Без мужа

При посещении колхозных деревень резко бросается в глаза огром­ное численное преобладание женщин в колхозе. Среди взрослых кол­хозников женщин в два-три раза больше, чем мужчин.

— Колхоз — это бабье царство, — говорят в деревнях.

Много мужской молодежи находится в армии. На военную службу забирают молодежь с 18 лет. Юноши уходят туда неженатыми. А после военной службы многие не возвращаются в колхоз, а устраиваются в городах и рабочих поселках.

Немало мужчин уходит на заработки в города. Некоторые отрыва­ются от семьи и оседают там.

Изрядное количество мужчин попало в лагери, оставив своих жен и детей надолго, нередко — навсегда.

Из-за этих причин больше половины женщин-колхозниц вынуж­дены жить без мужа.

Во время коллективизации по деревням летала легенда об «общей сельской спальне», об «одном колхозном одеяле». На практике колхоз­ная жизнь обернулась к женщине неожиданной стороной: колхоз от­нял у женщины мужа, оставил большинство колхозниц без мужа.

Положение в Болотном представляет типичную картину: женщин там втрое больше, чем мужчин.

Девушки — «вековухи»

В колхозе теперь многие девушки не имеют никакой возможности выйти замуж. В доколхозные времена в Болотном только две девушки всю свою жизнь провели без замужества. Они не могли выйти замуж из-за {242} своих физических недостатков: одна была глухонемая, а другая — кривая. Таких незамужних девушек звали в деревне «вековухами»:

век свой живущие без мужа.

А теперь «вековух» в колхозе полно. Много также в колхозе и вдов.

Вечные вдовы

Прежде вдовы нередко повторно выходили замуж, за вдовцов. А теперь они этой возможности не имеют. Вдовцы из-за колхозной нищеты предпочитают оставаться одинокими. А если некоторые же­нятся, то на девушках, которых в колхозе такое множество.

***

Характерный случай произошел в селе. Одинокий пожилой вдовец женился, было, на своей молодой соседке, вдове с тремя детьми. А через два месяца они разошлись.

Стали колхозники допрашивать мужика:

— Почему же ты, дядя Мирон, развелся с соседкой? Али тебе мо­лодая баба не понравилась?

— Баба, как баба, — степенно разъяснил мужик. — А только по­словица не даром молвится:

«Жениться — не напасть, да как бы, же­нившись, не пропасть... » Так оно в колхозе и получается. Одному мне хлеба с трудодней на полгода хватало. А с такой оравой — не успел оглянуться, а хлеба уже ни зерна не осталось... А потом дело обернулось еще лучше.

Колхозный «голова» вызвал в канцелярию, оскалился и говорит: «С молодой женой тебя, дядя Мирон, поздрав­ляю... Только должен тебя предупредить: как вы теперь с соседкой женились, то записал я вас как один колхозный двор. А на один кол­хозный двор полагается, по инструкции, которая нам из самого центра спущена, только одна усадьба, а не две. По такому законному поводу наш колхоз другую усадьбу у вас отберет»... Значит, не только хлеба не будет, а и картошки недохватка... Вот какая веселая свадьба получилася. Если женишься, то, стало быть, живи без хлеба и без кар­тошки, вой волком и помирай с голоду!... Потому мы и развелись. Вот {243} где собака зарыта. А что касаемо бабы, то я про нее плохого слова молвить не могу. Баба — как баба: молодая, работящая, со всеми причендалами, как и другие протчие бабы...

Так и расстроилась эта женитьба. Вдовые соседи остались жить по­рознь: каждый в своей хате, каждый на своей усадьбе.

***

Дважды перед многодетными вдовами мелькала надежда. Вот дети получат от колхоза или от государства материальную помощь. Жить с детьми-сиротами станет легче, и шансы вдов на повторное замуже­ство повысятся. Но, мелькнув эти надежды быстро потухали.

Сначала это было тогда, когда в колхозах приступили к организа­ции всяческих «колхозных фондов». Речь шла тогда и о фондах для сирот.

Но потом, в ответ на просьбы многодетных вдов, колхозные на­чальники разъяснили, что из этого фонда помощь может оказываться только круглым сиротам, у которых нет ни отца, ни матери. Но таких сирот в селе нет. Как только дети остаются круглыми сиротами, их забирают в город, в районный детский дом.

