Власть и население автономии во время проведения массовых операций НКВД

1937-1938 гг.

"Звезды смерти стояли над нами,

 И безвинная корчилась Русь

 Под кровавыми сапогами

 И под шинами черных марусь".

А.А. Ахматова. «Реквием»

"Ценным итогом нашей политической зрелости является то, что мы значительно пополнили свои представления о способах и формах борьбы пролетарского государства с остатками враждебных классов".

Из выступления первого секретаря Крымского обкома ВКП (б) Н.И. Щучкина на XIX конференции об усилении борьбы с "врагами народа"

(Симферополь, 8 июня 1938 г.)

75 лет назад, 2 июля 1937 г. свершилось событие, давшее официальный старт одной из наиболее масштабных карательно-террористических акций советского государства. Именно тогда Политбюро ЦК ВКП (б) приняло совершенно секретное постановление «Об антисоветских элементах» (№ П51/94), инициировавшее массовые аресты, расстрелы и высылку сотен тысяч людей. В памяти народа это жестокое время запечатлелось под названием «ежовщина» - по имени тогдашнего руководителя сталинского репрессивного аппарата – наркома НКВД Николая Ежова. Спустя десятилетия период репрессий 1937-1938 гг. стали называть по книге британского историка Роберта Конквеста – «Большой террор».

Сама же дата – «1937-й» и ныне является символом государственного произвола и беззакония, попрания конституционных прав и свобод.

К глубокому сожалению, эта скорбная годовщина осталась практически вне поля зрения крымской общественности. Не сделали по этому поводу никаких заявлений и представители местных политических сил.

Напротив, в последнее время во множестве встречаются лица, с одобрением отзывающиеся о сталинских методах управления, преуменьшающие масштабы государственного террора в 1920-1930-е гг., и даже оправдывающие его.

Именно такие суждения во множестве можно увидеть, ознакомившись с последними новинками российского книжного рынка, содержанием интернет-сайтов, блогов и форумов.

Завороженные гламурно-глянцевым образом советской системы, сегодняшние ее апологеты стараются всеми силами показать, что именно сталинский СССР был наивысшей точкой развития всей русской цивилизации. Ради чего занимаются форменным мифотворчеством.

Так один из наиболее жестоких тиранов XX в. словно по волшебству перевоплощается в "эффективного управленца", "борца с мировой закулисой", "тайного поборника православия", "наследника имперских традиций".

Пребывая в плену своих радужных грез, поклонники советской империи ждут новой  инкарнации "кремлевского горца", который, точно мессия, в мгновение ока покончит с социальным неравенством, вернет стране былые авторитет и могущество, и, самое главное, – путем суровых и решительных, но справедливых карательных мер, произведет кардинальное обновление нынешней властной «элиты», покончив в одночасье с коррупцией, произволом и кумовством.

Между тем, очевидно, что многие проблемы современной действительности обусловлены именно тяжелым наследием советского времени, и в частности, сталинского периода. Особенно четко это прослеживается на примере правоохранительной и пенитенциарной систем. Так, органы милиции (полиции - в Российской Федерации) стабильно воспроизводят все те же традиции коррупции и пыточного следствия, что и много десятилетий назад. Как и в 1920-1950-е гг., распространенной и обыденной практикой нынешних правоохранителей является пренебрежение уголовно-процессуальными нормами и фабрикация следственных дел. Тюремные учреждения на постсоветском пространстве также продолжают в значительной мере оставаться похожими на "острова" казалось бы, навеки канувшего в Лету "Архипелага ГУЛАГ".

Словно во времена СССР, спецслужбы бывших союзных республик, так или иначе, продолжают оставаться инструментом политического сыска. Общественный контроль за их деятельностью минимален либо отсутствует вовсе.

Все перечисленное особенно характерно для современной России, чьи государственные и охранительные институты, в силу правопреемства с советским режимом, являются наследниками структур, созданных именно в период коммунистического правления.

По меткому замечанию американской исследовательницы Энн Эпплбаум, "советское наследие не давит на совесть тех, кто руководит российским правосудием и исполнением наказаний. Прошлое не висит над российской тайной полицией, российскими судьями, российскими политическими деятелями, российской деловой элитой.

