Приветствую Вас Вольноопределяющийся!
Воскресенье, 24.11.2024, 00:07
Главная | Регистрация | Вход | RSS

Меню сайта

Категории раздела

Наш опрос

Оцените мой сайт
Всего ответов: 4123

Статистика

Вход на сайт

Поиск

Друзья сайта

Каталог статей


Украина: что не показывают по тель-авидению
  Несколько дней назад у меня в гостях был мой друг, назовём его условно Сергей. Он украинец, живёт на Украине, недавно окончил гуманитарный факультет одного из украинских же университетов. Несколько последних месяцев Сергей работал корреспондентом в зоне боёв в ДНР и ЛНР, готовя репортажи для нескольких газет и журналов. В начале августа его захватили в плен украинские силовики, вменяя ему в вину, что он террорист, российский шпион, а его украинские документы, в том числе, украинский паспорт и редакционное удостоверение — поддельные.
  
   Привожу с большими сокращениями некоторые детали из его рассказа о жизни в плену. Предыстория была такова: на брифинге у Игоря Стрелкова, тогдашнего Минобороны ДНР, Сергей и двое его друзей — ещё один Сергей и Роман — узнали, что в районе села Степановка только что были убиты четыре наёмника из батальона украинских силовиков, и эти наёмники были негроидной расы. Щирые и самостийные негры — это находка для любого журналиста, и ребята рванули в Степановку — через Ростов и российскую Куйбышевку. Однако, на контрольно-пропускном пункте российские пограничники посмотрели на них как на умалишённых и отказались выпускать их из России, сообщив, что на той стороне стоит украинская нацгвардия (бывшие боевики «Правого сектора»).

 

 
   В лагере беженцев в посёлке Матвеев Курган
   Рассказывает Сергей:
   «Осознав, что вероятность успеха нашей спецоперации по поиску негров-наемников при таких раскладах «стремится к нулю», мы сразу отправились к Матвееву Кургану — поселку на севере Ростовской области (недалеко от КПП «Успенка») в трех километрах от которого располагался палаточный городок для временно перемещенных лиц с Донбасса. Обычно там не разрешают работать журналистам, чтоб те не смущали и без того уставших людей, чьи судьбы искорежены войной и гуманитарной катастрофой. Но, как ни удивительно, для нас сделали исключение, и своего рода экскурсию по лагерю нам провел сам главный комендант, представитель Министерства Чрезвычайных Ситуаций РФ.
  
   По официальной статистике здесь проживает около 600 беженцев (зафиксированный максимум — 900 человек, но в те дни мужчины были вынуждены спать на улице), при этом происходит ежедневная ротация — примерно 250 человек покидают данный «перевалочный» пункт и отправляются (по своему выбору) в различные города России, где государство обеспечивает их работой и жильем по специальным квотам. И в то же время — почти столько же ежедневно прибывает новых пострадавших… Лагерь нас поистине впечатлил: он прекрасно обустроен, в избытке обеспечен товарами первой необходимости, всевозможными продуктами и бутилированной водой, оснащен самыми современными мобильными медицинскими станциями, в нем имеются игровые комнаты для детей (где есть не только игрушки и канцтовары, но и плазменный большой телевизор), помещения для матерей и даже молитвенная палатка…
  
   К тому же те беженцы, с которыми нам довелось там пообщаться, обвиняют в разрушении своих домов и убийствах мирных граждан (друзей, соседей, родственников) именно украинские вооружённые силы».
  