***

Другой раз эта надежда вдов на помощь для детей вспыхнула у них в связи с указом правительства о помощи многодетным семьям. После проведения всеобщей переписи в Советском Союзе в 1937 году правительство убедилось в том, что в результате коллективизации не только поголовье скота неслыханно сократилось, но также резко со­кратилось и людское «поголовье». И в целях поощрения рождаемости советское правительство издало указ о денежной помощи многодетным семьям, в которых было пять и больше детей.

Ряд многодетных вдов и вдовцов окрылились, было, надеждой на получение этого пособия. Детей будет содержать легче. Скорее можно будет восстановить нормальную семейную жизнь.

Но эти надежды, возбужденные указом правительства, быстро по­гасли.

{244} Один вдовец с тремя детьми хотел жениться на вдове с двумя детьми. Предварительно навели справки о своих перспективах на по­лучение пособия для многодетной семьи. В советских учреждениях вдовые люди получили разъяснение, что, в случае такого брака, они пособия все же не получат.

По инструкции пособие выдается только в том случае, если все пятеро детей в семье происходят от одних и тех же родителей. На сводных детей этот правительственный указ не рас­пространяется...

Советские чиновники иронически «утешили» вдовца и вдову:

— Да, на этих пятерых детей вы никакою пособия не получите. Но, если после этой свадьбы вы будете иметь еще пять детей, ваших общих детей, тогда же пособие непременно получите. Если, конечно, до тех пор не будет нового декрета или новой инструкции...

Женитьба расстроилась.

Другая вдова, мать пятерых детей, от трех до пятнадцати лет, тоже тешила себя надеждой на это пособие для многодетных. Но и ей в по­собии отказали, разъяснив, что пособие выдается только в том случае, если в многодетной семье есть ребенок до двух лет.

Так у этой многодетной вдовы рухнула надежда на пособие. Вместе с ней погасла и надежда на то, что она сможет улучшить жизнь своих детей, а, может быть, даже и найти себе мужа, детям — отца.

Вдовы в колхозе не имеют никаких шансов выйти повторно замуж. Овдовев, колхозницы остаются теперь вдовами на всю жизнь, «вечными вдовами».

«Соломенные вдовы»...

В Болотном живет с детьми жена одного из «районных вождей». Этот «районный вождь» завел себе любовницу из своих канцеляри­сток, дал ей для жительства особняк в городе, рядом со своим домом. Но со своей женой он официально разводиться не счел нужным. Он просто оставил ее в деревне, когда сам переводился на службу в город.

Оставленную жену и детей он материально обеспечил хорошо, за счет колхоза. Для своего родственника он добился соответствующего назначения — кладовщиком в колхозе. И дал ему наказ: «кормить его детей и бывшую жену так же хорошо, как свою семью». Кормить — {245}

из колхозного склада, конечно. В колхозе она только числится, не работает, но продуктами обеспечена и живет припеваючи...

Одежду и обувь для оставленной жены и для детей районный комиссар присылает из города.

Обеспечив материально эту свою бывшую жену, районный началь­ник потребовал от нее соблюдения только одного условия: чтобы она признала свое положение «жены в отставке» и «не мешала ему жить», то есть не скандалила бы с ним и его любовницей.

Это условие официальная жена районного комиссара соблюдает. И обеспеченно и тихо живет в колхозе.

***

Таких бывших комиссарских жен, брошенных после официаль­ного развода или без развода, колхозники прозвали «соломенными вдовами». Это «вдовы», потому что живут без мужа. Но это вдовы «соломенные», ибо мужья их живы.

Таких «соломенных вдов» в колхозе немало. В Болотном, кроме упомянутой выше, есть еще две.

Одна жена бывшего председателя сельсовета. Этот местный ком­мунист, переехавший на работу в другое село, развелся со своей женой-колхозницей и женился на молодой девушке.

Третья «соломенная вдова» — это бывшая жена местного секретаря сельсовета, партийца. Он переехал на работу в другой район.

Там он женился на молоденькой учительнице, а с женой-колхозницей раз­велся.

