Еще в конце прошлого года известный российский ученый, профессор, доктор экономических наук и главный редактор журнала "Экономист" Сергей Губанов в своей статье " Вероятна ли мировая рецессия-2012?" делал прогноз о конъюнктурном снижении цен на нефть, инфляционном и девальвационном шоке, и о том, что Россия может оказаться в рецессии, причем без рецессии в США и ведущих европейских странах. В интервью корреспонденту Накануне.RU Сергей Губанов рассказал о том, насколько точным оказывается тогдашний прогноз, действительно ли Россия впала в рецессию и что нас ждет в ближайшем будущем.

Вопрос: Хотелось бы вернуться к исходному прогнозу и оценке вероятности того события, которое Вы назвали рецессией в России без рецессии в США и основных странах "большой семерки" – насколько оправдался прогноз?

Сергей Губанов: Прежде всего, подтвердилось главное, о чем в соответствии с расчетами по нашей модели раннего предсказания циклических кризисов был сделан не вероятностный, а категорический вывод. Речь о том, будет "рецессия-2012" в странах "большой семерки" или не будет. На протяжении прошлого года мировые экспертные и аналитические центры, нобелевские лауреаты по экономике в один голос утверждали: будет. Наша же модель показала: не будет. Теперь практика рассудила, чья оценка была точной. Наш вывод оправдался. Ни в США, ни в ключевых странах "большой семерки" сейчас, по состоянию на середину октября 2012 года, рецессии нет.

В США отмечается умеренный рост, как в Японии и Канаде, в Германии – слабый, во Франции – микроскопический. Особняком стоит Великобритания, которую лихорадит. Более глубокий анализ показывает, что это единственная страна из состава "большой семерки", которая действительно не вышла из кризиса 2008-2009 годов, т.е. топчется на стадии депрессии. Это весьма симптоматичный феномен, который обусловлен новыми факторами кризисного цикла британской экономики.

Наконец, Италия испытывает влияние долгового и правительственного кризиса. В стране заметна изрядная дезорганизация системы государственного регулирования экономики. Отсюда минусовые показатели текущей макроэкономической динамики. Словом, в Италии царит системная дезорганизация, но это не циклический кризис воспроизводства капитала.

Таким образом, наша принципиальная оценка, что США и "большая семерка" в целом пройдут 2012 год без рецессии, без скатывания в очередной экономический кризис, оправдывается полностью. Фактическая картина соответствует предсказанной. Стало быть, наша модель успешно прошла еще одну ответственную проверку реальностью и практикой. Это имеет принципиальное значение, и не только академическое. Безусловно, для общества очень важно заблаговременное предупреждение о наступлении кризиса. Но не менее важно достоверное определение интервала, когда поворота экономики к рецессии еще нет.

Вопрос: Перейдем к Вашему прогнозу по российской экономике – он сбылся?

Сергей Губанов: В отличие от оценки для "большой семерки", напомним, прогнозная оценка по отечественной экономике была вероятностной, а не категорической. Мы указали: имеется вероятность рецессии в России без рецессии в США. И заключили, что в этом случае, если это станет фактом, глубинный общесистемный кризис России перейдет из скрытого состояния в открытое. Потому что перестанет маскироваться высокими ценами на нефть, высокой инфляцией нефтедоллара. В декабрьском прогнозе мы указали, что после марта 2012 года вероятно снижение нефтяных цен. И считали, что это снижение продлится минимум 2-3 месяца. Такой длительности падения цен на нефтегазовые ресурсы было более чем достаточно, чтобы ввергнуть российскую экономику, в силу ее экспортно-сырьевой модели, в очередной валютно-финансовый кризис, в явную и открытую рецессию.

Без рецессии в США и других ведущих странах это было бы проявлением нашего внутрисистемного кризиса, порождаемого деиндустриализацией России, отделением добычи сырья от полной и глубокой его индустриально-технологической переработки в секторах отечественной промышленности.