   Задержание и арест на украинском КПП
   Далее ребята взяли такси и через российский КПП «Успенка» приехали на украинский блок-пост у городка Амвросиевка, отметив двухкилометровую очередь с той стороны из машин с беженцами, покидавшими территорию незалэжной Украины. Рассказывает Сергей:
   «Не прошло и полчаса, как мы подъехали к уже знакомому нам украинскому блок-посту перед городом Амвросиевка. Все те же знаки «СТОП» и «КОНТРОЛЬ» на бетонных плитах, украинский флаг. Пока мы предвкушали скорое окончание стандартной рутинной процедуры проверки документов, к нашему автомобилю подошел боец, приклад которого был перемотан желтой и синей изолентой — в цвета флага Украины. «Предъявите ваши документы», — сказал он нам, и мы поочередно уверенно протянули в открытые окна автомобиля паспорта и журналистские удостоверения. Последовал вопрос:
   — Куда едете?
   — В Донецк…», — флегматично отвечаем мы в унисон с водителем.
   Тем временем, к машине подошла группа бойцов, как будто окружая ее. Уж явно не понравился им конечный пункт назначения. Один из них попросил открыть багажник для досмотра.
   -Тут бронежилеты и ноутбук, а тут — аппаратура, — начал объяснять вышедший из машины Сергей, открывая один за другим наши рюкзаки. После чего солдат попросил его отойти и самостоятельно начал с пристрастием перелопачивать их содержимое.
  
   — Журналисты?!» — с недоверием переспросил один из офицеров. — «А где ваше сопровождение?! Почему Вы передвигаетесь в зоне антитеррористической операции без сопровождения?!» Наш ответ был прост:
   — Извините, но мы первый раз слышим о таком. Тем более — мы едем из России в Донецк….
   Но украинских военных такой ответ не устроил, напряженность атмосферы начала расти, а наш флегматизм вмиг куда-то улетучился…
   — Что Вы делали в России?! Что Вы там забыли?!» — в еще более резком тоне продолжил допрос офицер.
   — Снимали украинских беженцев в Ростовской области, которые в лагере для временно перемещенных лиц в нескольких километрах от Матвеева Кургана, — начали объясняться мы наперебой…
   И когда стало понятно, что нам упорно отказываются верить, Роман начал доставать визитку с номером редактора 112-го украинского канала Павла Кужеева со словами:
   — Вот, позвоните по этому номеру, Вам все объяснят и подтвердят!
   — Не буду я никуда звонить! Не положено! Я не знаю, кто будет на другом конце провода! — отрезал военный.
  
   Террористы
   При обыске украинские военные нашли у ребят блокнот с записями. Это имело самые мрачные последствия. Рассказывает Сергей:
   «Через минуту я услышал, как один из бойцов начал бормоча, отрывочно зачитывать: «17 человек против батальона… Выдвижение на Саур… Среди украинцев — много «двухсотых»…» («двухсотый» — т.н. груз 200, по советсткой военной терминологии — «убитый»; «тресхотый» — груз 300, «раненый») … «Чей блокнот?!» — громко и резко произнес он. Ситуация была деликатная: блокнот принадлежал мне, а данные записи принадлежали руке Сергея Бойко (который делал отметки в ходе общения с российскими добровольцами). Почти одновременно мы признались, что блокнот наш. В адрес Сергея сразу посыпался град обвинений в шпионаже, принадлежности к российским наемникам и диверсантам. Уже другие военные начали на него кричать:
   — Ты там был!! Откуда ты знаешь про «двухсотых» на Сауре?!?! Значит — ты террорист!».
   Сергей начал было апеллировать к закону Украины «Об информации», который гарантирует журналистам право на ее свободный сбор и распространение — но сие замечание было проигнорировано. (…) Затем прозвучала строгая команда:
   — Руки на капот! Ноги на ширине плеч!», — после которой нас начали ощупывать, пытаясь обнаружить оружие.
   К этому моменту из рюкзака Бойко уже достали ноутбук и начали просматривать имеющиеся на жестком диске фото-видео материалы. Среди них: разбитая позиция украинских военных под Краснодоном в Луганской области, Славянск, Донецк… Но сильнее всего украинских силовиков взбесил другой материал — к тому времени они начали до мельчайших деталей обыскивать салон автомобиля, где нашли валявшуюся на заднем сиденье видеокамеру и докопались в ней до записи того самого брифинга Стрелкова. Она подействовала на военных как красная тряпка на быка — после ее нахождения нам был вынесен окончательный вердикт: «Все! Вы задержаны! До выяснения обстоятельств! Останетесь с нами до утра — ради вашей же безопасности, ночью на дорогах опасно…». Нашему водителю повезло больше — его лишь спросили, рассчитались ли мы с ним, и отпустили с миром, домой».
  
