Cоветская пропаганда до недавнего времени искажала отношение сельского труженика к Октябрьскому перевороту. На протяжении многих десятилетий крестьянским восстаниям 1918— 1922 годов намеренно придавался уголовный оттенок. "Бандитские выступления,' "кулацкая банда" — эти выражения стали хрестоматийными в официальной советской историографии.

Крестьянские восстания в значительной степени были стихийны, но не бессмысленны. Сопротивляясь насилию и произволу большевиков, русская деревня выдвигала ряд серьезных политических требований, сформировавшихся, правда, еще в годы первой русской революции: это — "уравнительное трудовое землепользование, прямое народовластие, созыв Учредительного собрания'. 'Борьба крестьянства проходила под лозунгом "Советы без коммунистов'.'

Повсеместные вооруженные выступления крестьян имели такие масштабы, что их теперь называют "крестьянской войной'.' В одном только 1918 году (по далеко не полным данным) произошло 245 крупных крестьянских восстаний, а небольшие крестьянские волнения исчислялись сотнями. (Лацис М. Я. (Судрабс). Два года борьбы на внутреннем фронте. М. 1920. С. 75).

В дальнейшем борьба противоборствующих сторон еще более обострилась. Кульминацией ее стало восстание А. С. Антонова в Тамбовской губернии в 1919—1921 годах и последовавшее затем восстание в Западной Сибири, охватившее в 1921 году четыре большие губернии, а всего по России — 118 уездов. Образованный на Тамбовщине Союз Трудового Крестьянства (СТК) выполнял функции государственного управления. Задачей Союза было свержение власти коммунистов, "доведших страну до нищеты, гибели и позора'.' (Крестьянское восстание в Тамбовской губернии в 1919—1921 гг."Антоновщина'.' Документы и материалы. Тамбов. 1994. С. 79—80. Документ № 66). Для подавления крестьянских восстаний использовалась регулярная армия — ее пехотные, кавалерийские, артиллерийские части, даже авиация. Ответственным за "ликвидацию банд" был назначен М. Н.Тухачевский, недавний усмиритель "кронштадтского мятежа'.'Повсеместно действовал институт заложников, для чего старики, женщины с грудными младенцами и дети от одного года до десяти лет в ожидании своей участи содержались в концентрационных лагерях. Против повстанцев, скрывавшихся в лесах Тамбовщины, Тухачевским был отдан приказ применить ядовитые газы. Тогда же в мае 1921 года впервые появились комиссии-тройки. Они стали в ускоренном порядке рассматривать "бандитские дела" крестьян-мятежников, которые приговаривались либо к заключению в концлагеря, либо к расстрелу.

Расстрельные приговоры находили бывших "антоновцев" годы спустя. В Бутовской земле лежит немало участников Антоновского восстания. Назовем, к примеру, Козадаева И. И.; в середине 30-х годов он был арестован и сослан по ст. 166-2 в Дмитлаг, где в 1937 году повторно арестован и по обвинению в принадлежности к "банде Антонова, антисоветской террористической и контрреволюционной деятельности" приговорен к расстрелу. Расстреляны в Бутово Кораблев В. П., Кобзев И. Н., Миронов И. П. и другие участники Антоновского восстания.

Война с крестьянством отличалась крайней жестокостью. Потери с обеих сторон, особенно со стороны плохо вооруженных крестьян были огромны. Количество убитых исчислялось сотнями тысяч. (О массовых репрессиях в отношении крестьян, 1918—1922 гг. "Кто в ответе за это?" (Из истории политических репрессий 1918—1980 гг.). Под ред. А. Н. Яковлева. М. 1996. С. 57—58).

Хозяйства восставших разорялись, мятежные деревни нередко выжигались дотла. Крупные потери несла и РККА, органы милиции, местные комсомольские организации, губернские и районные организации РКП(б). Борьба с обеих сторон шла на полное уничтожение. Дело довершил страшный голод 1921 — 1922 годов, унесший свыше 5 миллионов жизней.

