80 лет назад Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Февраль 1930 года стал началом жестокого организованного раскулачивания и массовой принудительной коллективизации.

1930 год. Ставропольский край. Члены рабочей бригады изымают хлеб у кулаков

Осенью 1926 года из московских магазинов начали исчезать масло, сметана, сыры, молоко, возникли перебои с хлебом. К зиме дефицитом стали мануфактура, соль, чай, спички, мыло, нитки и прочий ширпотреб. И не только в Москве.
Начинался ропот среди рабочих. 24 февраля 1927 года на Васильевском острове в Ленинграде состоялась рабочая демонстрация, участники которой требовали свободы слова, печати, свободных перевыборов заводских комитетов и Советов. На Дону, Кубани, в Сибири и на Украине начались стихийные крестьянские выступления.

Когда хорошо плохо

И вроде бы причин для кризиса не было: 1926 год оказался самым урожайным (около 4,7 млрд пудов) за все двадцатые годы. Но стоимость произведенного крестьянами продовольствия превзошла совокупную стоимость советской промышленной продукции, предназначенной для удовлетворения потребительского спроса. Денег на руках оказалось много, а товаров в торговой сети — мало.
Цены на рынке на промтовары поползли вверх. Крестьяне пропорционально подняли отпускные цены на продовольствие. Государство отказалось закупать хлеб по новым рыночным ценам, а сельские производители не пожелали отдавать результаты тяжелого труда за бесценок. Так возник острый хлебозаготовительный кризис 1927–1928 годов.
В 1928 году власть фактически вернулась к принудительным хлебозаготовкам, силой заставляя крестьян отдавать хлеб по демпинговым ценам. Ответ не заставил себя ждать. За год — 709 крестьянских волнений. Органы ОГПУ зарегистрировали 1027 терактов (поджоги, покушения, убийства, нападения и т. п.) против сельских активистов, представителей местных Советов. Вдобавок крестьяне стали обрабатывать меньше земли.

Это была инстинктивная самозащита от нового похода партии в деревню за дармовым продовольствием. Аграрный кризис перепроизводства 1926 года превратился в кризис недопроизводства 1928–1929 годов.*
(* В 1926–1927 годах государственные хлебозаготовки составили 117,8 млн центнеров, в 1928–1929 — 107,9, общий сбор зерновых упал с 662,5 млн центнеров до 614,3.)

Снабжение городов и армии продовольствием оказалось под угрозой.
Власть не могла пойти на уступки крестьянству: это означало бы не только прекращение противоестественного социалистического эксперимента, но и ликвидацию политического господства номенклатуры ВКП(б), ответственной за все, что происходило в стране начиная с 1917 года: захват власти и собственности, массовые убийства по социальному признаку, политические репрессии, гонения на церковь…

«Наше положение, особенно когда уже Ленина не было, стало очень опасным», — признавал в 1972 году пенсионер Вячеслав Молотов, бывший секретарь ЦК и сталинский нарком.*
(* Ф. Чуев. «140 бесед с Молотовым». М., 1991.)
Поэтому вопрос об удержании власти в ситуации острого кризиса на рубеже 20–30-х годов превращался для ВКП(б) и многих его функционеров в проблему жизни и смерти.

Предупредить революцию

Сталин недаром называл крестьянство таким классом, «который выделяет из своей среды, порождает и питает капиталистов, кулаков и вообще разного рода эксплуататоров». Конфликт между номенклатурой и крестьянством не имел разрешения, как бы того наивно ни желали «правые уклонисты» Николая Бухарина. Речь шла не о разных методах социалистического строительства, а о самом существовании большевистской диктатуры.
«Сталин помнил, как пало царское самодержавие, — писал Абдурахман Авторханов. — «Хлеба, хлеба, хлеба!» — вот с какого лозунга начали Февральскую революцию в Петрограде. Сталин знал лучше, чем Бухарин, что большевистское самодержавие ждет та же судьба, под тем же лозунгом, если самому не произвести революцию сверху в деревне, чтобы предупредить революцию снизу в городе».*
(* А. Авторханов. «Происхождение партократии», т. 2 «ЦК и Сталин». Франкфурт-на-Майне, 1981.)
Для сохранения власти и жизни сталинцам необходимо было силой превратить крестьян-домохозяев в крепостных, бесправных сельскохозяйственных рабочих, прикрепленных к государственным предприятиям (колхозам) по обработке земли. Колхозная система гарантировала незыблемость господства номенклатуры ВКП(б) и неприкосновенность ее коллективной собственности. Не исключено, что именно поэтому Молотов считал «успех коллективизации значительнее победы в Великой Отечественной войне».

Крестьянское сопротивление

По решению XV съезда ВКП(б) 1927 года объединение индивидуальных хозяйств в колхозы рассматривалось как «основная задача партии в деревне». Тем не менее в 1928 году из 24,9 млн крестьянских дворов были коллективизированы лишь 416 тыс. (1,7%). На 1 октября 1928 года колхозы (всех видов) производили около 8 млн центнеров зерна.
А 5% крестьянских хозяйств, которые большевики окрестили «кулацкими», производили ежегодно почти 120 млн центнеров зерна и владели имуществом более чем на миллиард рублей. Крестьянство сопротивлялось коллективизации. По данным ОГПУ, в 1929 году число терактов на селе выросло почти в восемь раз, а стихийных крестьянских волнений и бунтов — вдвое. «Органы» отчитывались: в 1929 году ликвидировано 7305 контрреволюционных организаций и групп, арестовано по делам о «контрреволюционных преступлениях» 95 208 человек.