Таков был наш вероятностный прогноз. Он сбылся неполностью. Снижение нефтяных цен действительно последовало, причем и впрямь после марта. Они снижались вплоть до 21 июня 2012 года: со $128 за баррель – до $88 на пике снижения. Величина падения достигла $40 за баррель, это почти треть. Произошла также соразмерная девальвация рубля относительно доллара и евро. В общем, по поводу точки перелома конъюнктуры нефтяного рынка прогноз оправдался. Вместе с тем, длительность нисходящего тренда оказалась кратковременной. Он не растянулся на июль и август. Поэтому относительно длительности снижения цены на нефть наш прогноз оказался неточным.

Вопрос: Почему?

Сергей Губанов: Есть две прямые причины. Первая – Федеральная резервная система США (ФРС) продолжила, вопреки предположению, нажимать на печатный станок и вбрасывать в мировую экономику "пустые", ничем не обеспеченные нефтедоллары. Мы же исходили из того, что этого не будет. В этой части наш прогноз оказался в разладе с действиями американской ФРС, в разладе с монетаристской политикой Вашингтона.

Вторая причина тоже довольно значительна. Дело в том, что начиная с 2010 года возник весьма парадоксальный феномен – разрыв в ценах на нефть сорта WTI и сорта Brent. До 2010 года более качественная нефть WTI торговалась немного, но дороже, чем менее качественная нефть Brent. Нефть WTI используют в основном США, нефть Brent потребляется европейскими странами и США. До 2010 года более качественная нефть WTI обходилась США немного дороже, чем нефть Brent для европейцев. После 2010 года произошла разительная, контрастная смена ценовой динамики. Полюса поменялись. Теперь менее качественная нефть Brent стоит дороже, чем более качественная нефть WTI. Это достаточно редкий феномен, который эксперты всего мира называют сегодня "загадкой века", "непостижимым явлением", "секретным заговором" и т.д. Феномен данного ценового спрэда (spread) повлиял и на нефтегазовую конъюнктуру 2012 года.

Вопрос: Каким образом он повлиял?

Сергей Губанов: Если бы конъюнктура двигалась в привязке к цене на сорт WTI, то нынешний ценовой диапазон замыкался бы в границах $78-90 за бочку нефти. Это именно тот диапазон, который принят в нашем прогнозе. Между тем диапазон сорта Brent в силу указанного спрэда – ценового разрыва – примерно на $15-20 выше. Так, в начале октября за каждую бочку нефти Brent европейцы платили на $20-23 больше, чем американцы, которые используют более легкую WTI.

Не будь сегодня такого спрэда, который аномален для единого мирового рынка нефти, динамика нефтегазовых цен проходила бы ровно по той линии, которая означает для российской экономики открытую рецессию. Теперь несложно понять, каким образом повлиял этот редкостный, поистине феноменальный спрэд между ценами обоих сортов нефти. Как известно, цена на российскую нефть привязана к цене на Brent. Без аномалии ценового спрэда прогноз сбылся бы полностью, поскольку конъюнктура оставалась бы в привязке к цене WTI.

Вопрос: Выходит, две названные Вами причины – это печатный станок американской ФРС и ценовой спрэд?

Сергей Губанов: Верно. После 21 июня 2012 года вновь забурлила инфляция нефтедоллара. Причем вслед за американской ФРС к эмиссионным допечаткам своих валют прибегли центральные банки Японии, ЕС, Великобритании и т.д. Разгорелась так называемая "война валют". Всплеск инфляции нефтедоллара вновь раздул спекулятивные "пузыри" на рынке нефти, особенно по сорту Brent. Американцы же удерживают цены на WTI в диапазоне $78-90 за бочку.

Вопрос: Вы считаете, что ценовой спрэд между двумя сортами нефти все же объясним и причины связаны с действиями США?

Сергей Губанов: Беспричинных тенденций не бывает. Небеспричинен и ценовой спрэд. В нем нет ни "загадки", ни "заговора", ни чего-то непостижимого. Вовсе не случайно нефть обходится сейчас для США почти на 23 доллара дешевле за бочку, чем европейцам. И нетрудно установить, каким образом американцам удается обеспечивать выгодный для себя спрэд.

В ответ на валютно-монетарный кризис 2008-2009 годов в США введено законодательное ограничение биржевых спекуляций на рынке нефти. Ограничения распространены на банки, инвестиционные фонды, брокерские конторы, валютную и товарную биржи. Был принят отдельный корпус в законодательстве, посвященный ужесточению регулирования.