Коммунисты вообще, а деревенские в особенности, ведут кочевой образ жизни. Они недолго удерживаются на одном месте: партийные комитеты беспрерывно «перебрасывают» их с места на место. Учиты­вая ситуацию колхозов, как «бабьего царства», партийцы при переезде на новое место службы своих жен обыкновенно с собой не берут. Ци­нично заявляют при этом: «Этого ,,добра" везде хватает»...

Жен своих они оставляют на месте, бросают их. А на новом месте работы они опять женятся на молоденьких девушках. В результате, в каждом селе, на каждом новом месте — новая жена: разбросанный гарем временных жен...

{246} Многие деревенские начальники-коммунисты предпочитают посту­пать еще проще. Они вообще официально не женятся и не разводятся, а пользуются, как они выражаются, «колхозной клубничкой»... В «бабьем царстве», среди голодных колхозниц, в большинстве своем вынужденных жить без мужа, это занятие особых затруднений не встречает.

«Комиссарские сироты...»

У «соломенных вдов», оставленных комиссарских жен, есть дети. Иногда немало детей: до четырех и даже больше.

Судьба этих детей незавидна.

В Болотном только один из этих «гаремных героев» оказывает своим детям материальную помощь. Да и то только потому, что эта по­мощь для него ничего не стоит. Как районный начальник, он приказал родственнику-кладовщику снабжать его детей колхозными продукта­ми. А зависимые от него работники городских складов — торговых, больничных и т. д. — доставляют ему достаточное количество одежды, обуви и других предметов для снабжения и районного начальника и его семьи.

Другие комиссары, разведшиеся со своими женами, оставили своих детей в колхозах совершенно безо всякой помощи. Только изредка они присылают детям посылки со своей старой, изношенной одеждой и обувью.

Колхозники иронически называют этих брошенных детей «комис­сарскими сиротами» или «детьми заслуженных большевиков».

Эти дети чувствуют себя брошенными на произвол судьбы, глубоко обиженными. Матери воспитывают их в духе острой вражды к отцам и к их новым женам.

При таких условиях взаимоотношения между родителями и деть­ми, между старыми и новыми женами принимают враждебно-скандальный характер.

Оставленная жена-колхозница старается встретить свою молодую

соперницу и как тигрица всякий раз бросается на нее, с руганью, драться.

Один подросток из такой брошенной семьи чуть не проломил мо­лотком голову своему отцу, комиссару...            

{247}

Жалоба на бригадира

Колхозная канцелярия.

Заходит девушка. Она заявляет председателю жалобу на брига­дира. Вместе с другой колхозницей они работали целый день, сделали одинаковую работу, выполнили дневную норму. Но бригадир-комсомолец записал ей в книжку только половину трудодня, а другой колхознице, ее «напарнице», полтора трудодня.

— Бригадир приписывает мои трудодни этой вдовушке. Потому — она ходит с ним в кусты спать... А я не хочу идти. Так он мои трудодни отнимает. Пусть этот кобель моими трудоднями за свои удовольствия не расплачивается...

«Голова» колхоза разгневался. Он не стал разбирать жалобу девушки-колхозницы. И даже не пообещал разобрать это дело впо­следствии.

Он с грубой руганью набросился на девушку:

— Вы все жалуетесь на бригадира! Бригадир знает, что делает. На то я его и поставил бригадиром, чтобы он командовал вами... Вон отсюда: мне некогда заниматься вашими сплетнями! ..

 Бедная девушка поспешила уйти от разгневанного начальника...

Интимные заботы колхозной девушки

Однажды шел я из села на ближайший поселок. Меня догнала девушка с этого поселка и всю дорогу была моей спутницей-собесед­ницей. Мы давно знали друг друга.

В беседе девушка скоро перешла от общих жалоб на колхозные порядки к сокровенным темам и доверила свои интимные заботы.

— Бригадиры-комсомольцы покою не дают, — жаловалась она. — На каждом шагу «пристают» к девушкам и вдовам... Ежели какая «податливая», то бригадир ей поблажки дает: трудодней побольше за­пишет... на часок до захода солнца с поля на свой огород отпустит... Если в город на базар его любезная пойдет, бригадир промолчит, кол­хозному председателю не доложит. А «неподатливых» баб бригадиры на каждом шагу притесняют и допекают...