Мало, очень мало людей в нынешней России воспринимает прошлое как бремя и как обязательство. Прошлое — дурной сон, который хочется забыть, или нашептанные слухи, на которые не хочется обращать внимания. Как огромный неоткрытый ящик Пандоры, оно ждет следующих поколений.(1)

Нежелание решительно порвать с коммунистическим прошлым, замалчивание и оправдание его ошибок и преступлений, могут послужить причиной их повторения в настоящем и будущем.

Данное наблюдение в полной мере применимо и к Крыму. Естественное недовольство местного русскоязычного населения политикой Киева в последнее время неизменно сводится ностальгии по временам СССР и отождествлению советского с русским.

Между тем, оба эти понятия не просто различаются, но прямо противоположны друг другу. Именно русский народ является первой и самой значительной жертвой преступной коммунистической власти.  В ходе кампаний террора, осуществлявшихся в 1920-1930-е гг., организованного голода и раскулачивания была уничтожена лучшая часть нации, ее золотой генофонд. Десятки миллионов людей были расстреляны, умерли в лагерях от непосильной работы, голода, холода и болезней, погибли на фронтах Гражданской и Второй мировой войн.

Среди регионов бывшей Российской империи, стараниями большевицких правителей ставших аренами массовых истреблений, Крым занимает одно из лидирующих мест. Первые массовые убийства реальных, потенциальных и мнимых противников советского строя произошли здесь уже в декабре 1917 г. Проводниками террора на данном этапе выступали распропагандированные соответствующим образом моряки и солдаты, примкнувшие к ним люмпенизированные и уголовные элементы. Но уже к  марту 1918 г. насилие в регионе эволюционирует от внешне «стихийных» к относительно «упорядоченным» формам расправ. В дальнейшем режим коммунистической диктатуры устанавливался на полуострове дважды: в апреле-июне 1919 и окончательно – в ноябре 1920 г.

Каждая попытка переустройства общественно-экономической жизни края согласно марксистским моделям на практике оборачивалась преследованиями инакомыслящих, убийствами по социальному признаку, грабежами, погромами. Таким был «фундамент», на котором основывалась «рабоче-крестьянская» власть.

Особенный размах большевицкий террор в регионе приобрел в 1920-1921 гг., когда всего за несколько месяцев (с ноября 1920 по май 1921 г.)  советские чрезвычайные органы уничтожили многие тысячи пленных офицеров и солдат Белой армии, представителей гражданского населения: дворян, сестер милосердия, священников, предпринимателей, инженеров, врачей. Всех тех, кто в силу своего социального происхождения не вписывался в схему построения "нового общества", и, следовательно, не заслуживал жизни.

По мере перехода к новой экономической политике (НЭП) властями стали практиковаться более "мягкие" формы репрессий: тюремное заключение, административная высылка и лишение избирательных прав. Однако с конца 1920-х гг. "кровавые" методы вновь были взяты на вооружение советским режимом.

Идейным вдохновителем и активным сторонником широкого применения террористических методов выступал лично Сталин. Являясь верным продолжателем дела Ленина, этот ведущий партийный руководитель фактически реанимировал «военно-коммунистические» методы управления.

В зависимости от социального положения все население страны снова разбивалось на категории по нормам снабжения. Вводились продовольственные карточки на хлеб и другие продукты первой необходимости. В деревне осуществлялось принудительное изъятие хлеба, производимое теми же методами, что и во время Гражданской войны. Следуя правительственным распоряжениям, заготовительные отряды и местные власти закрывали рынки, ставили посты на до­рогах, чтобы не дать крестьянам сбыть зерно частным перекупщи­кам, обыскивали амбары, изымали зерно, лошадей, молотилки и другое имущество. Принуждая крестьян сдавать хлеб государству, прибегали к угрозам, а чаще – к прямому физическому насилию.

Этот виток большевицких преследований проводился под лозунгом «ликвидации кулачества как класса» и осуществлялся одновременно с процессом сплошной коллективизации крестьянских хозяйств. В разряд «кулаков» при этом были зачислены миллионы простых сельских тружеников, поднявшихся в годы НЭПа благодаря предоставленным им государством относительным экономическим свободам.