К 1922 году правительство с помощью беспримерной жестокости и некоторых политических и экономических уступок (отмены военного коммунизма и введения НЭПа) сумело подавить главные очаги сопротивления. Правда, повстанческие движения в отдельных местностях Якутии, Западной Сибири и на Дону продолжались до конца 1920-х годов. ("Кто в ответе за это?" Указ. соч. С. 66 ). Расправа с собственным крестьянством стала повсеместным явлением. Огромные массы людей были оторваны от родных селений, разорены и отправлены в отдаленные местности — в так называемые "административные ссылки','тюрьмы, концлагеря. Это явилось следствием постановления Политбюро от 30 января 1930 года "О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации',' подразумевавшего следующее:

• отмену аренды земли и найма рабочей силы;
• конфискацию у кулаков средств производства;
• репрессии против кулаков.

Постановление выделяло несколько категорий лиц, к которым должны были применяться разные виды репрессий:

а) "первая категория — контрреволюционный кулацкий актив немедленно ликвидировать путем заключения в концлагеря, не останавливаясь в отношении организаторов террористических актов, контрреволюционных выступлений и повстанческих организаций перед применением высшеймеры репрессии;

б) вторую категорию должны составлять остальные элементы кулацкого актива, особенно изнаиболее богатых кулаков и полупомещиков, которые подлежат высылке в отдаленные местностиСоюза ССР и в пределах данного края — в отдаленные районы края;

в) в третью категорию входят оставляемые в пределах района кулаки, которые подлежат расселению на новых, отводимых им за пределами колхозных хозяйств участках" (РЦХИДНИ. Ф. 17.Оп. 162. Д. 8. Л. 64).

В постановлении давался общий ориентир на репрессии, а также квоты на ближайшие месяцы: до лета по первой категории должно было быть репрессировано 60 тысяч человек, по второй — 150 тысяч. Квоты распределялись по республикам, краям и областям.

Хотя в постановлении указывалось, что семьи кулаков с согласия местных властей могут оставаться на местах, но на практике это было редкостью. В большинстве случаев жилые постройки кулаков передавались на общественные нужды: под клубы, школы или "общежития для безземельных батрацких элементов',' что не оставляло женам и детям репрессированных шанса остаться в родном доме.

Особый раздел постановления предусматривал карательные меры в отношении церкви, чтобы "не допустить превращения ее в опорные пункты кулачества и других антисоветских элементов'.' 

На местах не справлялись с неожиданным наплывом спецпереселенцев - не было подготовле­но ни жилья, ни продовольствия; люди гибли от голода, холода и тифа. Местные партийные ру­ководители доносили об этом в Москву. Тем не менее поток репрессированных не снижался. Лишь через год после начала раскулачивания 20 февраля 1931 года Политбюро предложило ОГПУ "под­готовить районы для устройства кулацких поселков тысяч на 200-300 семейств, имея в виду прежде всего районы Казахстана южнее Караганды'.'(Там же. Д. 9. Л. 138).

Для контроля за выполнением постановле­ния Политбюро "О семьях высланных кулаков" от 20 февраля 1931 г. была создана комиссия под руководством зам. председателя СНК А. Андре­ева (впоследствии ее возглавляли Постышев и Рудзутак).

Протоколы заседаний комиссии, хранящиеся в "особых папках" Политбюро, показывают, что ре­прессии продолжались и в 1931 -1932 годах. Так, на 1931 год было запланировано переселение в Казахстан 150 тысяч семейств (впоследствии эта цифра была снижена до 56 тысяч) и на Северный Урал - 55 тысяч. (Там же. Д. 9. Л. 174-178. Д. 10. л! 51 -54).

Комиссия указывала на неудовлетворительное снабжение переселенцев - на отсутствие ме­дицинской помощи, школ, огромную смертность и т. д. Но лишь после того, как значительная часть переселенцев погибла, Политбюро поставило вопрос об их социально-бытовом устройстве и потребовало "покончить с их безобразным хозяйственным использованием'.'

Летом 1931 года комиссия Андреева занималась распределением спецпереселенцев по ведомст­вам, которые также не прочь были получить почти даровую рабочую силу. Однако вскоре при­нимается решение о том, что нормы выработки и расценки за труд репрессированных следует при­равнять к вольнонаемным. Позже спецпереселенцам было разрешено иметь корову, хозяйства на два года освобождались от налогов, дети умерших родителей направлялись в детские дома и т. д.

