| Революция и Гражданская война [64] |
| Красный террор [136] |
| Террор против крестьян, Голод [169] |
| Новый Геноцид [52] |
| Геноцид русских в бывшем СССР [106] |
| Чечня [69] |
| Правление Путина [482] |
| Разное [57] |
| Террор против Церкви [153] |
| Культурный геноцид [34] |
| ГУЛАГ [164] |
| Русская Защита [93] |
Коллективизация сельского хозяйства, раскулачивание и ликвидация кулачества как класса — один из самых неоднозначных и трагических периодов отечественной истории. Будучи насилием над деревней, подкрепляясь беззаконием и произволом со стороны местных советских и партийных органов власти, эти мероприятия вызывали волну протеста со стороны крестьянства. В стране, по сути, шла настоящая гражданская война, и многие страницы этой войны до сих пор плохо изучены. Ярким явлением в борьбе крестьян против коллективизации был женский протест, или так называемые бабьи бунты. По данным Н. А. Ивницкого, «в1929 году из 1307 массовых выступлений 486 были женскими, в 67 случаях преобладали женщины. В 1930 году, по далеко не полным данным, учтено более 3700 массовых выступлений почти исключительно женских по своему составу. В первой половине 1930 года зарегистрировано 32% выступлений с преобладанием женщин, во втором полугодии — 40%, а в сентябре и октябре — 55%»1. Советская власть утверждала, что основной причиной женских выступлений против коллективизации была иррациональная женская истерия, спровоцированная агитацией кулаков и подкулачников, разного рода неверными слухами и подкреплённая мелкобуржуазными собственническими инстинктами женщин. Если говорить об обобществлении мелкого продуктивного скота и коров, которые традиционно находились на попечении женщин, собственнические инстинкты вполне уместны. Между тем, если рассматривать женский протест в целом, становится ясно, что это явление было вполне рациональным и закономерным ответом на коллективизацию. Аналогичным образом в период военного коммунизма женщины реагировали на продразвёрстку и мобилизацию мужского населения. Активное противостояние крестьянок и советской власти стало возможным из-за гораздо меньшей опасности для женщин, нежели для мужчин, подвергнуться репрессиям. Материалы Ачинского окружного отдела ОГПУ свидетельствуют, что карательные органы не производили арестов в большинстве случаев массовых выступлений женщин. Например, сообщается: «В деревне Новокурск Берёзовского района сагитированные кулаками женщины — 50 человек выступили с требованием пересмотра раскладки, угрожая убить уполномоченного. Аресты не произведены, идёт разработка… …В деревне Средней Берёзовке Назаровского района женщин 50 человек, сагитированные кулаками и членами сельсовета, налетели на помещение последнего, разогнали торги имущества кулака. Ведётся расследование, аресты не произведены. В зависимости от обстоятельств будут произведены… …Группа женщин в 20 человек в селе Тисуль пришла в РИК, требуя у председателя хлеба. Разъяснительной работой вопрос урегулирован…»2 Когда у мужчин спрашивали, почему они не следят за своими жёнами и позволяют им выступать против советской власти, они порой отвечали, что советская власть уравняла женщин с мужчинами и жёны попросту их не слушают. Иногда это же служило оправданием невступления в колхоз или отказа от социализации имущества. Мужчины говорили, что жёны не позволили им сделать это, так как обладают теми же правами на имущество, что и они, в противном случае женщины якобы угрожали им разводом3. Нередкими были случаи прямых столкновений женщин с представителями советской власти. С одобрения мужчин они устраивали «волынку» (массовое выступление) или громили общественные здания. В этих действиях мужчины не участвовали, оставаясь молчаливыми наблюдателями. Когда же местные активисты предпринимали попытку прекратить беспорядки и разогнать женщин, завязывалась драка, и мужчины спешили им на помощь, избивая коммунистов, советских работников, колхозников. В этот момент они выступали как защитники жён, матерей, дочерей, что позволяло им избежать