Предварительно ограбив, крестьянские семьи частью загоняли в колхозы (превращая в наемных работников государства), частью отправляли на спецпоселение. Продержав в лагерях (только в Крыму и только в Симферопольском рай­оне было организовано 4 концентрационных лагеря на 6 тыс. человек) (2), раскулаченных погружали в вагоны для перевозки скота и отправляли в мало пригодные для жизни районы – Север России, Урал и Сибирь.

Значительное количество спецпереселенцев погибло по пути к месту ссылки. Нередкими были случаи, когда от голода, холода и болезней вымирал весь этап. По прибытию оставшихся в живых раскулаченных размещали в бараках, а то и вовсе выгружали из поезда прямиком в тундру, без пищи и теплой одежды, по сути, обрекая их на верную смерть. Как и другие регионы страны, во время коллективизации Крым потерял тысячи трудоспособных хозяев, расстрелянных, сосланных или отправленных в лагеря.

И это – только в первой половине 1930-х гг.!..  Несколько сбавив свои обороты в конце 1933 г., маховик сталинского террора вновь начал набирать силу после того, как 1 декабря 1934 г. в Ленинграде был убит  первый руководитель Ленинградского обкома ВКП(б) Сергей Киров. Это убийство было максимально использовано Сталиным для окончательной ликвидации оппозиции и дало начало новой волне репрессий, развернутых по всей стране.

Как справедливо заметил один из видных современных исследователей, неоднократно затрагивавший в своих работах тему советских преследований, берлинский историк Йорг Баберовски, убийство Кирова в Смольном "изменило атмосферу в руководящих кругах партии. Теперь смерть тенью висела над партией. Принцип, по которому убивать дозволялось только того, кто стоял вне партии, теперь утратил силу. Отныне Сталин и его соратники искали врага в собственных рядах". (3)

Если в 1920-е гг. советские функционеры, не согласные с генеральной линией партии, могли быть прощены, публично покаявшись и продемонстрировав собственную лояльность, то теперь их не спасали никакие словесные заверения.

В этих условиях происходит стремительное расширение полномочий сталинской тайной полиции: по делам о террористических актах вводился упрощенный порядок следствия и вынесения приговоров, включая высшую меру наказания (ВМН); подобные дела рассматривались в суде без участия обвинения и защиты; кассационные жалобы и ходатайства отменялись; расстрельные приговоры предписывалось приводить в исполнение незамедлительно. Всего за два месяца  - с декабря 1934 по февраль 1935 года – в соответствии с новым порядком ведения следствия по делам о терроризме, было осуждено 6 500 человек. (4)

Несколько позже, в апреле 1935 г., применение ВМН распространили и на несовершеннолетних. Как и во времена Гражданской войны, вновь широко вводилась практика внесудебного рассмотрения дел, а в случае большого их потока приговоры и расстрелы произ­водились на основании заранее заготовленных списков. С этой целью 27 мая 1935 г. в управлениях НКВД республик, краев, областей были организованы "тройки", на которые распространялись права Особого Совещания.(5)

30 марта 1935 г. был принят закон об ответс­твенности членов семей изменников Родины (ЧСИР). Если жена, дочь, сын не отказывались от своего мужа или отца, они подверга­лись заключению на 8 лет или направлялись в ссылку.(6)

Результаты этой политики тотчас не преминули сказаться. Сразу после убийства Кирова были арестованы и осуждены на 10 лет тюремного заключения недавние соперники Сталина – Лев Каменев и Григорий Зиновьев (обоих впоследствии расстреляют).