За 1930-1931 годы 1,8 миллиона человек оказались выселенными из родных деревень и сел. В годы коллективизации было "раскулачено" более 1 миллиона крестьянских хозяйств. Свыше 5 миллионов человек были высланы на спецпоселения. А ведь это, как правило, были лучшие, са­мые хозяйственные и основательные люди! Кто знает, сколько их погибло в дороге, в необжитых гиблых местах от холода, голода и непосильных работ!

26 апреля 1932 года ОГПУ представило детальный план выселения 38300 семей кулаков; план был одобрен Политбюро. (Там же. Д. 12. Лл. 106,126). Но уже 16 мая это решение отменили. Отны­не предписывалось "отдельные контрреволюционные элементы в деревне изымать в порядке индивидуального ареста'.' (Там же. Д. 12. Л. 134). Трудно сказать, что стало причиной перехода от массового террора к индивидуальному, вероятно полное обескровливание российской деревни, находившейся на грани нового испытания - испытания голодом.

И все же обнищавшая, исстрадавшаяся русская деревня продолжала внушать опасения сильным мира сего. Летом 1932 года отдыхавший в Сочи на своей даче Сталин пишет Молотову и Каганови­чу: "Хищения организуются главным образом кулаками (раскулаченными) и другими антиоб­щественными элементами, старающимися расшатать наш новый строй"; "отец народов" пред­лагает карать их всех "как минимум десятью годами, а как правило - смертной казнью'.'В том же письме он требует "взять под строгое наблюдение деревню и всех активных проповедников против нового колхозного строя, активных проповедников идеи выхода из колхозов — изымать и направлять в концлагерь'.'(Там же. Ф. 81.Оп.З. Д. 99. Л. 111).

И потянулись на Север и в другие отдаленные края страны эшелоны с новым пополнением ГУЛАГа. В середине 30-х годов произошло некоторое смягчение репрессий в отношении российской деревни: в результа­те амнистии или по истечении срока ссылки, большин­ство репрессированных возвратились в свои селения; но много было и таких, кто, потеряв дом и близких, скитались, уходили в города, где вынуждены были под­час влачить самое жалкое существование.

2 июля 1937 года от имени ЦК ВКП(б) в местные пар­тийные организации была направлена телеграмма, тре­бовавшая в пятидневный срок "взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовни­ков с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД'.' Про­шло несколько дней, и эта кампания, предварявшая принятие приказа № 00447 от 30 июля 1937 года ("Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисо­ветских элементов"), докатилась до низовых структур государственного аппарата...

Деревня Пирочи Коломенского района Московской области до революции была одной из самых зажиточных в округе. Мужики промышляли извозом на тракте Москва-Рязань, занимались огородничеством, а зимой отправлялись на заработки в близлежащий город Коломну. В деревне проживало немало из тех, кто в начале 30-х годов были "раскулачены',' отправлены в ссылку и после отбытия срока вернулись в родные места. Излишне говорить о том, что эти годы не прибавили им ни любви к советской власти, ни приверженности колхозному строю.

Председатель пирочского сельсовета Владимир Брусков находился на своем посту с 1927 года и прекрасно знал мысли и настроения односельчан. Когда его вызвали в Коломенский райотдел НКВД, он дал показания об антиколхозных настроениях в родной деревне. За два дня Брусков пять раз подвергался допросам. Позже он вспоминал, что допрашивали его трое, угрожали пистолетом, обещали отправить в тюрьму.Так или иначе, но он назвал имена десятерых односельчан. Исходный материал для разработки дела о "контрреволюционном заговоре" крестьян деревни Пирочи был собран. Вскоре всех их арестовали.

Следственное дело по обвинению пирочских крестьян П-51267 открывалось негативными характеристиками, выданными сельсоветом на десятерых "кулаков" и "кулацких сынов'.'Главны­ми доказательствами их неблагонадежности были справки о судимостях 1932 - 1933 гг. Анкеты арестованных свидетельствовали о том, что почти все они были главами многодетных семейств: у Михаила Бабушкина было восемь детей, у его родного брата Сергея - семеро, шестеро - у Матвея Нечаева, пятеро - у Ивана Минаева. Но для оперативников Коломенского райотдела НКВД вопрос о потере кормильцев и будущих сиротах не имел значения. Смысл приказа № 00447 не оставлял сомнений в том, что предстояла массовая операция, в которой не могло быть места обыкновенному человеческому состраданию.