   Жизнь в плену
   Ребята за пять дней в плену пережили то, что не дай Бог пережить никому. И всё-таки, люди остаются людьми: наряду с жестоким, издевательским отношением встречалось и нормальное человеческое. Рассказывает Сергей:
   «Нас под дулами автоматов повели к придорожной лесопосадке.
   — Ты же сейчас снял растяжки? — демонстративно спрашивает ведущий нас боец своего товарища, а затем предупреждает нас: — Аккуратнее, тут подходы заминированы, не вздумайте убегать!
   В перелеске нам приказали подсесть к дереву, обнять его руками и ногами, после чего нам поочередно завязали скотчем запястья, а на ногах — шнурки. Так мы просидели минут 20-25 в некотором недоумении и внутреннем возмущении, пока в кустах не послышались обрывки диалогов:
   — Где они?
   — Да там, сидят…
   — Дай мне нож! Сейчас резать буду!», — последняя фраза прозвучала саркастически, а потому и обнадеживающе… Действительно: буквально через минуту к нам подошел старший — командир роты, разрезал скотч и пригласил пройти за ним — к столу, ужинать! Обращение с нами вмиг сменилось на вежливое, да и большая часть людей, окружавших нас за время ужина, была не из той смены, что нас арестовывала.
  
   Пока мы ужинали и попутно обменивались фразами с военными, обстановка становилась все доверительней, а разговоры — все откровеннее.
   — Мы защищаем суверенитет и территориальную целостность нашего государства! — пафосно начали диалог присутствующие военные.
   Но вскоре прозвучало нечто более приземленное и искреннее:
   — Моя главная задача — вывести из этой операции всех своих ребят живыми и здоровыми, — с тяжестью в голосе произнес, обращаясь к нам, командир роты.
   — А Вы чего сюда поприезжали, жизнями своими рисковать?! Ради чего, ради денег?! — обратился к нам с укором сидящий напротив боец.
   — Лично я сюда приехал, — уверенно начал Сергей — чтоб остановить эту дебильную войну, которая никому — ни одной, ни другой стороне — не нужна!
   — И неужели ты думаешь, что тебе дадут это написать, что это опубликуют?!? — начал риторическую поучительную тираду седой ветеран Афганистана. — Что пока мы тут мучаемся, воюем, кто-то наживается, зарабатывает на этой войне и ее прекращение таким людям не выгодно?
   — Конечно, дадут! — немного самоуверенно ответил Бойко. — Я этого обязательно добьюсь!.
   — Знаешь, я вот откровенно хочу сказать: я искренне сочувствую истинным патриотам ДНР и ЛНР, — ошарашил нас признанием «афганец» и пояснил: — я уважаю именно тех, настоящих, которые были в самом начале! Они тоже, как и мы на Майдане, боролись против местных олигархов и коррупции! Это потом Россия внедрила своих людей туда и начала пропагандировать курс на отделение, разжигать сепаратизм!
   Украинские военные также сетовали на официальный Киев, который не проявляет о них должной заботы и бросает на произвол судьбы, но они все же верят, что рано или поздно вернутся в столицу — с оружием — и заставят власть ответить на их вопросы, которых уже накопилось более, чем достаточно».
  