Конечно, система не на 100% ограждает экономику США от спекуляций на нефти и топливно-энергетических ресурсах. Но огромный сегмент биржевых спекулятивных операций она позволила ограничить, и ощутимо. В то же время по другим сортам нефти, в том числе Brent и российской Urals, действенных мер по ограничению биржевых спекуляций и сговоров не принято. Единый мировой рынок нефти расколот де-факто на два сегмента: американский и остальной. Это одно обстоятельство. Имеется еще другое, не менее важное.

Как показывает анализ, ценовой спрэд приносит баснословную выгоду американским нефтяным корпорациям. Они используют могучий эффект вертикальной интеграции, а именно: получают в виде сырья нефть WTI, а готовые нефтепродукты тарифицируют по более высокой цене Brent. В итоге самые "раздутые" прибыли фигурируют в отчетах американских нефтяных корпораций вроде Chevron. Именно эти американские нефтяные ТНК являются прямыми бенефициарами разрыва в ценах на два сорта нефти. А потому кровно заинтересованы в сохранении ценового спрэда между WTI и Brent. Например, одна из американских нефтяных корпораций только за I квартал 2012 года получила прибыль в размере 33 млрд долларов. Это такой объем прибыли, который превышает суммарную годовую прибыль таких крупных корпораций как Apple, Microsoft, Intel. Подчеркнем, только за I квартал.

Как видим, ценовой спрэд между сортами WTI и Brent обеспечивает нефтяным ТНК США колоссальные барыши. Но помимо прямых бенефициаров есть еще стратегический – сами США. Из-за "войны валют", когда на инфляцию доллара ЕС отвечает инфляцией евро, для европейских компаний издержки на сырье, топливо, электроэнергию гораздо выше, чем для американских. Тем самым американцы искусственно, монетаристскими мерами, гарантируют себе ценовую конкурентоспособность по сравнению с европейцами. По огромной товарной номенклатуре: начиная с нефти и завершая наукоемкой, высокотехнологичной, неоиндустриальной продукцией. И это вдобавок к тому, что устроили Евросоюзу масштабный долговой кризис.

Вопрос: Почему американцы?

Сергей Губанов: Потому что правительства проблемных европейских стран – Греции, Испании, Италии – оказались должниками именно американских кредиторов, притом кредиторов частных, типа инвестиционных фондов. Теперь странам, образующим остов ЕС, прежде всего Германии и Франции, приходится выкупать наделанные долги, чтобы перевести неевропейский внешний долг в европейский внутренний. Чужие долговые обязательства ЕС вынужден принимать на себя, а затем перекладывать на население стран-участников в виде растущего социального и экономического бремени. Фактически руками американских инвестиционных спекулянтов США резко ослабили ЕС как центр мировой экономики, вызвав там амплитудный социальный протест.

Мало того, в дополнение к долговому кризису инфляцией нефтедоллара американцы гарантировали еще колоссальные проблемы для посткризисного восстановления ЕС, расширения европейской промышленности, увеличения новых рабочих мест и занятости. Отсюда колоссальная безработица и очень трудное, затяжное посткризисное оживление европейской промышленности. Растущие издержки на топливно-энергетическую и инфраструктурную составляющую сокращают сроки окупаемости нового промышленного капитала, тормозя создание рабочих мест и повышение технологического уровня экономики.

Высокие энергетические затраты негативно затрагивают все без исключения сектора воспроизводства, в том числе транспорт и электроэнергетику, величину топливно-энергетических издержек промышленных компаний и производств. А потому европейцы ввергнуты сейчас еще и в кризис конкурентоспособности – помимо долгового кризиса. Вот что означает такой феномен, как ценовой спрэд между WTI и Brent. Он имеет и геополитическое значение, поскольку содействует тактике укрепления мировой гегемонии США.

Наконец, США по-прежнему сохраняют выгодный для себя обмен бестоварного на товарное: они наводняют остальной мир пустыми долларовыми фантиками, а получают взамен полновесные природные и материальные ресурсы. Иными словами, экспортируют инфляцию нефтедоллара, а импортируют реальное богатство. Система "империализма доллара", подорванная было кризисом 2008-2009 годов, устояла и продолжает обогащать США за чужой счет, позволяя американцам потреблять больше, чем они производят.