На мой вопрос о председателе колхоза собеседница взорвалась бом­бою:

{248} — Председатель?! Чтоб его громом поразило!.. Пьяница-бабник.. Во много раз хуже бригадиров!... — кричала моя спутница, размахи­вая взволнованно руками. — Разжирел как боров... Всегда пьяный. Жену свою оставил в соседней деревне. А тут ни одной безмужней бабе покою не дает. Липнет как клей. Пристает, колхозный кобель, на каждому шагу... За бабьи «услуги» поблажки дает: соломы даст...  хлеба немного из колхозного фонда отпустит... лошадь даст зимой — за дровами съездить... А «неподатливым» — во всем и всегда от­каз!.. Ежели баба ему не противится, то работу полегче даст: убор­щицей в канцелярии или банщицей. Вот у нас банщица, к примеру. Раз в неделю попарит колхозных начальников: для них только баня и существует! А потом копается на своем огороде да ищет траву для своей коровушки. А трудодни начисляют. Не работа, а разлюли-малина...

— На хорошие должности «голова» только своих «зазноб» назна­чает: кухаркой, банщицей, буфетчицей, на птицеферму. Помолчав минутку, девущка-колхозница продолжала:

— Ну, а ежели ты на уступку начальнику-кобелю не идешь, то он тебе ничего из колхоза не даст. Вязанки соломы для коровы не от­пустит!...

На каждом шагу норовит тебя допечь и со света сжить... Прошлой зимой, в невыносимые холода, председатель выгнал вот таких «неподатливых» баб и девок на работу в лес. Мы должны были вытаскивать из непролазных сугробов громадные чурки и наклады­вать на сани. А потом перевозили эти дрова на водочный завод, за 20 километров, и там опять складывали дрова в штабеля. Поработали мы на такой непосильной работе, вспотели и простудились.

Все слегли: заболели. А две девки так и не встали: померли... Вот как доканы­вают непокорных баб наши мучители. Настоящие тираны!..

Девушка смахнула рукавом набежавшую слезу, пошла молча...

Потом продолжала:

— Иной раз так подумаешь. Мне уже тридцать стукнуло. Мужа теперь все равно не найти. Зачем беречься-то?.. А тут другое на ум пойдет. Ежели не беречься — дети пойдут. Что с ними делать?! В колхозе даже с мужем детей так трудно кормить, так тяжко с ними приходится! А без мужа как их прокормишь?! И себе горе и детям мука... Прежде аборты разрешали в больнице делать. В аптеке тоже такие средствия были, чтоб детей не рожать. А теперь ничего этого нету... {249} Девушка взглянула на меня смущенно пытливо. Заикаясь, спро­сила:

— А може в аптеках...  в больших городах...  и теперь...  такие средствия продают?..

Не мог я утешить девушку.

— Теперь таких «средсвий» нигде нет. И в больших городах тоже. После коллективизации, как подсчитало советское правительство, что людей в нашей стране осталось мало, так и распорядилось: прекратить везде и производство и продажу таких «средствий». Сталин велит советским женщинам рожать побольше детей. Правительству нужны и колхозники, и рабочие, и солдаты...  .

— Велит рожать?! — опять вспыхнула девушка. — Чтоб ему Ан­тонов огонь в это самое родильное место!.. Рожать?.. А где я мужа достану? Кто будет отцом-кормильцем для моих детей?.. «Отец род­ной» рожать велит, а колхозных ребят голодухой морит... И колхоз­ные похабники тоже о детях не заботятся. Бабам покою не дают. А как только баба родит, то никакой ей помощи: ни от блудного отца, ни от колхоза. Мучься, баба, с ребенком, одна, как хочешь!... Нет, при­живать детей от приблудных отцов... плодить «комиссарских сирот» в колхозе... это только матери на горькое горе и детям несчастным на лютую муку!..

Мы пришли на поселок.

Прощаясь, девушка вздохнула и сказала:

— Ничего не поделаешь: видно и дальше придется обороняться от похабников...

Гаремные «драконы»

Председатель одного из соседних колхозов решил расширить свой гарем до максимальных размеров.