   Каратели из батальона «Кривбасс»
   Эта ночь и половина следующего дня прошла для ребят относительно спокойно: они ожидали машину из штаба и предполагали, что их передадут в СБУ (типа нашего ФСБ), там всё выяснится, и на этом дело закончится. Но на войне всё хорошее рано или поздно заканчивается. Рассказывает Сергей:
   «Через короткое время группа из трёх бойцов (один из них снимал происходящее на телефон) принесла нам несколько старых армейских униформ и велела переодеваться:
   — Мы уже сами пожалели, что вас задержали. Поступил приказ: вы остаетесь здесь с нами, воевать.
   Разумеется, мы наотрез отказались. Последовало бурное возмущение:
   — Да как вы смеете отказываться защищать свою страну?! Я вот так возьму в ваших паспортах и напишу: «отказался защищать Родину»!».
   Пришедший вскоре командир выразил неудовлетворенность нашим отказом стать пушечным мясом и сказал, что в редакции 112 канала от нас «открестились» (что, разумеется, было ложью). Все требования совершить звонок в нашем присутствии были отвергнуты. Зато примерно через полчаса за нами наконец-то приехали: это был УАЗ типа «пикап». Нам вернули все вещи, сказали быстро проверить — все ли на месте и написать расписку в духе «претензий не имеем». Мы с облегчением пошли в машину за бойцом, который представился бойцом батальона «Кривбасс». В маленьком джипе без крыши сидело еще двое в масках — один за рулем, другой — пулеметчик, в кузове. Пока мы размещались, на борт был прикреплен большой флаг Украины, и машина тронулась под фразу сопроводителя: «не пытайтесь сбежать — откроем огонь на поражение».
  
   Забыл сказать: ребятам завязали глаза и почти всё оставшееся время они провели с завязанными глазами. Рассказывает Сергей:
   «По приезде нас сразу обступили солдаты и начали переговариваться:
   — Они военнопленныые?
   — Нет, журналисты.
   — Российские?!?!
   — Нет, вроде, украинские…
   — А я уже было шашку занес…»
  
   Пока руководство разбиралось с нашими документами, рядовые начали засыпать нас вопросами о нашей биографии и работе. В память врезался показательный диалог Романа с одним из солдат: «Моя мать, Людмила Гнатюк — известная украинская поэтесса, автор нескольких сборников стихов.
   — Ну, и что она написала про Евромайдан?
   — Про него она не писала.
   — Какая же она тогда украинская поэтесса?!».
  
   Вдруг УАЗик завелся и заехал будто бы во двор. Допрос с пристрастием продолжился в более жесткой форме. Всех «кривбасовцев» удивляло — как это так можно спокойно работать военкорами в Донецке, где, по их представлениям, всюду рыскают кровожадные террористы, улицы полны наркоманов-сепаратистов и всяких прочих маньяков. Нашим объяснениям, что в там не так страшно и даже довольно безопасно, вояки не вняли, ведь у них был заготовлен ответ «получше»: мол, на самом деле, мы — не журналисты, а российские шпионы-диверсанты! Тут подоспели офицеры из штаба со словами:
   — Ну, все парни, Вы теперь вынуждены с нами сотрудничать: у вас-то документы поддельные!
  
   Вновь мы попросили позвонить в редакцию, где бы подтвердили подлинность наших журналистских удостоверений, но, кроме отказа последовало неожиданное уточнение:
   — Так у вас украинские паспорта фальшивые, вы — россияне!
  
   В вину нам также поставили наличие «интервью» со Стрелковым (так медийно-безграмотные солдаты назвали его брифинг). Впрочем, от разговоров силовики быстро перешли к делу: побросали нас с кузова лицом на землю и потом каждого по очереди некто явно немолодой хриплым голосом зловеще допытывал, делая паузы между вопросами:
   — Кто?!… когда?!… зачем?!… …сюда вас прислал?!
  
   Правда о редакционном задании снимать беженцев в Ростовской области его не удовлетворила, и он начал грозиться, что посадит нас на кол. При этом Сергей Бойко получил несколько ударов ботинком, а меня сильно, почти до потери сознания, огрели прикладом автомата по позвоночнику со словами «это тебе от всего украинского народа!».
   — Радуйся, что без магазина» — издевательски добавил кто-то.
  
   Нас подняли, подставили сзади «колы» (скорее всего — обычные слегка заостренные палки) и «еще один шанс признаться» — но лгать мы все же отказались.
   — Да я вас к «Правому сектору» отправлю! Там вы получите сполна! Сейчас я Диме [Ярошу] позвоню! — злорадно крикнул на прощание допрашивавший нас командир».
  
