До настоящего времени по-прежнему остается малоизвестным, что прежде чем заняться наукой, будущий полярник способствовал установлению советской власти в Крыму и занимался проведением в жизнь ее террористических директив.

Призванный революцией

Как вспоминал сам Иван Дмитриевич, одними из самых ярких впечатлений его нелегкого детства были революционные события осени 1905 г., кульминацией которых стало восстание моряков на крейсере «Очаков», подавленное правительственными  войсками…

Уже тогда симпатии 11-летнего мальчика были всецело на стороне восставших. В дальнейшем сочувственное отношение Папанина к противникам царского строя сменилось прямой убежденностью в необходимости решительных перемен. Так что, когда наступил 1917 г. с Февральской революцией, ознаменовавшей собою крушение российской монархии; а затем и Октябрьским вооруженным переворотом, приведшим к падению власти Временного правительства – 23-летнему матросу бывшего Российского Императорского флота долго не пришлось ломать голову, с кем идти дальше.

«Ленинская правда,  - вспоминал об этом периоде своей жизни Папанин, -  была настолько понятной, доходчивой, что народные массы — и я с ними — не могли ее не принять».

В октябре 1917 г. будущий полярный исследователь с головой окунается в революционную работу, активно участвует в установлении советской власти в Севастополе и в Крыму.

О том, как происходило утверждение режима большевиков на территории полуострова в 1917-1918 гг., известно теперь достаточно хорошо. Сообщение о перевороте в столице было с негодованием встречено крымской общественностью. Против захвата власти большевиками выступили представители практически всех политических партий, по Таврической губернии прокатилась волна демонстраций протеста. Лишь в Севастополе состоялись митинги в поддержку Советов, завершившиеся массовой демонстрацией под лозунгом «Да здравствует пролетарская революция!». Центральный комитет Черноморского флота направил в Петроград приветственную телеграмму, а командующий флотом адмирал Александр Немитц отдал приказ о признании власти Советов.

Чтобы помочь читателем понять зловещий смысл этого призыва, необходимо напомнить, что еще до Октябрьского переворота, в феврале-марте 1917 г., военно-морская база Балтийского флота Кронштадт снискала недобрую славу как место массовых убийств офицеров. Жертвами самосудов стали 76 человек, в том числе командующий флотом вице-адмирал Адриан Непенин. Но если кровавые расправы на Балтике носили характер неуправляемых преступных эксцессов, то превращение Севастополя «в революционный базис Черноморского побережья» осуществлялось вполне координировано. Балтийцев специально присылали сюда для «обмена передовым опытом», а прибывшие в город осенью 1917 г. большевистские функционеры были направлены непосредственно Яковом Свердловым, будущим активным инициатором разгона Учредительного собрания, расстрела царской семьи, красного террора и массовых репрессий против казачества.

Агитаторы упрекали черноморцев в недостаточной революционности, и ставили им в пример «заслуги» балтийских матросов.

6 ноября 1917 г. в Морском собрании Севастополя открылся 1-й Общечерноморский съезд, итогом которого стало упрочение позиций большевиков и принятие резолюции о формировании и последующей отправке на Дон для борьбы с атаманом Калединым отряда вооруженных матросов численностью 2500 человек.

Красногвардеец и партизан

По вполне понятным причинам, в своих воспоминаниях, опубликованных в 1970-е гг., Папанин повествует о собственном пребывании в рядах Красной гвардии в присущей произведениям советской мемуарной литературы тенденциозной манере. Участие в крымских событиях 1917-1918 гг. он сводит к описаниям некоторых эпизодов вооруженных столкновений с противниками «власти трудящихся», да вскользь упоминает о том, что воевать ему и его товарищам из 1-го Черноморского отряда «пришлось не на море, а на суше, против всякой контрреволюционной нечисти».

Впрочем, несколькими абзацами ранее автор воспоминаний самостоятельно разъясняет, кого он подразумевал под этим нелицеприятным названием:

«В Крыму селились отставные офицеры, чиновники, вышедшие на пенсию. В деревнях же было засилье кулаков…»

По логике большевиков (к числу которых, формально еще не состоя в партии, себя в тот момент относил и Папанин), все эти люди являлись «вредными насекомыми» и подлежали дискриминации, а по возможности - физическому уничтожению.

Брошенные в массы, семена слепой ненависти упали в благодатную почву и дали кровавые всходы. В 1917 г. Крыму суждено было первым открыть мрачную страницу террора. Задолго до придания убийствам «врагов революции» официального статуса, здесь были замучены сотни ни в чем не повинных людей.

В нагнетании эскалации ненависти решающую роль сыграли именно матросы-красногвардейцы, одним из которых, как уже было сказано, являлся будущий советский полярник. Потерпев неудачу на Дону, понеся значительные потери в сражениях с отрядами добровольцев и казаков, вернувшиеся в Крым моряки жаждали мести.