Несколько групп бывших оппозиционеров были осуждены на закрытых судебных процессах. 26 января 1935 г. Сталин подписал постановление Политбюро о высылке из Ленинграда на север Сибири и в Якутию 663 бывших сторонников Зиновьева. Еще одна группа бывших политических оппонентов вождя в количестве 325 человек переводилась из Ленинграда на работу в другие районы.(7)

Не отставали от центра и партийные организации на местах, разоблачая в своих рядах все новых сторонников Троцкого, Каменева и Зиновьева. Симпатии, выраженные по отношению к любой из этих фигур, равно как и согласие с их политическими платформами, фактически расценивались как антисоветская деятельность. Главным троцкистом в Крыму был назван бывший первый председатель ЦИК Крымской АССР, активный участник революции и Гражданской войны, Юрий Гавен. Сам факт совместной работы или просто знакомства с ним служил основанием для ареста десятков человек.

Но бывшие партийные функционеры являлись не единственной категорией граждан, на головы которых обрушился топор государственного террора. Репрессиям подверглись и уцелевшие представители российской дореволюционной элиты. Так, в ходе операции «Бывшие люди», проводившейся в Ленинграде с 28 февраля по 27 марта 1935 г. органы НКВД  подвергли арестам, тюремному заключению, ссылке и высылке 11072 человека (4833 глав семей и 6239 членов семей) из числа бывших дворян, царских чиновников, фабрикантов, офицеров, торговцев. (8) В процессе проведения этой масштабной карательной акции особая «тройка» при УНКВД Ленинградской области осудила 4692 человека, из которых 4393 приговорили к расстрелу, а 299 – к тюремному заключению. (9)

Аналогичные мероприятия проводились и в других регионах страны.

В обществе нагнеталась атмосфера страха и подозрительности. Передовицы газет пестрели грозными заголовками, призывающими граждан быть бдительными и требовавшими от властей решительно расправляться с "врагами народа". Последнее нередко преподносилось как выражение "воли трудящихся".

И все же в 1934-1936 гг. репрессии еще не достигли своего апогея.  Их пик наступил именно в 1937-1938 гг.

На проходившем в начале 1937 г. февральско-мартовском пленуме Сталин выдвинул тезис о неизбежном обострении классовой борьбы по мере укрепления социализма. Из выступлений и докладов участников пленума выходило, что вся страна наводнена шпионами, диверсантами и вредителями, проникшими на самые высокие должности. В связи с чем, констатировалось, что в деле очистки страны от «вражеских элементов», и в частности, разоблачения «троцкистско-зиновьевского заговора», органы НКВД запоздали, как минимум, на четыре года.

Итоги работы пленума заложили основу будущей оргии насилия, продолжавшейся, по меньшей мере, до ноября 1938 г.

К июлю 1937 г.  руководство НКВД, партии и правительства приняли ряд распоряжений, приказов и ведомственных инструкций, направленных на усиление агентурно-оперативной работы, ужесточение режима содержания в тюрьмах и спецпоселениях, расширение полномочий карательных органов.

2 июля 1937 г. Политбюро ЦК ВКП (б) приняло постановление "Об антисоветских элементах", в котором отмечалось, что, поскольку значительное количество «бывших кулаков и уголовников,  высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом по истечении срока высылки, вернувшихся в свои области, — являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений, как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых областях промышленности», всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД предлагалось «взять на учёт всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные менее активные, но всё же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД».

Доведя эту директиву до сведения региональных партийных руководителей и начальников управлений НКВД, ЦК ВКП (б) потребовал от них в течение пяти дней представить в Москву состав «троек» и данные о числе тех, кто подлежал расстрелу или высылке в лагерь.

На следующий день, 3 июля, нарком внутренних дел СССР Н. Ежов направил всем начальникам краевых и областных управлений НКВД секретную директиву за №266, с указанием взять на учет всех «кулаков  и уголовников, вернувшихся по отбытии наказания и бежавших из лагерей и ссылок». Всех учтенных следовало подразделить на две категории: первую – «подлежащие аресту и расстрелу», и вторую – «подлежащие высылке в районы по указанию НКВД». (10)

В связи с чем предлагалось в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих высылке.