Дело о "контрреволюционной нелегальной кулацкой группе" вели всем райотделом, не исклю­чая его технического секретаря. Чтобы справиться с авралом, на помощь в Коломну были направ­лены слушатели Школы усовершенствования личного состава НКВД. Лейтенанты и капитаны госбезопасности допрашивали пирочских крестьян, заодно набираясь опыта в фальсификации следственных дел. Для того, чтобы создать видимость нелегальной организации, роль ее руководителя была отдана священнику села Пирочи отцу Александру Куракину. Он уже был арестован по другому делу, и приписать ему еще и "контрреволюционный заговор" в родной деревне не составляло труда.      

Крестьяне села Пирочи, обвиненные по делу П-51267: 1 — Нечаев Матвей Матвеич, 2 — Минаев Михаил Иванович, 3 — Симаков Ефим Васильевич, 4 — Минаев Иван Иванович, 5 — Бабушкин Михаил Васильевич, 6 — Бабушкин Сергей Васильевич. (Фотографии из следственного дела)

Надо сказать, что следственные, так называемые "церковные дела" и дела крестьянские очень тесно переплетались друг с другом. В большинстве случаев их невозможно разделить. В первые годы после революции и вплоть до конца 30-х годов крестьянство было той силой, что встала на защиту

гонимой и преследуемой Русской Православной Церкви. Множество уголовно-следственных дел (в том числе дел крестьян, расстрелянных в Бутово) свидетельствуют о сопротивлении крестьянства при изъятии церковных ценностей, поругании святынь, закрытии храмов и монастырей.

По любому "церковному делу','заведенному на священника или дьякона в какой-либо сельс­кой местности, проходили прихожане храма - обыкновенные жители села, не потерявшие еще веру в Бога и почти всегда твердо стоявшие за нее.

Разработка следственного дела по обвинению крестьян села Пирочи стала своего рода образцом для подражания в низшем звене аппарата НКВД. Впоследствии антисоветские высказывания, обильно приведенные в обвинительном заключении по этому делу, будут тиражироваться в отноше­нии десятков и сотен крестьян Коломенского района. Примерно так же выглядела "контрреволюци­онная агитация" и в других районах Московской области, в других областях Советского Союза.

Показания обвиняемых помогают нам представить картины повседневной жизни колхозной деревни: "Опять заем навязывают на оборону, а чего нам этих гадов защищать, что они нам хо­рошего сделали, если только что разграбили крестьян. Повесили зво­нки посреди деревни и, начиная с 4-х часов утра, звонят - на работу выгоняют; так - до самой ночи. Вот и работай на нового царя (упо­мянуто имя вождя народов СССР), ему и хлеб вези, и курицу тащи" (из допроса Ф. Е. Симакова).

Оперативные работники НКВД часто заменяли в следственных документах имя Сталина на формулировки: "далее следует имя вож­дя" или "здесь написано имя вождя','как бы не решаясь упоминать имя Сталина "всуе','да еще произнесенное "врагами народа'.'

19 августа 1937 года, т. е. через 20 дней после первых арестов, дело о "контрреволюционной кулацкой группе" слушалось на заседании тройки московского управления НКВД. Всех десятерых крестьян ждала одна и та же участь - расстрел. Уже на следующий день их повезли в последний путь на Бутовский полигон. Для их детей и близ­ких, оставшихся в Пирочах, начинались годы неизвестности, нужды и страданий.

После того, как Ежова в руководстве НКВД сменил Берия, оператив­ным сотрудникам Коломенского райотдела почти в полном составе пришлось сесть на скамью подсудимых. Специальная комиссия, работав­шая в Коломне осенью 1939 года, сделала вывод, что большинство след­ственных дел 1937 - 1938 гг. были сфальсифицированы: из 120 проверенных дел 56 завершались расстрельным приговором - это значительно превышало норму "лимитов" первой и второй ка­тегории, определенных приказом № 00447.

