После ликвидации Южного фронта в крымской столице оставалось большое количество офицеров и солдат Белой армии, имевших непролетарское происхождение представителей гражданского населения. Поверив обещаниям об амнистии, данным накануне красным командованием, эти люди надеялись, что их не станут преследовать, и позволят честно трудиться на благо Отчизны. Увы, этим ожиданиям не суждено было сбыться. Высокая концентрация на территории полуострова «контрреволюционного элемента» никак не устраивала кремлевских правителей. Выступая 6 декабря 1920 г. на совещании московского партийного актива, Ленин заявил: «Сейчас в Крыму 300 тыс. буржуазии. Это источник будущей спекуляции, шпионства, всякой помощи капиталистам. Но мы их не боимся. Мы говорим, что возьмем их, распределим, подчиним, переварим».[2] Слова вождя были правильно поняты местными военными и партийными органами. На полуострове был установлен режим чрезвычайного положения. Люди были лишены возможности уехать из Крыма, поскольку каждый пропуск подписывал лично председатель Крымревкома, венгерский коммунист Бела Кун.

Известно его высказывание: «…Крым это – бутылка, из которой ни один контрреволюционер не выскочит, а так как Крым отстал на три года в своем революционном движении, то мы быстро подвинем его к общему революционному уровню России…»[3]

Полуостров «подвинули» путем массовых расстрелов. 17 ноября 1920 г. приказом Крымревкома №4  была объявлена регистрация всех иностранных подданных; лиц, прибывших на территорию полуострова с июня 1919 г.; офицеров, чиновников военного времени, солдат, работников гражданских учреждений. Перечисленным в приказе категориям лиц предписывалось в 3-дневный срок явиться для регистрации. Не зарегист­рировавшиеся в указанный срок рассматривались как шпионы и подлежали преданию суду Ревтрибунала «по всем строгостям военного времени».[4]

В тот же день распоряжением Реввоенсовета 6-й армии в Симферополе была организована Особая Военно-Контрольная Комиссия с правами Особого отдела ВЧК 6-й армии в составе: председателя Айзенберга и членов: Цибина и Берковича. За подписями членов Комиссии был издан приказ №1, в соответствии с которым всем домовладельцам и квартиронанимателям следовало «под личной ответственностью сообщать Комиссии о всех служивших в армии барона Врангеля и Деникина, уклоняющихся от регистра­ции». Зарегистрироваться были обязаны «все лица, служившие в судебных, административных и судебно-административных учреждениях, а также в полиции, мили­ции, варте, государственной страже, контрразведывательных органах». Регистрация проходила в здании, где заседала Комиссия, расположенном на Дворянской улице (ныне - ул. Горького), в доме №25, с 9 часов утра до 2 часов дня.[5]

Согласно свидетельству очевидца, «регистрация продолжалась несколько дней. Всех записывали, опрашивая о времени службы, о части, в которой служили и т.п., и группами отправляли в казармы, где и содержали под стражей в продолжение недели».[6] Первое время режим содержания в казармах был достаточно мягок: с офицерами обращались корректно, беспрепятственно пускали к ним на свидание родственниц, женщин и детей. Позволялось без ограничения приносить одежду, провизию, книги. Но, спустя короткое время все изменилось: группу арестованных численностью около 200 человек перевели из казарм в городскую тюрьму. Свидания с ними были прекращены. По прошествии трех дней врангелевцев вывели из тюрьмы и по Алуштинскому шоссе доставили в усадьбу Крымтаева (ныне – район Симферопольского водохранилища – Д.С.), где всех перебили.

Сохранилось описание этой ужасной расправы:

«На рассвете всех офицеров вывели из дома в сад, где разделили на пять групп. Первую группу заставили вырыть себе братскую могилу, и когда она была вырыта, их поставили перед ней в ряд и залпом расстреляли. Большинство тел расстрелянных попадало прямо в могилу. 