Прежде в него входили только вдовы и девушки. Но вот началась германо-советская война. Коммунистический владыка колхозного га­рема расценил это событие, как «благоприятный случай». Все взрослые мужчины — колхозники отправлены на фронт. А председателей кол­хозов в армию не забирали, оставляли на своих постах.

В первые же недели войны председатель объявил во всеуслышание свой новый приказ: {250} — Так как взрослых мужчин теперь в колхозе нет, то всех жен­щин от 16 до 40 лет я объявляю своими женами. И немедленно при­ступлю к исполнению своих обязанностей...

— Что он рехнулся или так нехорошо шутит?.. — недоумевали одни колхозницы.

— Кажись, это не шутка, — отвечали другие. — Разве вы его не знали? Раньше был колхозным кобелем для безмужних. А теперь ре­шил стать колхозным быком для всех...

Приказ колхозного начальника не был грубой шуткой. Он стал похабной действительностью. Каждый вечер этот гаремный дракон вызывал к себе очередную колхозницу «для уборки канцелярии». После уборки запирал ее в канцелярии и принуждал ее в своем каби­нете спать с ним. Измучили колхозниц трудодни. А теперь самодур ввел для них еще и «трудоночи»...

Одна из жертв этого «колхозного дракона», молодая колхозница, рассказывала, как поздно вечером, после того, как она вернулась с колхозного поля, колхозный начальник вызвал ее в канцелярию. После того, как она убрала канцелярию, начальник позвал ее в свой кабинет и предложил ей выпить водки и закусить с ним: покушать яичницы-глазуньи. Разгадывая намерения начальника, голодная женщина от­казалась от роскошного угощения... Начальник заявил: «От угоще­ния ты можешь отказаться, но спать со мной ты должна!..» И он указал ей на кровать, которая стояла в его кабинете. Женщина кате­горически отказалась выполнять его похабные домогательства. Кол­хозный начальник, как зверь, набросился на нее. Колхозница активно сопротивлялась, отбиваясь от нападающего похабника. Тогда насиль­ник выхватил из кобуры револьвер и произвел несколько выстрелов над самой головой женщины. Ошеломленная колхозница упала на пол без сознания... Очнувшись, она увидела, что лежит на кровати на­чальника в истерзанном виде. А начальник лежит рядом и нагло ухмыляется:

— Сопротивление не поможет!..

— Куда пойти?! Кому пожаловаться?! Кто поможет, кто защитит от истязателей?!. - Так в отчаянии рыдала эта женщина-колхозница, придя домой, истерзанная и оплеванная физически и душевно...

***

{251}

В другом селе произошел такой случай.

Председатель сельсовета пытался изнасиловать сельскую учитель­ницу. Она закричала. Проходившие колхозники защитили ее от на­сильника.

Сама эта учительница была такая запуганная, что никуда не пошла жаловаться. Но другая, пожилая учительница, ее коллега, пошла в город, добилась приема у председателя райисполкома и пожаловалась ему.

«Районный вождь» грубо распек учительницу:

— Подумаешь, важность какая: председатель хотел поспать с мо­лодой бабенкой... У нас тут важных государственных дел по горло. На носу важнейшая политическая кампания — уборочная. Вы, учи­тельница, государственная служащая, понимаете ли, что значит для государства уборочная кампания, от которой зависит вся жизнь госу­дарства в течение целого года?!. А вы тут с такими мелочами... сугубо личными пустяками пристаете... И время у ответственных ру­ководителей попусту отнимаете!... Вместо того, чтобы по пустякам кляузничать, Вы мне рапортовали бы о том, как Вы сами, и все другие учительницы Вашей школы, и все ученики Ваши — на уборочную мобилизовались! Уходите и больше не являйтесь в мой кабинет с пу­стяками!...

Учительница выскочила из кабинета начальника как ошпаренная... Она все еще надеялась «найти справедливость» и написала письмо в Учительскую газету». Там напечатали малюсенькую хроникерскую заметочку эзоповским языком, в дипломатическом тоне. Но результа­тов и после этого не было никаких...

И по-прежнему стонут мученицы колхозных гаремов:

— Куда пойти?!. Кому пожаловаться?!. Где найти на драконов суд и управу?!.