Начальник райотдела НКВД Галкин и его помощник Терновский, принимавший активное учас­тие в фальсификации дела пирочских крестьян, в 1940 года были приговорены к расстрелу. В обви­нительном заключении отмечалось что они "грубо нарушали советские законы и извращали мето­ды ведения следствия'.'., "арестовывали без всяких на то оснований ни в чем неповинных граждан, а затем фабриковали протоколы допросов, которые заставляли подписывать обвиняемых и свидете­лей. Как правило, к арестованным, отказывавшимся подписать протоколы с ложными обвинения­ми, применялись непрерывные ("конвейерные") допросы, длившиеся иногда по 20 и более суток'.'

Обвинительное заключение по делу следователей находилось в противоречии с циркуляром ЦК ВКП(б) от 10.01.39 г. "О применении мер физического воздействия','подтверждавшее более ран­нее указание 1937 года. Циркуляром разрешалось, "как исключение','применение мер физическо­го воздействия к лицам, которые "нагло" отказываются выдать заговорщиков и, следовательно, продолжают "борьбу с советской властью и в тюрьме'.'Циркуляр ЦК ВКП(б) был подписан Ста­линым. (Архив Президента РФ. Ф. 1. Оп. 58. Д. 6. Лл. 145 - 146).

Осень 1937 и начало зимы 1938 года стали периодом массовых репрессий в деревне. Вслед за "ку­лаками','уже прошедшими через ссылки и лагеря, арестовывались те, кто избежал этой участи,- дети, родственники раскулаченных или просто чем-либо неугодные начальству сельские жители. Затем акцент переместился на "националов',' причем на местах за недостатком немцев и поляков брали крестьян, оказавшихся в 1914-1920 годах в плену на территории Германии, Австро-Венг­рии или Польши...

О том, с какой скоростью реализовывались установки приказа НКВД № 00447, свидетельству­ет дело крестьян-старообрядцев деревни Мисцево Куровского района Московской области. Оно отражало максимально упрощенный механизм ведения следствия, безотказно срабатывавший в период "массовых операций'.' Мартьян Бодунов, Никифор Зинин, Симон Куров и Михаил Чучев избежали репрессий начала 30-х годов. Да и сплошная коллективизация обошла стороной Мисце­во - из 350 хозяйств в колхоз объединились лишь 35 беднейших (к 1934 году в нем осталось всего пять лошадей).

21 января 1938 года председатель сельсовета, бывший работник милиции Иван Леденеев напи­сал на четырех жителей села Мисцево характеристики, которые по форме и по содержанию боль­ше походили на донос. Не оставалось сомнений и в том, для кого они предназначены - эти тетрад­ные листки открывают следственное дело о "контр­революционной группе кулаков-церковников" деревни Мисцево.

Через три дня 25 января начальник Куровско­го райотдела НКВД подписал справки на арест всех четверых. Назавтра оперативная группа выехала в Мисцево; за один день были получены свидетельские показания от десятка односельчан, написанные как будто под копирку. "Заявляли, что коммунисты - антихристы и надо им всем устро­ить варфоломеевскую ночь',' "во время выборов ходили по домам с библией и агитировали не голосовать','"намекали, что всех не пересажают'.' Уже в 50-е годы свидетели признавались, что давать такие показания их принуждал председатель колхоза.

В тот же день, 26 января все четверо крестьян-старообрядцев были арестованы. Тюрьмы в районе не было, и их отправили в соседний Егорьевск. Вслед за ними 27 января туда направился помощник оперуполномоченного райотдела сержант Галкин. Следствие было начато и закончено в один день. Все арестованные признались в религиозной деятельности, но никак не хотели согла­шаться с возводимыми на них обвинениями в "террористических намерениях в отношении руководителей партии и правительства'.'

Обвинительное заключение в деле Чучева, Курова, Бодунова и Зинина датировано все тем же 27 января. В нем подробно перечислялись все их высказывания и делался роковой вывод о "намерениях'.' Дело о мисцевских "контрреволюционерах" рассматривалось на тройке Москов­ского управления НКВД 2 февраля. Все четверо были приговорены к расстрелу. Через три дня Чу­чев, Куров и Зимин обрели последний приют на полигоне смерти в Бутово, 17 февраля к ним присоединился и Мартьян Бодунов...

В том же феврале 1938 года бутовская земля приняла шесть человек из семьи Пресновых, проживавших в селе Крылатском, там, где сейчас расположен один из районов столицы.