В 1929 году под партийным нажимом доля коллективизированных хозяйств выросла с 1,7% до 7,6%, но этого оказалось недостаточно.
7 ноября на страницах «Правды» Сталин заявил о том, что партии удалось «повернуть основные массы крестьянства в целом ряде районов к новому социалистическому пути развития», «повести за собой широкие массы бедноты и середняков».

Это была ложь. Для насаждения в СССР колхозной системы потребовалось открытое насилие, сопровождавшееся высылками и депортациями, заключением в концлагеря и расстрелами наиболее эффективных хлеборобов. А затем — и искусственный голодомор.

Растерзанная деревня

В апреле 1929-го в городах были введены карточки на хлеб. К концу года карточная система охватила все виды продовольственных товаров, а затем затронула и промышленные. 27 декабря Сталин, выступая на конференции аграрников-марксистов, объявил о начале ликвидации «кулачества» в СССР: «Смешно и несерьезно распространяться теперь о раскулачивании. Снявши голову, по волосам не плачут».

5 января 1930 года Политбюро приняло итоговое постановление о темпе коллективизации. Через 10 дней была создана комиссия во главе с секретарем ЦК Молотовым по разработке спецмероприятий в районах сплошной коллективизации. В нее вошли более двадцати пяти представителей высшей партийной номенклатуры, советских учреждений и центрального аппарата ОГПУ (Андрей Андреев, Иосиф Варейкис, Филипп Голощекин, Борис Шеболдаев, Генрих Ягода и др.).

К 26 января комиссия завершила работу и направила Сталину свои предложения.

В советской пропаганде начала 30-х годов страшнее кулака-мироеда зверя не было. Кулаков объявили главными виновниками продовольственного кризиса.
30 января Политбюро приняло знаменитое постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Постановлением отменялись законы об аренде земли и применении наемного труда в сельском хозяйстве. У «кулаков» конфисковывались средства производства, жилье, скот, хлеб. Весь «кулацкий» контингент разделялся на три категории. Отнесенные к I категории («контрреволюционный актив», 60 тыс. человек) подлежали немедленному заключению в концлагеря или в особых случаях — к расстрелу.

По II категории планировалось выслать на Север, в Сибирь, на Урал, в казахские степи 245 тыс. человек. При высылке раскулаченным оставляли минимум продовольствия и предметов домашнего обихода. Деньги подлежали конфискации, на каждую семью разрешалось оставить не более пятисот рублей (меньше месячной зарплаты на человека).

Многочисленных раскулаченных по III категории (по неполным данным на декабрь 1930 года — более 32,5 тыс. семей) положено было лишить имущества, выслать из родных мест, но расселять в своих районах.

В феврале началось организованное всесоюзное раскулачивание и принудительное создание колхозов. В Центрально-Черноземной области за зиму уровень коллективизированных хозяйств вырос с 6% до 81%. Имущество и вещи раскулаченных складировались на сельских площадях, продавались с торгов, растаскивались мародерами.
Зачастую у раскулачиваемых отбирали не только дом, скотину, хлеб, сельхозинвентарь, но и валенки, полушубки, шапки, платки, шали, перины, подушки, посуду, детские игрушки — все, что ценилось на селе, вплоть до нижнего белья. По откровенному признанию, сделанному на окружной партконференции коммунисткой из Сибири, «оставляли их, в чем мать родила».
В Западной области (Западная область с 1929-го по 1937 год существовала на территории Брянской, Калужской, Смоленской и части Тверской губерний), по сообщению органов ОГПУ от 28 февраля, лозунг многих бригад по раскулачиванию звучал так: «Пей и ешь — все наше!» Иногда произвол принимал совершенно извращенный характер. Крестьян избивали, заставляли их плясать до обморочного состояния под звуки струнного оркестра, «кулацких» девушек и женщин насиловали, раздевали на морозе и т. д.

Безобразия и грабежи творились по всей территории СССР, а реальный размах репрессий превзошел все установленные лимиты. Деревня в 1930 году ответила власти отчаянным вооруженным сопротивлением, фактически новой гражданской войной, которая до сих пор серьезно не исследована.

Раскулачивание стало началом раскрестьянивания России. Колхозная деревня и сельское хозяйство оказались ахиллесовой пятой советской экономики. Их деградация привела к тому, что страна, бывшая в начале XX века крупнейшим экспортером зерна в Европе, к концу столетия уже просто не могла существовать без регулярных закупок продовольствия.

В 1930-м и последующие годы было раскулачено не менее миллиона крестьянских хозяйств с общим населением 5–6 млн человек. Всего в СССР в 30–40 годах депортациям и принудительным высылкам из родных мест подверглось около 4 млн человек (в том числе в 1930–1937 годах — почти 2,5 млн), значительная часть из них вымерла в нечеловеческих условиях ссылок и спецпоселений.

Потери животноводства в 1928–1933 годах оцениваются в 3,4 млрд золотых рублей (в ценах 1913 года). Поголовье лошадей с 1929 по 1933 год сократилось более чем вдвое — с 34 млн голов до 16,6 млн. Производство зерна на душу населения в 1934–1939 годах составило 3,8 центнера, меньше уровня не только 1913 года (4,9 центнера), но даже и 1928 года (4 центнера). В 1916 году совокупная мощность конского поголовья и тракторного парка составляла 17,9 млн лошадиных сил, в 1929-м — 17,4 млн, в 1937-м — 16,7 млн.
http://newtimes.ru/articles/detail/15903?phrase_id=212985