обвинений в антисоветской деятельности и сурового наказания4. Такая тактика, позволявшая активно противостоять мероприятиям власти и уходить от серьёзной ответственности в годы коллективизации, получила в деревне широкое распространение. Однако далеко не всегда женский протест инспирировался мужчинами. Очень часто это был стихийный всплеск активности доведённых до отчаяния людей. В качестве повода не всегда выступали и мероприятия власти по организации колхозов или раскулачиванию. Массовое выступление в селе Ирбей Канского округа 13 июня 1929 года вспыхнуло из-за попытки местных властей использовать на детской площадке церковную ограду. На состоявшемся в день Вознесения по инициативе райкома партии общем собрании женщин по вопросу хлебозаготовок и открытия детской площадки были заслушаны доклады и предложена резолюция — оказывать всемерное содействие сельсовету по дополнительным хлебозаготовкам. Однако собрание отказалось не только от предложенной резолюции, но и вообще от дальнейшего обсуждения. Начался спор об ограде, изъятой у церкви в 1928 году. Женщины опасались, что инцидент с оградой — сигнал к тому, что скоро доберутся и до самой церкви. Вскоре толпа занялась огораживанием церкви. Уговоры работников райкома партии и райисполкома впечатления на женщин не произвели. Подействовал лишь призыв священника остановиться. Батюшка убедил женщин, что они подведут под арест и себя, и его, после этого все разошлись по домам5. 24 февраля 1930 года в селе Хомутово Иркутского округа состоялась «волынка», основными участниками которой также были женщины. Причиной стали арест местного священника, отказавшегося выполнять трудовую повинность на лесозаготовках в качестве «нетрудового» элемента, и закрытие церкви. В этот день в селе проводилось партийное собрание, однако женщины, собравшись толпой до 300 человек, сорвали его и потребовали освобождения священника и открытия церкви6. Женщины в деревне отличались большей, нежели мужчины, религиозностью. Это проявилось ещё в годы Гражданской войны, когда они с лёгкостью воспринимали слухи о якобы грядущем конце света и «слугах Сатаны» — коммунистах. С усилением нажима властей на деревню эти слухи вновь получили широкое распространение. Зачастую их озвучивали и сами священнослужители. Так, в селе Половине Иркутского округа в октябре 1929 года на похоронах мальчика батюшка произнёс двухчасовую речь о том, что мальчик был наказан Богом за связь с нечистой силой — комсомольцами. В другом селе того же округа священник говорил крестьянам: «Антихрист пришёл и всех в колхозы загоняет». А в январе 1930-го в селе Залари на тайном собрании, организованном в помещении церкви, зажиточные крестьяне вместе со священником доказывали односельчанам, что о коллективизации и колхозах в Библии ничего не написано, а раз так, то вступать в колхозы нельзя7. Примечательно, что до 1930 года участие женщин в антисоветском движении выражалось в основном в «волынках». В 1930-м, особенно во второй его половине, произошло активное вовлечение женщин в состав антисоветских группировок. Женщины-кулачки участвовали в совершении поджогов, разного рода вредительствах и прочих актах сопротивления8. По данным ОГПУ, в 1930 году из 13 754 массовых выступлений в 3 712 в составе участников преобладали женщины. Чекисты считали, что за подобными выступлениями женщин стояла мужская часть села, в особенности кулачество. Однако, по мнению исследователя С. Красильникова, это не соответствовало действительности: «В частности, выражать протест женщин заставлял сам ход массовых репрессий в деревне — после ареста мужчин — глав семейств («кулаки первой категории») именно на жён последних власть возлагала ответственность за исполнение повинностей, за высылку и т. д. Именно женщины первыми отреагировали на появившиеся весной 1930 года признаки и проявления голода, которые карательная статистика уклончиво квалифицировала как «продовольственные затруднения»9. Некоторые действия женщин поражают своей дерзостью. 