Село Крылатское (бывшее царское село Крылецкое) известно с времен Ивана Грозного. Оно было знаменито святым целебным источником и старинной церковью, стоявшей вблизи него на го­ре. (В 1935 г. священник Зосима Пепенин был арестован, вскоре храм закрыли, в 1941 г. его взорвали). Екатерина Николаевна Преснова, жительница Крылатского, после смерти мужа одна поднима­ла четырех детей. Старшему, Василию, в 1937 году исполнилось тридцать восемь, младшему, Нико­лаю, двадцать два года. Близость столицы да огород позволили Пресновым пережить голодное вре­мя после коллективизации, когда свой земельный надел пришлось отдать в колхоз "Свободный труд'.' Братья вынуждены были теперь ездить на заработки в Москву, сестра Варвара стала вязальщицей-надомницей. Но постепенно жизнь стала налаживаться; все же имелась работа, крыша над головой, Василий и Иван обзавелись собственными семьями. И тут произошло неожиданное.

Село на крутом живописном берегу Москвы-реки приглянулось немцу Эрнсту Шуле, работавшему в посольстве Германии. Дипломат снял на лето часть дома у крестьянской семьи Пресновых, заплатив за сезон немалые по тем временам деньги - полторы тысячи рублей. Судя по всему, немцу здесь понравилось - он продолжал наведывать­ся сюда и зимой. Конечно, такое в 1937 - 1938 годах не могло продол­жаться долго: присутствие иностранца в селе было уж слишком заметно; кто-то из бдительных соседей написал донос в райотдел НКВД.

22 января 1938 года в дом Пресновых явились оперуполномочен­ные райотдела, и многолюдный крестьянский дом сразу опустел. По одному и тому же ордеру арестовали всех, кого застали - Василия, Николая, Ивана, Варвару и жену Ивана - Татьяну. Заодно забрали и Ивана Сергеевича Преснова, двоюродного брата, проживавшего по соседству.

Знакомство Пресновых с немецким дипломатом стало основанием для заведения дела о "шпионской группе',' якобы существовавшей в селе Крылатском. Какие секреты могли выдать иностранцам чер­норабочий, строитель, грузчик, слесарь и вязальщица на дому, нико­го не интересовало. Просто массовый террор требовал все новых и новых человеческих жертв. Первые допросы шестерых Пресновых вел помощник оперуполномоченного райотдела сер­жант Смирнов, недавно прибывший в органы госбезопасности по партийной мобилизации. Впоследствии один из его коллег по Кунцевскому райотделу так описывал обстановку тех месяцев: "С 1938 года к арестованным начали применяться меры физического воздействия для получе­ния от них признаний в проведении антисоветской контрреволюционной работы. Я помню, что начальник райотдела Кузнецов и его заместитель по милиции Чугунов, возвратившись с совещания из Москвы, нам дали ясно понять, что с врагами народа, т. е. с арестованными, надо говорить по-вражески, т. е. применять к ним меры физического воздействия... Должен сказать, что в 1938 году все работники райотдела применяли к арестованным незаконные методы следствия, ибо этого требовала от нас обстановка. Всякое либеральное отношение расценивалось руководством как нежелание работать, а то и как прямое содействие врагу'.'

Первый допрос каждого из Пресновых следователь ограничил биографическими данными и признанием знакомства с Шуле, чтобы затем на основе этого скудного материала сочинить мест­ный "детектив'.'В заранее подготовленных протоколах присутствовала одна и та же фраза, которой предстояло стать ключевой по делу о государственной измене: "Основной целью шпионской груп­пы, участником которой являюсь я и перечисленные мной лица, являлся подрыв оборонной мо­щи Советского Союза путем систематического сбора сведений об объектах оборонного значения'.' В качестве таких объектов в деле фигурировали продовольственный склад, Дом отдыха и колхоз

"Свободный труд'.'Это соответствовало установкам Кузнецова; после его ареста летом 1938 года один из его подчиненных писал в рапорте, что "начальник райотдела советовал предварительно ознакомиться с местом работы арестованного и его специальностью, иными словами, как я понял, сделать так, чтобы сапожника не обвинить в диверсии по части токарного дела'.'