   Можете себе представить, каким было бы обращение с российскими журналистами, тем более, с попавшими в плен ополченцами! Война — любая! — очень грязное и очень кровавое дело. Война гражданская — особенно. Но это ещё не всё. Рассказывает Сергей:
   «Не добившись желаемого результата, сатрапы из «Кривбасса» отвели нас и усадили в какие-то легковые автомобили-иномарки. Мне посчастливилось ехать в одной машине с Сергеем, а Романа везли в другой. Сидевшие за рулем и на переднем сиденье вояки долго и тщетно пытались понять, как включается в салоне кондиционер — автомобиль был чужим, а его хозяин лежал связанный в багажнике с мешком на голове (по дороге он умолял сделать в материи отверстие, чтоб можно было дышать — но напрасно). Минут через 40 машина остановилась, и к нам подсадили еще одного пленного, после чего на меня и Бойко начали сковывать наручниками через спину. Внезапно я ощутил как мне все сильнее и сильнее, как тисками, зажимают кольцо на кисти — пока оно не впилось в кожу чуть ли не до костей и острая боль (напоминавшая мне перелом) не стала невыносимой. Не в силах сдержать себя, я взвыл и начал просить ослабить наручники — но мои страдания не интересовали военных, которые откручивались отговорками, что ключ от них передали в другую машину и вообще я должен помнить — как меня «проинструктировали [в России] реагировать в таких ситуациях». Таким образом — остальной отрезок пути для меня превратился в ад…
  
   Автомобиль остановился, послышались чьи-то голоса, нас вывели, сняли, к моему счастью, с рук злосчастные наручники и приказали сидя или лежа ждать непонятно чего на горячем асфальте под палящим солнцем. Мы опять начали уговаривать украинских военнослужащих связаться с редакцией телеканала. Те ответили, дескать, сами свяжутся с кем надо. Из разговоров окружающих мы поняли, что находимся в Мариуполе — региональном штабе так называемой «Антитеррористической операции» (таким эвфемизмом в Киеве решили заменить неудобное понятие «гражданская война»). Ожидание затянулось на несколько часов, я даже успел, разморенный жарой, «выключиться» на некоторое время.
  
   Ближе к вечеру нас вновь поместили в машину (перед этим связав руки спереди скотчем) — на этот раз троих вместе.
   — Вы знаете, кто вас везет?» — хитро спросил сидящий спереди силовик.
   — Нет, без понятия» — ответили мы.
   — Мы страшные люди, — с сарказмом начал водитель. — Мы из батальона «Днепр-1».
  
   Бойцам явно было скучно и они пытались нас разговорить.
   — Вот вы журналисты — вы же четвертая власть! — начали нравоучительно вещать военные. — Почему вы молчите, не рассказываете о настоящих героях? Вот если вы будете писать и показывать правду — то вас везде в украинской армии уважать будут! А то по телевизору одних генералов показывают. Вы же можете сделать так, чтоб обычные ребята, которые жертвуют собою, получили звание «Героя Украины»!».
  
   Мы попросили рассказать хотя бы насколько подвигов и объяснить проблему. Суть услышанного нами состояла в следующем: довольно часты случаи, когда солдаты, например, пулеметчик при прорыве успешно атакует превосходящие силы ДНР-овцев — но при этом получает серьезное ранение и теряет конечность, а в итоге получает справку с заключением «бытовая травма на учениях». То есть — ни статуса участника военных действий, ни специального инвалидского пособия, не говоря уже о наградах. Или вот другой реальный случай: солдат, погибший под бомбардировкой «Градами» был зарегистрирован как умерший от «сердечного приступа».
  
   Больше всего запомнилась одна фраза (впрочем, мы уже слышали ее в «Кривбассе»), ставшей контраргументом на наши слова, что мы задержаны по недоразумению:
   — Ошибки не страшны — война все спишет! Даже вас троих… Особенно, когда мы несем такие потери на фронте».
  