Вторую группу заставили стащить туда остальных расстрелянных товарищей и закопать могилу. После этого заставили их вырыть новую могилу для себя. Затем расстреляли новым залпом вторую группу, заставив третью делать то же, что и вторую и т.д... На другой день из казармы была уведена новая партия офицеров, и с ней повторилось то же самое…»[7]

Маховик репрессий стремительно начал раскручиваться и вскоре заработал на полную мощность. Согласно сохранившимся документам, только за один день, 22 ноября 1920 г. в Симферополе чрезвычайные «тройки» особых отделов при Реввоенсовете Южного фронта и 6-й армии вынесли постановления о расстреле 27, 117, 154 и 857 человек. Сутки спустя, 24 ноября, – к смерти приговорили еще 269 человек. Массовые казни продолжились и в последующие месяцы. Так, 7 декабря 1920 г. была расстреляна еще одна партия пленных – 82 человека. 19 декабря 1920 г. трагическую участь предшественников разделили 159 человек.[8]

Мгновенно террор перекинулся и на гражданское население. Хватали для расстрелов матерей, жен и детей, пробиравшихся к местам экзекуций, в надежде отыскать для погребения тела своих близких. Партию таких приговоренных казнили в районе еврейского кладбища.

Следственные дела тех лет невелики по объему. Как правило, они состоят из анкеты, которую арестованный заполнил при регистрации, и приговора. Иные документы встречаются редко. Сама процедура ведения следствия была максимально упрощена. В подавляющем большинстве случаев подозреваемых не допрашивали. Приговоры выносились в отсутствие обвиняемых, на основании имеющихся материалов.

Помимо расстрелов, революционные власти активно практиковали и другие виды репрессий – высылку из Крыма, заключение в концентрационный лагерь. Один из таких лагерей, рассчитанный на 800 человек, располагался в Симферополе по ул. Пушкинской, 20. С 1 января по 1 июля 1921 г. через него прошло 1929 человек арестованных и 429 человек привлеченных к труду из числа «буржуазных» элементов.[9] Условия содержания в лагере, по меньшей мере, в первые месяцы его существования, были ужасны: узники ходили в лохмотьях, голодали, подвергались систематическим издевательствам и побоям со стороны тюремной охраны. Отсутствие бани и медицинского обслуживания (лагерный лазарет имел всего 15 койко-мест) создало опасность возникновения эпидемии. Все перечисленное стало причиной массовой смертности и частых побегов.

Массовые убийства в Крыму продолжались, по меньшей мере, до мая 1921 г. При этом наивысшего своего апогея расстрелы достигли в период с ноября 1920 г. по март 1921 г., затем их волна стала понемногу спадать.

Крымские события 1920-1921 гг. стали завершающим кровавым аккордом Гражданской войны на Юге России. Но даже сейчас они не получили должного освещения. Все, что на сегодняшний день сделано в Крыму и за его пределами в этом вопросе – заслуга немногих энтузиастов из числа историков, журналистов религиозных общественных деятелей.

Никакой моральной оценки этой ужасной трагедии официальными лицами до настоящего времени озвучено не было. Поиск останков жертв красного террора в Крыму и их торжественное перезахоронение до настоящего времени, ни в Симферополе, ни в других городах, также не производились. Но самое печальное – глубокий раскол, проявившийся в обществе в годы Гражданской войны, не преодолен до сих пор.

Впервые опубликовано: информационно-аналитическая газета «Крымское эхо»

http://kr-eho.info/index.php?name=News&op=article&sid=5564

[1]В Крыму после Врангеля (Рассказ очевидца). // Крымский архив, № 2. - Симферо­поль, 1996. - с.59

[2]Ленин В.И. Полн. собр. соч., т.42 – с.74

[3] Мельгунов С.П. Красный террор в России 1918-1923 гг.  М: Айрис-Пресс, 2006. – с. 113

[4]Ревкомы Крыма. Сборник документов и материалов. – Симферополь,1968. - с.23

[5]Филимонов С.Б. Тайны крымских застенков. – Симферополь: Бизнес-Информ, 2003. – с.6

[6]В Крыму после Врангеля (Рассказ очевидца) - с.60

[7]Указ. соч. - с.60-61

[8]Абраменко Л.М. Последняя обитель. Крым, 1920-1921 годы. – К.: МАУП, 2005. – с.222

[9] Пащеня В.Н. Крымская  милиция в XX веке (1900 - 1991 гг.) - Симферополь: ДИАЙПИ, 2009. - с.61-62