Сочинение подобной фантасмагории было еще половиной дела - следователь должен был заставить арестованных подписать весь этот бред. После первого допроса Пресновых в следствии наступил более чем недельный перерыв. Известно, что период "интенсивной обработки" аресто­ванных не протоколировался, и мы можем только гадать, какими методами подследственных Пресновых заставляли сознаться в несодеянном. Первой не выдержала Татьяна - 2 февраля она подписала протокол допроса с признанием своей "шпионской деятельности в пользу Германии'.' В последующие два дня Смирнов добился аналогичных признаний и от остальных арестованных.

Семья Пресновых. Братья: 1 — Василий Петрович, 2 — Николай Петрович, 3 — Иван Петрович и 4 — сестра их Варвара Петровна; 5 — двоюродный брат Иван Сергеевич и 6 — жена Ивана Петровича Преснова Татьяна Павловна. (Фотографии из следственного дела)

Каждый из протоколов, умещавшийся на двух страницах машинописного текста, был как две капли воды похож на остальные.

Следователь очень спешил - руководство райотдела требовало "закрыть лимит" по февралю, направив в областное Управление государственной безопасности необходимое количество завершенных следственных дел. В результате в обвинительном заключении по делу Пресновых появилось следующее изречение: "все лица были тесно связаны между собой под видом родствен­ных отношений для выполнения шпионских заданий'.'

Вся эта "липа" или, как говорили тогда сами следователи, "липачество" не вызвало сомнений на заседании Комиссии наркома внутренних дел и Прокурора СССР Ежов и Вышинский занимались в то время подготовкой третьего показательного процесса по делу Бухарина, Рыкова и других представителей "старой гвардии" большевизма. Какое им было дело до каких-то Пресновых из се­ла Крылатского и сотен таких же безвестных простых людей, послуживших лишь материалом для "контрольных цифр" арестов и расстрелов!

20 февраля 1938 года Комиссия приговорила шестерых Пресновых к высшей мере наказания.

Спустя шесть дней 26 февраля в своем служебном кабинете покончил жизнь самоубийством следователь Смирнов, доведший дело Пресновых до расстрельного приговора. Можно только догадываться о причинах, побудивших молодого сержанта, недавно пришедшего на службу в органы НКВД, покончить счеты с жизнью. Самоубийство следователя не послужило причиной для пересмотра дел. 28 февраля трое Пресновых были расстреляны на Бутовском полигоне. Через несколько дней расстреляли еще троих. Лишь через месяц после казни были оформлены предписа­ния о завершении следствия и передаче его материалов во внесудебные инстанции.

Екатерина Николаевна Преснова более двух десятилетий ничего не знала о судьбе своих детей и близких. Но в 1958 году соседи написали за неграмотную женщину заявление в Министерство государственной безопасности СССР. Согласно принятой тогда практике, ей сообщили, что арестованные в 1938 году Пресновы в разное время умерли, отбывая длительные сроки заключения в системе ГУЛАГа. Лишь в начале 90-х годов правда стала просачиваться через нагромождения лжи, порожденные преступным режимом.

Российское крестьянство в Книге Памяти "Бутовский полигон" занимает особое место. Мы найдем здесь названия деревень, потерявших сразу по 10-15 - 18 человек; увидим целые крестьян­ские семьи, нашедшие мучительную кончину в Бутово.

Вот пятеро братьев Макаровых из деревни Гостеевка Хоботовского района Тамбовской облас­ти (расстреляны 21.02.1938 г.); вот пятеро Вышегородцевых (расстреляны 06.02.38 г.); трое Игумно­вых, трое Киркиных (расстреляны 26.02.1938 г.) - всего из села Петрово Ряжского района Рязанс­кой области казнено в Бутово восемнадцать человек. Из села Пузас Чучковского района Рязанской области расстреляно девять жителей; еще девять - из села Пертово того же района и области. Шесте­ро жителей деревни Хорлово Воскресенского района Московской области расстреляны 10 июня 1938 года. Сергеевы, Филипповы и другие - всего семь человек из деревни Перепечино Орехово-Зуевского района казнены на Бутовском полигоне в декабре 1937 - январе 1938 года. 10 человек, проживавшие в поселке Щурово Коломенского района Московской области и работавшие на Щуровском известковом заводе, расстреляны 28 августа 1937 года.

