, ещё как проводили. Одних только высланных в другие губернии насчитывалось более 70 тысяч человек. Среди них было особенно много женщин, [213] детей и стариков. Несчастных морили голодом в концлагерях, в том числе и под Москвой. Оборванные, исхудавшие дети лазили по помойкам в поисках хоть чего-нибудь съестного. Старая народоволка Вера Фигнер, одна из руководительниц Политического Красного Креста, в сентябре 1921 года писала в Ревтрибунал Республики, что из 364 крестьян, высланных в подмосковные лагеря в качестве заложников за родственников, находящихся в бандах, 29 человек — старики старше 60 лет, а 158 — несовершеннолетние, треть из которых моложе 10 лет, пятеро же — вообще грудные младенцы.

Но это был глас вопиющего в пустыне. Сколько высланных умерло от голода, холода и болезней, никто и никогда не узнает. Как и то, сколько народу было замучено в самой Тамбовской губернии. Позднее Тухачевский в одной из статей, анализируя опыт подавления Антоновского восстания, отмечал:

Молодой командующий забыл еще упомянуть о расстрелах безоружных заложников, никогда в восстании не участвовавших. Главным образом благодаря этому бесчеловечному средству, запрещенному международными конвенциями о правилах ведения войны, удалось создать в деревнях «непримиримую среду для бандитизма» и заставить крестьянские массы «поддержать» Советскую власть.

Донесения политпятерок, руководивших проведением чисток в селах, ежедневно поступали Тухачевскому и Антонову-Овсеенко. Вот для примера только два из них:

Иногда для не просто «сильнейшего», а «ошеломляющего впечатления» на крестьян приходилось расстреливать побольше заложников, чем в Туголунове. Так,

Попробуй тут не проявить! Сразу же или тебя самого, или кого-нибудь из близких к стенке поставят. Иногда, в особо упорствующих селах, расстреливали несколько партий заложников, прежде чем крестьяне становились «сознательными». Например, в деревне Андриановка в два приема расстреляли 16 человек, пока пробудили у жителей ненависть к антоновцам. А в соседней Кулябовке страшную процедуру, жертвой которой стали 23 человека, пришлось проводить троекратно. Зато стали бояться укрывать восставших и допускать в села их отряды, поскольку это грозило жителям неминуемой смертью. Антоновцам теперь силой приходилось добывать продовольствие и место для ночлега. Крестьянство оказалось между двух огней, и между ним и повстанцами наконец пролегла та грань, о которой говорил Тухачевский. Поэтому 17 июня приказом №178 он потребовал создавать в деревнях и селах отряды самообороны для борьбы со сторонниками Антонова:

Словом, добровольно-принудительные отряды самообороны под угрозой расстрела. Куда ни кинь, всюду клин. Но крестьянство видит, что сила-то теперь действительно у красных. Так что приходится бороться с бандитами, не пускать их в села, брать себе имущество тех, кто скрывается, в лесах, с оружием в руках сражаться с антоновцами. И все больше повстанцев вынуждены сдаваться на милость победителям. До 1 мая 1921 года сложили оружие 7 тысяч человек, а с мая по август — еще 15 тысяч.

23 июня 1921 года в приказе №116 Антонов-Овсеенко и Тухачевский обобщили опыт наиболее результативных чисток и, усовершенствовав прежние методы, предложили оптимальный способ проведения операции:

Точно такими же методами, будто копируя приказы Тухачевского, действовали в годы второй мировой войны немцы, когда боролись с партизанами в России и на Балканах. Очень вероятно, что немецкая военная мысль дошла до наилучшей тактики борьбы с партизанами самостоятельно, без заимствования советских разработок, и сходство здесь определяется только глубоким внутренним родством двух тоталитарных режимов с их презрением к человеческим жизням. Или всё же во время поездок в Германию Михаил Николаевич поделился тамбовским опытом с офицерами рейхсвера? А может, немцы очень внимательно прочли статью Тухачевского «Борьба с контрреволюционными восстаниями», опубликованную в 1926 году в московском журнале «Война и революция»? Правда, о расстрелах заложников там прямо не говорилось... В любом случае, многих германских генералов за подобное после проигрыша войны повесили или расстреляли по приговорам Нюрнбергского и других трибуналов. В частности, в Югославии за такого рода чистки казнили генерала СС [218] Германа Беренса, которого потом долгие годы подозревали в фабрикации компрометирующей Тухачевского мифической «красной папки». Расстреляли и Тухачевского с Антоновым-Овсеенко, только не за тамбовские художества, в которых, как мы сейчас убедимся, они остались непревзойденными даже эсэсовцами, а по абсолютно ложным обвинениям в заговоре и измене.

Наступление советских войск началось только 28 мая. В июне значительная часть антоновцев еще продолжала становившуюся все более безнадежной борьбу. Установленный Политбюро месячный срок для ликвидации восстания не был выдержан. 9 июня Тухачевскому пришлось объяснять другим членам Полномочной комиссии ВЦИК, почему это произошло. Нашлись, как водится, объективные причины:

«Оглушающие удары» вроде тех, что произвели «сильнейшее» и «ошеломляющее» впечатление на обитателей Туголунова и Остроуховки. Но главный сюрприз для крестьян был еще впереди.