16 июля 1930 года в базарный день в селе Тюхтет в райисполком пришла группа крестьян в составе 30 человек, бедняки и середняки, преимущественно женщины, и стали требовать от райисполкома хлеба. Председатель райисполкома ответил, что хлеба они не получат, и посоветовал обратиться в свой сельсовет. Из райисполкома женщины направились к хлебному амбару кооперации, в котором было около 500 пудов хлеба, и самостоятельно взяли три мешка хлеба — взять больше им помешал заведующий амбаром, замкнув склад. Тогда женщины начали кричать, требуя хлеба. На крик с базара собрался народ. Толпа численностью свыше трёхсот человек потребовала открыть амбар и выдать хлеб. Прибывшие на место коммунисты и представители власти уговаривали крестьян разойтись, однако их стали забрасывать палками и камнями. Вскоре крестьяне разобрали ограду, разбили дверь амбара и завладели мешками с хлебом. После этого все разошлись и разъехались по деревням района10. Ответ государства на женский протест разительно отличался от действий в отношении протестующих мужчин. Существовала тенденция большинство выступлений крестьянок объяснять их чрезвычайной аполитичностью, отсталостью и невежественностью. По данным Ивницкого, «из 317 женских выступлений, о которых известны способы их ликвидации, в 213 случаях (67,2%) применялись уговоры и разъяснения, в 57 случаях (18%) — удовлетворение требований, в 40 (12,6%) — аресты активных участников и в 7 случаях (2,2%) — применение вооружённой силы…»11. Учитывая опыт активного участия женщин в повстанческом движении 1920—1921 годов, власть всячески старалась привлечь их на свою сторону. Активизировалась работа женотделов. Ежегодно увеличивалось число женщин-избирателей. По подсчётам М. А. Кузьминой, в Иркутском и Канском округах в 1929 году по сравнению с 1926-м количество избирательниц увеличилось вдвое, в Тулунском округе — в 3 раза. Одновременно росло количество женщин-депутатов. Если в 1926 году членами сельсоветов было избрано в Красноярском округе 10,5 процента женщин, в Иркутском — 16,2 процента, в Канском — 9,7 процента, то в 1929-м соответственно 17,6, 21,3 и 21,6 процента. Для обучения общественниц и воспитания их в соответствующем действительности духе регулярно проводились разного рода совещания, конференции, курсы. Иногда такая работа приносила коммунистам хорошие результаты. «Например, при перевыборах в Балаганске (Иркутский округ) женщины совместно с середняками и бедняками объединились вокруг ячейки партии и подавляющим большинством голосов провели всех выдвинутых кандидатов»12. Безусловно, женский протест в ходе коллективизации не был проявлением иррациональной женской истерии. Женщины выступали против разного рода насильственных действий властей, причём делали это нередко гораздо смелей, чем мужчины. Несущественное наказание женщин за поступки против советских порядков не способствовало установлению дисциплины в их рядах. Женщины раньше и в большей степени, нежели мужчины, отреагировали на притеснения в отношении церкви, а также на «продовольственные затруднения». Уловив опасную тенденцию постепенного перехода женщин от «волынок» и митингов к насилию в отношении сельских активистов, государство активизировало работу по привлечению женщин на свою сторону, преследуя при этом сразу две цели. Во-первых, провести идеологический и политический ликбез, дабы отвратить женщин от кулаков, подкулачников и прочих недовольных политикой советской власти в деревне. Во-вторых, активно вовлекать тех из них, кто в большей степени проникся коммунистическими идеями, в политическую жизнь деревни через участие в выборах, членство в советах и партии. Со временем из политически неустойчивого элемента многие женщины превращались в проводников советской власти на местах и могли влиять не только на своих мужей и родственников, но и на всех односельчан. Таким образом, государство в очередной раз вносило раскол в семьи и в деревню в целом, добиваясь полного её подчинения. г. Иркутск http://www.istrodina.com/rodina_articul.php3?id=2360&n=117 | |
|
| |
| Просмотров: 1544 | |