Среди крестьян, расстрелянных в Бутово в 1937 - 1938 годах, мы находим бывших участников крестьянских восстаний: вотТяпкин Е. Е., как сказано в деле - "организатор и руководитель контр­революционного кулацкого восстания" (расстрелян 10.07.1938 г.); Тимошин М. С. - "в 1918 году руководил кулацким восстанием" (расстрелян 23.09.1937 г.); Ходов Г В. - о нем в обвинительном заключении сказано: "в 1918 году был организатором эсеро-кулацкого восстания в Рыбинске"; участниками крестьянских восстаний были Вогвиненко В. Г, Муханов С. П., Лобачев П. Я. В спис­ках расстрелянных мы найдем немало других бывших повстанцев.

Мы назвали лишь некоторые имена крестьян, казненных в Бутово. Но можно с уверенностью сказать, что большинство из 20765 человек, лежащих в бутовской земле, составляют крестьяне или выходцы из крестьян. Многие из тех, что начинали свой жизненный путь хлебопашцами, были выброшены невиданным социальным экспериментом из привычной колеи, веками устоявшегося бы­та. "Раскулаченные','сосланные, отбывшие срок или амнистированные, эти люди пытались найти свое место в городах, устраивались на самую грязную и низкооплачиваемую работу, лишь бы толь­ко не возвращаться в родную деревню, где было все потеряно, и где односельчане, лишенные ка­ких-либо прав, работали в колхозе за пресловутые "палочки" трудодней. Однако везде - на гигант­ской стройке и в незаметной артели, на торфоразработках или в сторожке объездчика на же­лезной дороге - всех их настигал приказ № 00447. Поднимались архивы, просматривались лич­ные дела, допрашивались (с пристрастием!) свидетели, и новая волна арестов накрывала кресть­ян-и тех, что оставались еще в деревне, и тех, что давно бежали из нее.

Аресты конца 30-х годов чаще всего оканчивались расстрелами. Но зло не прекращалось даже со смертью страдальцев. Вопреки сталинскому изречению о том, что "сын за отца не отвечает',' студенты московских вузов отправлялись на Лубянку, а затем в тюрьмы и лагеря только за то, что их отцы и деды когда-то попали в разряд "кулаков'.'

Крестьянская тема эпохи "большого террора" еще ждет своих исследователей. Мы лишь обозначили проблему. Пока же перелистаем страницы Книги Памяти "Бутовский полигон','пробе­жим скупые строчки мартиролога. Названия сел и деревень, имена людей и особенно их занятия мо­гут рассказать о многом. Кто были эти люди, потерявшие свое крестьянское прошлое, а потом и саму жизнь? Чем занимались перед последним арестом?

Мы видим, что руками этих безвестных тружеников производилась вся многообразная, самая необходимая, насущная работа. Это были: столяр и медник, сельский письмоносец и электрик, пожарник и механик завода, колхозник или крестьянин-единоличник, шофер, ткач фабрики, кондитер, упаковщик товаров, кладовщик, тракторист, скотник, продавец сельпо, печник, хлебопекарь, чернорабочий, сторож, грузчик, кочегар, мельник, станционный буфетчик, кузнец, парикмахер, мастер по обжигу извести, дворник яслей, плотник...

В Бутовском мартирологе мы найдем имена известных священников - выходцев из крестьянс­ких семей, монахов, монахинь; попадаются среди бывших крестьян и люди интеллектуальных профессий: учитель, инженер, врач, народный судья, художник. Но крестьян, получивших специаль­ное образование, совсем немного, в то время как список простых рабочих профессий, приобретен­ных бывшими деревенскими людьми в городах и поселках, можно было бы продолжать и продол­жать. Это - шорник и шахтер, цветовод, драпировщик мебели, дневальный детсада, башмачник, маляр, игрушечник, "ломовой извозчик на собственной лошади',' банщик, истопник, сборщик утильсырья, весовщик на колхозном рынке, слесарь, угольщик, кондуктор автобуса, санитар больницы, гончар кирпичного завода, путеец, кровельщик, грабарь, и т. д., и т. д.

Бывшие крестьяне, приспособившись к новым условиям существования, скромно и неприметн