Вопрос: А что значит инфляция нефтедоллара для российской экономики?

Сергей Губанов: Для российской экономики это означает все то же самое, что и для европейской, только в гораздо более крайних проявлениях – из-за экспортно-сырьевой зависимости. Далее, в силу критической зависимости от нефтедоллара Россия, в отличие от США, производит больше, а потребляет меньше, чем производит. И если для развития промышленности в ЕС сейчас условия очень трудные и обременительные, то в России – фактически депрессивные. Но даже это полбеды. Беда в том, к сожалению, что фиктивные и спекулятивные цены на Brent, искусственно раздутые инфляционным нефтедолларом, продолжают маскировать дефолт экспортно-сырьевой модели. Поэтому в данный момент открытой рецессии в российской экономике нет. Зато все более открытую форму принимает масштабная депрессия.

Вопрос: Поясните, в чем это проявляется?

Сергей Губанов: Депрессия проявляется, в первую очередь, в отрицательной конкурентоспособности за первое полугодие 2012 года. Как показывает индекс, рассчитываемый под эгидой журнала "Экономист", российская экономика в первом полугодии потеряла в конкурентоспособности. Значение индекса отрицательно (-0,85). Для примера: за этот же период времени в "плюсе" по конкурентоспособности Япония, США и Канада. В незначительном "минусе" Германия, Франция. Россия же среди тех стран "большой восьмерки", которые значительно потеряли в конкурентоспособности.

Во-вторых, отмечается заметное затухание по всем воспроизводственным параметрам отечественной экономики. Практически стагнирует динамика промышленного производства, капиталовложений, ввода новых рабочих мест. Совершенно не видно ни приращения массы внутреннего промышленного капитала, ни повышения его технического строения, не говоря уже об увеличении доли высокотехнологичного сектора в российской индустрии.

В-третьих, если исключить импорт машин, техники и оборудования, то по внутренним условиям воспроизводства промышленного капитала наша экономика находится в состоянии уже не просто депрессии, а самой настоящей рецессии. Почему? Потому что внутренняя экономическая система, подчиненная сырьевому экспорту, не генерирует фонда накопления, необходимого для нормального развития. Внутренние накопления отрицательны, а когда они находятся в минусовой зоне – это всегда признак рецессии. Сегодня только ввоз зарубежного оборудования позволяет скрывать факт внутренней рецессии, факт дефолта экспортно-сырьевой модели. Импорт же поддерживается ценами сырьевого экспорта, в том числе "дутой" ценой нефти и газа. В результате замыкается цепочка маскировки системного кризиса: из видимого спектра он перемещается во внешне невидимый. На поверхности сейчас предстает лишь количественное снижение темпов ВВП, промышленного выпуска, по сельскому хозяйству.

И кстати, раз уж мы затронули сельское хозяйство: безусловно, оно зависимо от климатических условий, которые в этом году неблагоприятны. Но вовсе не климатические условия являются причиной того, что в 2012 году случились недобор зерна и зерновых, дефицит кормовой базы, из-за чего придется вновь сокращать мясомолочное поголовье, т.е. внутреннее производство молока и мяса. Основные причины опять же системные. Ведь сельское хозяйство России тоже вовлечено ныне в орбиту экспортно-сырьевой зависимости. Как и во времена царизма, оно стало заложником односторонней экспортной ориентации – на зерновой экспорт. Отсюда агропромышленные диспропорции, ценовой диспаритет, "оголение" кормовой базы для крупного мясомолочного скота и пищевой базы для населения, недостаток капиталовложений, нарастание продовольственного импорта, социальной деградации и обезлюдения. Пореформенная Россия может прокормить себя в неизмеримо меньшей степени, чем советская. А качество нынешних продуктов питания несопоставимо хуже.

После июля 2012 года ускорилась инфляция, и не только продовольственная. Хотя темп не дошел до шокового, в годовом измерении реальная цифра общей инфляции двузначна. В общем, несмотря на конъюнктуру сырьевого экспорта и ценовой спрэд, даже по видимым монетарным индикаторам заметно торможение макроэкономической динамики. И оно уже напрямую сказывается на состоянии бюджета. Отсюда нынешняя установка Кремля на максимальное сокращение бюджетных расходов.