Чтобы сломить последние отряды непримиримых, Тухачевский решает применить еще одно средство — впервые в гражданской войне. Для подавления восстания на летние сборы 1921 года в Тамбовскую губернию было направлено 7 тысяч курсантов из Москвы и Орла. Среди орловских оказались военные химики, которые подали командующему идею с помощью отравляющих веществ выкурить мятежников из труднодоступных лесов и оврагов, куда добраться войскам было очень трудно. И 12 июня последовал «оперативно-секретный» приказ за номером 0116:

Вместе с Тухачевским приказ подписал начальник штаба Н. Е. Какурин, полковник царской армии, который был вместе с Михаилом Николаевичем еще со времен неудавшегося похода на Варшаву. За Тамбов Николай Евгеньевич получил орден Красного Знамени, за «выдающиеся организаторские способности и работоспособность», впоследствии стал видным историком гражданской войны, написал двухтомник «Как сражалась революция». Тухачевский аттестовал Какурина очень высоко:

Но блестящая аттестация не спасла, а, быть может, даже погубила интеллигентного и уважаемого генштабиста. В июне 1930 года, как бывшего офицера (и, думается, как близкого к Тухачевскому человека), Какурина арестовали по обвинению в участии в мнимом антисоветском заговоре. Он сломался быстро и на следствии оговорил множество сослуживцев, впервые заявив о будто бы заговорщической деятельности Тухачевского. [220] Получил 10 лет тюрьмы и умер в заключении в 1936 году. От тех, кто был арестован по какуринским показаниям, потом потянулась ниточка к другим, от кого уже потом брали показания для фабрикации «дела Тухачевского» в 37-м. Но в 21-м году ни Михаил Николаевич, ни Николай Евгеньевич, этот, по выражению историка А. П. Ненарокова, «кристально честный и чистый человек», своих судеб не знали и с увлечением готовили химическую атаку против тамбовских крестьян.

19 июня вопрос о применении газов обсуждался в Москве комиссией по бандитизму под председательством Склянского. Она предложила:

Газы — оружие обоюдоострое. В случае, если ветер внезапно переменится, от них могут пострадать и свои войска. Кроме того, большевики опасались, что о химических атаках станет известно за границей. Это нанесло бы большой удар по престижу первого в мире пролетарского государства. Так что никто из жертв боевых отравляющих веществ не должен был остаться в живых — именно это считалось «полной обеспеченностью успеха». Тухачевский также настаивал:

Скот ведь — достояние Республики, а вот люди, особенно такие несознательные и просто вредные, как в Тамбовской губернии, — нет. Кстати, на завершающей стадии борьбы с антоновцами Тухачевский проявлял трогательную заботу о сохранении материальных ценностей и коммуникаций. Например, 7 июля, отметив, что

Началась техническая подготовка к атаке. 20 июня помощник начальника Штаба РККА будущий маршал Б. М. Шапошников сообщил Тухачевскому:

В тот же день инспектор артиллерии Республики Шейдеман приказал:

Во всяком серьезном деле нужна тренировка, тем более в таком серьезном, как газовая атака. Но время поджимало. Уже 24 июня начальник оперативного управления штаба войск Тухачевского передал начальнику 6-го боевого участка (район села Инжавино в долине реки Ворона) А. В. Павлову приказ командующего «проверить умение химической роты действовать удушливыми газами». И тогда же инспектор артиллерии Тамбовской армии С. Касинов докладывал Тухачевскому:

28 июня Касинов и Павлов проинструктировали подчиненных, как эти снаряды надо использовать:

Мы не знаем, обстреливали повстанцев медленно или быстродействующими снарядами, не знаем, благоприятствовала ли погода химическим опытам с людьми. Можно только догадываться, что тамбовские леса, не слишком густые, да твердая тамбовская почва сделали губернию превосходным полигоном для испытания боевых газов, как удушающих, так и отравляющих. Очевидно, в лесистых, труднодоступных местностях газобаллонный выпуск оказался неэффективным и пришлось ждать подвоза химических снарядов. Создается впечатление., что все, участвовавшие в подготовке «химзачистки», воспринимали ее с чисто профессиональной стороны, как технически сложную, но эффективную [223] военную операцию, не испытывая никаких нравственных терзаний и мук совести.

Наконец, баллоны и снаряды прибыли. 1 июля газотехник с забавной фамилией Пуськов доносил Касинову:

Вот только прибывшие химические снаряды техник не успел еще осмотреть, так как два вагона с ними «находились в состоянии маневрирования». Главной же проблемой оставалось отсутствие противогазов. Пуськов констатировал:

Из-за задержки с противогазами первую газовую атаку произвели только 13 июля. В этот день артиллерийский дивизион бригады Заволжского военного округа израсходовал 47 химических снарядов. К тому времени восстание фактически уже было подавлено.