10 декабря 1917 г. в Севастополь были доставлены тела 18 красногвардейцев, погибших в сражении под Белгородом. Их похороны вылились в мощную демонстрацию, в ходе которой раздавались призывы к немедленному избиению «буржуазии».

Несколькими днями позже, 15-16 декабря, полуостров потрясли «ужасы, которые пережило население Севастополя». Разгулявшаяся матросская вольница, устроив самосуды, истребила, как минимум, 23 (по другим данным - 32) офицера.

Следом за Севастополем  в кровавый омут окунулись и другие крымские города.

Как и в других городах полуострова, установление советской власти в крымской столице ознаменовалось массовыми грабежами, арестами и расстрелами.

По воспоминаниям современника, с падением Симферополя «в Крыму воцарился большевизм в самой жестокой, разбойничье-кровожадной форме, основанной на диком произволе местных властей, не поставленных хотя бы и большевистским, но все же – правитель­ством, а выдвинутых толпой, как наиболее жестоких, безжалостных и наглых людей. Во всех городах лилась кровь, свирепствовали банды матросов, шел повальный грабеж, словом, создалась та совершенно кошмарная обстановка потока и разграбления, когда обыватель сталь объектом перманентного грабежа».

8 февраля 1918 г. живший в то время в Москве писатель и поэт Иван Бунин записал в своем дневнике: «…Приехал Д. – бежал из Симферополя. Там, говорит, «неописуемый ужас», солдаты и рабочие «ходят прямо по колено в крови». Какого-то старика полковника живьем зажарили в паровозной топке».

 «В Симферополе, - писал в своих воспоминаниях живший в то время в Крыму известный политик, публицист и общественный деятель, князь Владимир Оболенский, - тюрьма была переполнена и ежедневно из нее вызывали людей на расстрел пачками». Только за одну ночь в городе казнили 100 офицеров и 60 мирных граждан. Всего, по данным советского автора, Виктора Баранченко, в административном центре губернии «было убито не менее семисот офицеров».

Не представляется возможным проследить личное участие героя нашего повествования во всех этих ужасах, но было бы наивно считать, что действия его чем-то принципиально отличались от поведения других революционных матросов.

Десятилетия спустя, будучи заслуженным ученым и номенклатурным работником, собравшим внушительную коллекцию высших советских и зарубежных правительственных наград, Папанин напишет о собственном пребывании в крымской столице зимой 1918 г. лишь то, что ему поручили охранять запасы с вином да «поддерживать в городе революционный порядок».

Приведенные выше свидетельства современников наглядно показывают, что может на поверку скрываться за этой, на первый взгляд, благообразной цитатой.

После падения советской власти весной 1918 г., Папанин не эвакуируется вместе с другими красногвардейцами и партийным активом, а остается в Крыму.

«Вспоминает» на время о своей мирной профессии (еще до призыва на флот будущий полярный исследователь был одним из лучших работников Севастопольского портового завода; по его собственному признанию, знание корабельных моторов сослужило ему «великую службу, несколько раз спасало от верной гибели») и устраивается на работу в ремонтные мастерские. В какой-то момент такое положение надоедает герою нашего повествования.  Тайно уехав из Крыма, Папанин переходит через линию фронта и пробирается в расположение красных войск. Там он становится бойцом, а затем вновь работает по специальности: организует передвижную мастерскую, в которой чинит поврежденные механизмы, а также приспосабливает полевые орудия для установки на железнодорожных платформах.

Два года спустя, в августе 1920 г., для руководства партизанским движением в белогвардейском тылу, советское командование направило в Крым группу коммунистов и военных специалистов во главе с Алексеем Мокроусовым. Являясь одним из активных участников установления советской власти на территории полуострова в 1917-1918 гг., «организатором и командиром революционных отрядов черноморских моряков», последний был напрямую причастен к развертыванию в регионе массового террора.  Именно матросы из отряда, которым командовал Мокроусов, 15 декабря 1917 г. произвели в Севастополе ряд самосудов над офицерами и представителями умеренных социалистических партий. А несколькими месяцами позже, 12 марта 1918 г., выступая на общем собрании Феодосийского Совета, Мокроусов лично призвал «уничтожить всю буржуазию, не разбирая средств».

Помимо общего дела, с Мокроусовым Папанина связывала крепкая дружба, поэтому, когда соратник по борьбе предложил Иван Дмитриевичу снова отправиться в Крым, будущий покоритель Арктики, не раздумывая, ответил согласием.

В ночь на 17 августа 1920 г. с катера близ с. Капсихор (ныне с. Морское Судакского горсовета) высадился советский десант в составе 11 человек. С прибытием активистов с Большой земли партизанское движение в тылу Белой армии разворачивается с новой силой.

Повстанцы совершали налеты на населенные пункты, срывали заготовку дров для городов и железных дорог, вели пробольшевистскую агитацию, убивали представителей и сторонников прежней власти.