При экспортно-сырьевой модели, а она, отметим еще раз, уже вовсю демонстрирует свой дефолт, которого никак больше не скрыть, Кремль бессилен принять установку на увеличение доходов бюджета – за счет здоровых индустриальных источников, за счет приращения промышленной налогооблагаемой базы, за счет роста мультипликатора добавленной стоимости, за счет увеличения покупательной способности населения, за счет расширения товарного производства и емкости внутреннего рынка, за счет увеличения производительности труда и снижения издержек. Проводить политику немонетарного наполнения государственного бюджета Кремль не в состоянии, а это еще один признак рецессии – пока еще скрытой. Тем не менее урезание текущих государственных расходов зримо свидетельствует о том, что Россия получила в 2012 году дефолт экспортно-сырьевой модели.

Можно заключить, что по существу наш прогноз был безошибочным, хотя нефтяные котировки сорта Brent оказались, по отмеченным причинам, чуть выше линии открытой рецессии российской экономики. Фактически же воспроизводственная рецессия, в измерении по внутреннему накоплению, уже сейчас является фактом, скрытым лишь до поры до времени. Поэтому по существу прогноз точен.

Да, истинное социально-экономическое положение нашей страны во многом еще прикрыто и приукрашено номинальными монетарными показателями. Однако научный анализ имеет дело с подлинной сущностью, а не иллюзорной видимостью. И он выявляет полную недееспособность экспортно-сырьевой модели. Делая прогноз, мы имели в виду именно данный факт, твердо установленный.

К сожалению, должного и своевременного внимания Кремль этому не уделил. Зато когда 8 октября 2012 года свой очередной доклад по России выдал Всемирный банк, где сказано то же самое, только с большим запозданием против наших оценок – что экспортно-сырьевая модель исчерпала себя и не содержит факторов роста, об этом заговорили так, словно мы получили от Всемирного банка некое откровение. Между тем, никакого откровения для российских экономистов и отечественной экономической науки здесь нет.

Вопрос: Хотите сказать, в Кремле опять не видят нарастающих угроз и не к тому готовятся?

Сергей Губанов: Нет, это не так. Несомненно, Кремль хорошо ощущает депрессивное состояние экономики и неудержимое скатывание к открытой рецессии. Ощущает и бюджетный дефолт экспортно-сырьевой модели, и инфляционное давление. Иначе не пошел бы на урезание жизненно важных государственных расходов, включая социальные. Идет даже на прямое ущемление интересов студентов, пенсионеров, других социальных категорий населения.

Достаточно посмотреть на то, какая вакханалия воцарилась в сфере образования, где допущены совершенно сумасбродные слияния. В частности, дошло до того, что скрещивают традиционные политехнические институты с классическими университетами. Растворение специализации, учебных программ и дисциплин, а де-факто – уничтожение полноценности гуманитарного и технического образования, предпринято под предлогом того, что бюджет не выдерживает расходной нагрузки. Та же несуразность повсюду – в здравоохранении, дошкольных учреждениях, Вооруженных силах, транспортном комплексе, жилищно-коммунальном хозяйстве и т.д.

Болезненный бюджетный секвестр, усугубляемый фактически двузначной инфляцией, затрагивает всех и каждого. Как говаривал поэт, стон стоит по всей Руси. Конечно же, не от хорошей жизни. Это – явный признак дефолта экспортно-сырьевой модели. Чувствуя неотвратимо подступающее обострение системного кризиса, Кремль однако не берется за многотрудную работу по системной реорганизации всего экономического строя страны.

Вопрос: Почему, на Ваш взгляд, власть не может начать эту работу?

Сергей Губанов: Потому что масштабная работа по социально-экономическому подъему России требует принципиально иного решения двух фундаментальных вопросов системного значения – о власти и собственности. Вместо нынешнего их решения, в пользу олигархически-компрадорского меньшинства, должно быть решение в пользу социально-трудового большинства, в пользу коренных и насущных интересов нашей страны. Необходимо решиться на кардинальную смену самого государственного устройства, а именно – на переход от компрадорского и безответственного государства к ответственному и социальному. К государству, которое реально и каждодневно отвечает за свои решения перед обществом. Принять же на себя реальную и социальную ответственность Кремль, до сих пор неразрывно связанный с олигархически-компрадорским капиталом, и не хочет, и не может.