   Война всё спишет… Когда-то в работе «Косово глазами постороннего» я писал:
   «Первый и главный урок трагических событий в Косово заключается в том, что внутренняя сущность человека мало подвержена воздействию цивилизации. Развитие средств связи и обработки данных, телевидение и Интернет, автомобили, самолёты и скоростные поезда усложнили жизнь человека, но не затронули его глубинной сути. Человек — зверь, причем, животное гораздо более хищное и опасное, чем любой из известных хищников. Мало кто из хищников убивает сверх своей текущей потребности в пище. Ни один из хищников не убивает из мести. Ни один из хищников не имеет перед собой таких возвышенных целей, как демократия, гражданское общество, правовое государство, право нации на самоопределение и, соответственно, не склонен ни к массовым убийствам сородичей во имя достижения этих целей, ни, наоборот, к массовым убийствам тех, кто в силу убеждений или заблуждений эти цели преследует. Освенцим — не только самое мрачное проявление сущности фашизма. Освенцим (и Ясеновац, и Гулаг, и Преказ, и Рачак, и 11 сентября 2001 года) — проявление звериной сущности человека, венца творения. Одежда от Версаче, lap-top последней модели, рассуждения о структурно-функциональном анализе Парсонса или об особенностях творчества Кортасара маскируют эту сущность, но, к сожалению, не устраняют. И никогда не устранят. Поэтому борцы за права человека никогда не должны забывать, за чьи именно права они борются, и где находится граница, отделяющая этого человека от зверя, граница, переступать которую смертельно опасно даже во имя достижения самых благородных целей.
   Ещё один урок Косово: война, где бы, кем бы и во имя каких идеалов она бы ни велась, это всегда грязь, кровь невинных, насилие, произвол и ужас. Какой бы невыносимой ни казалась мирная жизнь, война всегда на несколько порядков хуже. (…)
  
   Война всегда на несколько порядков хуже. Рассказывает Сергей:
   «Многочасовая поездка меня утомила и я просто заснул. Вдруг меня разбудили криком, выдернули из машины и кинули на колени, голову — нагнули впритык к асфальту. Резко, грубо и бесцеремонно, как каких-то опасных преступников! Вокруг — страшная шумиха, как минимум, из десятка солдат. Нас тщательно обыскивают, снимают обувь и носки, разрезают ножом рубашки и срывают их, остатками — дополнительно перевязывают глаза, а руки — завязывают за спину. Потом — ведут согнутыми под 90 градусов задом наперед, причем держа за шею, в какое-то полуподвальное помещение (ощущался спуск вниз по наклонной) и положили животом на холодный бетонный пол. Поскольку это была уже ночь — температура в помещении, похожем на тюремную камеру (я позже нащупал решетки), была далека от комфортной и мы, полуголые, начали быстро замерзать. К холоду быстро добавилась ноющая боль в плечевых (и не только) суставах — давали знать о себе завязанные в неестественном положении руки. «Ух, не похоже это на хороший конец!» — подумал я, вспоминая преждевременный оптимизм коллег.
  
   Положение было удручающим. Даже, чтобы сменить положение, необходимо было спрашивать разрешение у надзирателя, под чьим прицелом мы лежали в камере, вода — только по графику. Правда, за несколько часов удалось уговорить солдат принести нам немного сена, чтоб не околеть на почти ледяном бетоне. В то же время — заснуть никак не удавалось, так сильно болели суставы, что хотелось выть волком. Рядом с нами страдало еще несколько пленных, один из них, мужчина среднего возраста, многократно умолял уменьшить его мучения и перевязать руки наперед. Не знаю как — я просто «отключился» и проспал пару часов. В течение следующих дней каждая минута тянулась как вечность…
  
   Утро прошло в бессмысленном томлении, но ближе к полудню ситуация резко изменилась. К худшему. В другом конце коридора были слышны чьи-то лаконичные разговоры, и раздалось два громких выстрела, а потом кто-то скомандовал: «этого — тоже в расход». Послышалось, как будто кого-то вывели из нашей комнаты, отвели и …снова два громких выстрела. В воздухе повис запах посыпавшейся штукатурки… И тут я услышал как ко мне шепотом обратился товарищ:
   — Серёга, похоже, живыми мы отсюда не выберемся… Молись, только это сейчас сможет помочь…
  