Для борьбы с партизанами Врангелю приходилось отзывать войска с фронта, и до самого оставления Крыма держать в тылу значительный контингент. Чтобы уничтожить повстанцев, воинские части из Феодосии, Судака, Ялты, Алушты, Симферополя стали окружать лес. Но партизаны сумели выйти из окружения и отступить в горы. В создавшейся обстановке Мокроусов принял решение отправить в Советскую Россию надежного человека, чтобы связаться с командованием, обеспечить доставку на полуостров оружия, боеприпасов и подкреплений. Выбор пал на Папанина.

Тот блестяще справился с возложенной него сложной и опасной задачей. Встретившись с командующим Южного фронта Михаилом Фрунзе, и получив от него необходимую помощь, 10 ноября 1920 г. Папанин возвратился в Крым на катере-истребителе, привезя с собой необходимые грузы, а также пополнение - отряд из 24 моряков.

На подходе к Алуште партизаны соединились с частями 51-й дивизии Южного фронта.

16 ноября 1920 г. врангелевцы оставили полуостров.

Комендант Крым ЧК

События, произошедшие в Крыму в первые месяцы после окончательного установления власти большевиков осенью 1920 г., в истории полуострова являются одними из наиболее  страшных. Ликвидация последнего крупного очага организованного сопротивления коммунистическому режиму на Юге России не привела к долгожданному гражданскому миру, но ознаменовала собой начало невиданной по масштабам массовой бойни.

Спланированная на самом высоком уровне, кампания всеобщего истребления оставила далеко позади все прежние ужасы. Жертвами развязанного террора стали не только тысячи офицеров и солдат Белой армии, поверивших обещаниям об амнистии, данных победителями накануне взятия полуострова; но и имевшие непролетарское происхождение мирные жители – преподаватели и учащиеся, сестры милосердия, священники, предприниматели, инженеры, врачи.

Уничтожением «контрреволюционного элемента» в Крыму занимались «карательные органы диктатуры пролетариата» - особые отделы, военные трибуналы, уездные политотделы, городские ЧК. 9 декабря 1920 г. создается местное подразделение Всероссийской чрезвычайной комиссии — Крымская чрезвычайна комиссия (Крым ЧК). Папанина назначили ее комендантом.

В обязанности комендантов (их также называли «комиссарами смерти») входило приведение в исполнение приговоров и руководство расстрелами. Сложно сказать, скольких людей отправил в небытие верный папанинский маузер, но, так как период «работы» будущего покорителя Арктики пришелся на самый пик крымской «зачистки», личный его вклад в красный террор был, вероятно, немалым. Примечательно, что на службу в ЧК Папанина направили по рекомендации известной большевички Розалии Землячки – женщины, чье имя до настоящего времени остается синонимом Крымской трагедии. Даже среди товарищей по партии Землячка прославилась своей жестокостью; но для героя нашего повествования она была «на редкость чуткой, отзывчивой женщиной». В своих воспоминаниях Папанин называет ее своим ангелом-хранителем…

Малоизвестным является факт, что в бытность свою комендантом, будущий советский полярник не только приводил в исполнение смертные приговоры, но еще и обучал этому ремеслу юных чекистов. Один из них, Александр Журбенко, впоследствии сделал неплохую карьеру в системе карательных органов, и стал начальником УНКВД по Москве и Московской области. Когда его арестовали в 1938 г., Журбенко из камеры направил письмо в адрес Сталина, в котором, пытаясь разжалобить вождя, рассказывал о своей многолетней работе чекиста, начавшейся в комендатуре Крымской ЧК, где он руководством знаменитого теперь на весь мир Папанина своей «ещё юношеской рукой непосредственно уничтожал врагов». 

Итогом чекистской карьеры Папанина стало награждение орденом Красного Знамени. Правда, участие в казнях привело и к другим, неприятным последствиям - психическому расстройству и пребыванию в клинике для душевнобольных.

Но даже после своего ухода из «органов», работая в Наркомате почт и телеграфов (и, очевидно, в более поздний период), будущий полярный исследователь, по его собственному признанию, «фактически связи с ЧК не порывал». Можно добавить - не только с ЧК, но и с карательной системой СССР в целом. Так, начиная с 1939 и заканчивая 1946 г. Папанин был начальником Главсевморпути, игравшего важнейшую роль в снабжении лагерей ГУЛАГа.

Тем не менее, в историю Иван Дмитриевич вошел не как участник массовых казней, а как блестящий ученый, создатель самого мощного в мире научного флота. Имя Папанина трижды увековечено на географической карте; в родном Севастополе ему установлен памятник, в честь него названа одна из городских улиц.

Помня об ученых заслугах Папанина, не стоит забывать и о не столь приглядных его делах.

 

Впервые опубликовано: Международная газета "X Files Секретные материалы 20 века" № 23 (301), декабрь 2010 года. – с. 6-7