Но общество изменилось. Оно уже нетерпимо по отношению к компрадорам, к марионеткам иностранного капитала, к приватизации. И потому все настойчивее требует, чтобы государство стало социально-ответственным, опираясь на собственные движущие силы развития и прочную системную организацию.

Есть два варианта действий. Первый вариант: прекратить цепляться за экспортно-сырьевую модель и нефтедоллар, приступить к организации неоиндустриальной экономической системы, основанной на вертикально-интегрированной собственности. Тогда начала социального государства будут складываться без деструктивного внутриполитического кризиса.

Второй вариант: если продолжится "цепляние" за экспортно-сырьевую модель, то затянувшийся системный кризис выльется во внутриполитический. Объективные законы капитализма не отменить. На 2013-2014 годы все равно придется очередной капиталистический кризис передовых индустриальных держав. Тогда жесткая рецессия неизбежно ударит и по России. Между тем, ресурс политического доверия к Кремлю исчерпан в той же мере, что и ресурс экспортно-сырьевой модели. Прошлый кризис девальвировал вынашиваемые было идеи "национального лидера" и "ручного управления". Не выдержав испытания кризисом, они утратили ореол консолидационных и фактически дискредитированы. Поэтому ближайшая открытая рецессия будет означать для России уже не только экономический, но и грозный внутриполитический кризис. До такого исхода страну лучше не доводить.

Пореформенная Россия и без того уже подверглась слишком бесчеловечным испытаниям. Устраивать ей еще одно было бы верхом исторической безответственности. Разумеется, отечественная наука выступает за первый вариант, созидательный; и она категорически против второго, разрушительного.

На наш взгляд, Кремль должен сам проявить инициативу по переходу к социально-ответственному государству и социально-ответственной экономической политике. На первый взгляд, это может показаться утопичным и нереалистичным. Но если руководствоваться общегосударственными интересами, то ничего невозможного тут нет.

Вопрос: О какой политике Вы говорите?

Сергей Губанов: Речь идет, прежде всего, о политике крупномасштабной новой индустриализации России. Конкретнее – о реорганизации собственности, соединении добычи и переработки сырья, форсированном создании высокотехнологичного ядра отечественной промышленности и всей экономики, массированном вводе новых высокопроизводительных рабочих мест. Такая политика имеет свои базовые предпосылки.

Первоочередная из них предполагает переориентацию Кремля на совокупный промышленный капитал вместо олигархически-компрадорского. Все ветви государственной власти, и на всех уровнях, должны неуклонно проводить интересы, во-первых, количественного и качественного накопления промышленного капитала, во-вторых – социально-трудового большинства. Из страны с дешевой рабочей силой Россия должна стать страной дорогостоящей рабочей силы, высококвалифицированной и высокопроизводительной – таков путеводный принцип новой экономической политики. Почему? Потому что это классика: чем выше заработная плата, тем короче срок окупаемости нового промышленного капитала – приборов, машин, оборудования, инновационных технологий и т.д. Вместе с тем всю систему внутренних цен, равно как ценообразование и кредитование, следует освободить от привязки к доллару и любой другой иностранной валюте.

Вопрос: Как быстро Кремль должен начать предпринимать такие шаги?

Сергей Губанов: Исходя из фактора времени, в запасе у Кремля около 9-12 месяцев. Если Кремль сумеет превратиться из олигархически-компрадорского в социально-индустриальный, то покончит с внутренним системным кризисом и экспортно-сырьевой зависимостью. В таком случае очередной мировой капиталистический кризис не обернется рецессией российской экономики. Напротив, он принесет России не тяготы, а дополнительные возможности по закупке ряда технологий и машин, как для СССР в 1929-1933 годы.

Если же все останется по-прежнему и будет идти так, как сегодня, кризис в развитых державах вызовет в нашей стране открытую рецессию, которая так или иначе явится началом конца олигархически-компрадорской полосы в отечественной истории.

Сергей Губанов