К 15 июля в Тамбовской губернии осталось не более 1200 повстанцев, загнанных в леса, голодных, почти без патронов, не представлявших реальной угрозы ни восстановленным органам Советской власти, ни, тем более, 120-тысячной группировке войск, которую начали готовить к возвращению в места прежней дислокации.

16 июля Тухачевский докладывал Ленину о победе:

«В результате методически проведенных операций на протяжении 40 дней восстание в Тамбовской губернии ликвидировано. СТК (руководивший восстанием «Союз Трудового Крестьянства», находившийся под влиянием [224] эсеров. — Б. С.) разгромлен. Советская власть восстановлена повсеместно».

Казалось бы, раз восстание ликвидировано, надобность в применении химического оружия отпала. Ан нет! 3 августа командир батареи Белгородских артиллерийских курсов доносил начальнику артиллерии Инжавинского боевого участка:

Мы никогда не узнаем, сколько людей погибло от химических снарядов, выпущенных по острову на озере вблизи селения Кипец и во многих других местах. И сколько среди них было женщин и детей. Раз Тухачевский опасался, что во время обстрела мятежников химическими снарядами может пострадать скот, значит, повстанцы укрывались в лесах со своими коровами, овцами. За животными кто-то должен был ухаживать, следовательно, хотя бы часть «бандитов» укрывалась от карателей вместе с семьями, которые тоже стали жертвами «газовой зачистки» по Тухачевскому. По крайней мере в одном следует признать абсолютный приоритет «красного маршала» в мировой военной науке: он впервые в истории применил боевые отравляющие вещества против безоружного мирного населения. Боюсь, славные предки Тухачевского, капитан Александр Николаевич и штабс-капитан Николай Николаевич, служившие вскоре после Отечественной войны 1812 года в лейб-гвардии Семеновском полку, перевернулись бы в гробу, узнай они о тамбовских подвигах своего потомка и однополчанина. И военной необходимости в газовых атаках в начале августа уже никакой не было. Восстание [225] было раздавлено. Но Тухачевскому и другим очень хотелось испытать на тамбовских мужиках химическое оружие, посмотреть, сколь оно эффективно. Ведь надежды на скорую мировую революцию в 1921 году еще не были оставлены, и Михаил Николаевич вполне мог предполагать, что в будущем газы пригодятся при усмирении польских, немецких или французских крестьян.

Заметим, все эти драконовские меры применялись тогда, когда продразверстка была отменена, в стране начинался нэп и непосредственные причины, вызвавшие восстание, были устранены. К тому же приближалась пора сбора урожая. Чтобы не обрекать себя и свои семьи на верную смерть в недалеком будущем, повстанцы все равно через несколько месяцев после прибытия Тухачевского вынуждены были бы прекратить борьбу. Мятежная губерния была блокирована, и подвоза продовольствия туда не было. И вряд ли бы в условиях нэпа вчерашние повстанцы захотели после окончания уборочной страды вернуться в леса. Но позволить антоновцам не сдавшимися, не признавшими свое поражение вернуться к мирному труду большевики не могли. Это значило бы хоть частично признать победу крестьян и поражение власти. Как и в случае с Кронштадтом, требовалось преподать повстанцам предметный урок, чтобы не только им, но и детям и внукам бунтовать было неповадно. Для этого и нужны были расстрелы заложников и газовые атаки против искавших убежища в лесах. И цель была достигнута. Через несколько лет насильственная коллективизация, «год великого перелома», добивший нэп, прошли куда спокойнее, без восстаний масштаба антоновского, хотя, возможно, даже с еще большими жертвами. Впрочем, сколько народу истребили бойцы Тамбовской армии под руководством «красного Наполеона», мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Наверняка счет шел на тысячи, если не на десятки тысяч.

Боевую химию Михаил Николаевич вообще очень [226] уважал и считал весьма перспективным средством в будущей войне. В своем главном военно-теоретическом труде «Новые вопросы войны», начатом десять лет спустя после подавления Тамбовского восстания, Тухачевский восхищенно писал:

В книге, с которой заместитель наркома обороны мечтал ознакомить тысячи и тысячи командиров Красной Армии, он не мог прямо сказать, что не только из книги британского генерала Джона Фуллера почерпнул мысли о захватывающих дух перспективах химического оружия, но и из собственного боевого опыта, когда эксперимента и устрашения ради травил газами тамбовских крестьян и действительно убедился, как деморализует противника боевая химия. Особенно когда этому противнику ни ответить, ни защититься нечем.

Друг Тухачевского и его первый советский биограф генерал Александр Иванович Тодорский, сам попавший в волну репрессий 37-го года, но выживший в [227] сталинских лагерях, по поводу участия Михаила Николаевича в подавлении тамбовского восстания писал:

Брошюра Тодорского вышла в серии «Герои и подвиги». Теперь читатели, надеюсь, поняли, какие подвиги совершил Тухачевский на залитой кровью и отравленной хлором тамбовской земле, в чем была новизна применявшихся им методов борьбы.