Ответы с мест не заставили себя долго ждать. Так, уже 4 июля 1937 г. Крымский обком ВКП (б) одним из первых передал в ЦК шифром постановление о принятии партийной директивы к «руководству и исполнению в установленный срок». В связи с чем, было решено утвердить «тройку» в составе: наркома НКВД Крымской АССР Карпа Павлова (председатель); членов: прокурора Крымской АССР Константина Монатова; 2-го секретаря обкома ВКП (б) Сервера Трупчу. (11)

Пунктом 145 протокола заседания Политбюро №51 от 5 июля 1937 г. этот состав «тройки» был утвержден. (12)

9 июля 1937 г. из Крыма в Москву поступила шифровка о примерном числе учтенных «вражеских элементов».  А именно: "кулаков, вернувшихся по отбытии на­казания, 905 человек, уголовников, вернувшихся по отбытии наказания, 421 человек; кулаков, бежавших из ссылки и лагерей, 870 человек; беглых уголовников 12, учет неполный. Число уч­тенных первой категории кулаков, наиболее враждебных элемен­тов, подлежащих аресту и расстрелу, 109 человек, уголовников 34 человека; второй категории враждебных элементов, подлежа­щих высылке кулаков 1103 человек, уголовников 282 челове­ка". (13) 10 июля 1937 г. Политбюро ЦК ВКП (б) утвердил эти цифры в качестве первоначального "лимита" репрессируемых для Крымской АССР.  (14)

На основании информации с мест 30 июля 1937 г. НКВД издало оперативный приказ №00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов», которым устанавливался упрощенный порядок ведения следствия и рассмотрения дел "тройками". Приговоры выносились заочно, без вызова обвиняемого, а также без участия защиты и обвинения, обжалованию не подлежали. Специально указывалось, что приговоры к расстрелу должны приводиться в исполнение «с обязательным полным сохранением в тайне времени и места приведения».

В контингент, подлежащий репрессиям, включались обвиненные в антисоветской деятельности бывшие "кулаки", бежавшие из трудпоселений, скрывающиеся от раскулачивания; социально опасные элементы - участники повстанческих, террористических и бандитских формирований; члены антисоветских партий; бывшие белогвардейцы и уцелевшие царские чиновники; священнослужители ("церковники"); сектанты; политические заключенные и т.д.

Все репрессируемые, согласно приказу, разбивались на две категории: первая — подлежащие немедленному аресту и расстрелу, вторая — подлежащие заключению в лагерь или тюрьму на срок от 8 до 10 лет. Для каждой области, края и республики были определены «лимиты» по обеим категориям репрессируемых. Всего предписывалось арестовать 259450 человек, из которых 72950 расстрелять, а 194800 — отправить в лагеря. Однако эти цифры были заведомо неполными, так как в перечне отсутствовал ряд регионов страны. В этой связи приказ давал местным руководителям право запрашивать у Москвы дополнительные «лимиты». Кроме того, заключению в лагеря или высылке могли подвергаться семьи репрессируемых.

Для Крымской АССР был установлен "лимит" в 1500 человек (из которых 300 подлежали репрессии "по первой категории", 1200 - "по второй") (15), однако уже 31 июля 1937 г. (т.е. на момент утверждения оперативного приказа НКВД №00447 в Политбюро), в Москву поступила шифротелеграмма наркома НКВД автономии Павлова, в которой сообщалось о проведенных в ночь с 28 на 29 июля арестах 1655 человек (1019 «кулаков» и 636 уголовников), так что фактически отведенный Центром количественный «лимит» репрессируемых крымскими чекистами был перевыполнен еще до развертывания массовых операций (их предполагалось начать 5 августа 1937 г. и завершить в начале декабря того же года). В связи с чем, Павлов просил увеличить намеченные для ареста «квоты» по обеим категориям. Однако на тот момент в удовлетворении этого ходатайства было отказано. (16)

Тем временем чекистский террор в СССР приобретал все больший размах. Лишь в первые недели проведения массовых операций НКВД по приказу №00447 в стране было арестовано более 100 тыс. человек. (17) Количество разоблаченных «врагов» стремительно множилось, планы по их выявлению и уничтожению выполнялись и тут же начинали перевыполняться. Так что уже осенью 1937 г. региональные органы получили право (и даже побуждались к этому) – обращаться в Москву с запросами об увеличении отведенных им «квот». Как правило, Сталин удовлетворял эти ходатайства, причем в ряде случаев давал согласие письменно.