   Я не ожидал таких слов от друга, которого ранее смешила моя вера в Бога. Впрочем, я и так уже давно начал мысленно молиться об избавлении, в голове при этом роились мысли: «Ну не могу же я так глупо и бессмысленно умереть… Смерть не страшна, но как же моя мать, родственники и друзья?! Нет, у Бога для меня другой план…». Разумеется, я просчитал в голове и все возможные сценарии побега — но пришел к выводу, что в полном окружении он неосуществим. Солдат, который нас стерег, был озлоблен и беспощаден:
   — Мы же граждане Украины, мы всего лишь журналисты, — пытались объяснить ему мы.
   — Меня это не волнует!» — безразлично и агрессивно отвечал он, запретив нам к нему впредь обращаться. На вопрос — пощадит ли он наши жизни, прозвучал неутешительный мрачный ответ:
   — Я не уверен.
  
   С того момента я окончательно понял (и это чувство меня не покидало до освобождения): пока я здесь, с завязанными руками и глазами на мушке у военных — нет никакой гарантии, что останусь в живых. Мы как бы оказались на месте известного подопытного кота профессора Шредингера: пока кот был закрыт в ящике с радиоактивной капсулой, вероятность раскрытия которой составляла 50% (один к двум) — теоретически он был жив и мертв одновременно.
  
   Информационная война
   О том, что задолго до артиллерийских обстрелов и танковых атак следуют атаки информационной войны, надо помнить всегда. Особенно надо помнить, что когда заговорят пушки, информационная война не только не прекращается, но и усиливается. Причём, в этом случае в средствах её ведения уже не стесняются. Рассказывает Сергей:
   «Неожиданно, в течение минут двадцати, к нам подошел некто из старших и обратился к надзирателю:
   — Так, за этих начальство спрашивало, надо их в душ — помыть и руки наперёд перевязать!
   Как камень с сердца!
   — Вам повезло, пацаны, может, вас и не расстреляют! — насмешливо произнес стерегший нас солдат, после ухода командира.
   И точно — через час нас отвели в душ, дали помыться, связали руки спереди, сменили наглазную повязку. А на следующий день мы были переведены в другое помещение, уже не подземное. Там нам насыпали чуть больше сена, даже выдали бутылки с водой (из-под крана). Среди надзирателей попадались разные люди — как гуманные, так и неадекватные. Не забуду доброту одного солдата, который выводя меня в туалет (глаза-то завязаны!) шепотом мне поведал:
   — Не переживай! С вами все будет хорошо! Я это ЗНАЮ, это точно с 99% вероятностью… про вас даже уже статью в газете написали, с вашими фотографиями.
  
   Потом я долго смеялся, когда, уже будучи на свободе, прочёл на ведущем новостном сайте «Украинская правда» сообщение, что нас похитили террористы (так газета называет ополченцев)! Интересно, что на этот счет подумали незаконно лишившие нас свободы украинские силовики? Впрочем, эпитет вполне корректный в данном случае, только лишь стороной конфликта ошиблись — ну что ж, это в украинских СМИ бывает, причём, часто».
  
   И гибель ребят была бы списана на «террористов», то есть, ополченцев — поди, докажи обратное. Война…
  
   Расстрел
   Сергей рассказывал ещё много — и про «стокгольмский синдром», и про диалоги с тюремщиками про Бандеру, Коломойского, и про Майдан. Привожу только то, что касается непосредственно плена — вдруг кому-то из вас придётся пройти через нечто подобное (избави Господь!), так чтобы не удивлялись потом. Рассказывает Сергей:
  
   «Шел пятый день нашего плена, четыре из которых мы провели, лежа на полу, с завязанными глазами и связанными руками — все это изрядно изнуряло. И тут я услышал, что кто-то в соседнем помещении кого-то допрашивает, выясняет детали задержания. Оказалось, что расспрашивали нашего соседа, бизнесмена из Макеевки, который с товарищем начал было перегонять по просьбе знакомой машину из Волновахи (город в Донецкой области, под контролем украинских сил) в Киев.
   — Что ж, вам не повезло — вы оказались в неправильном месте в неправильное время, — смеясь, прокомментировал его историю допрашивавший.
  
   Мы предположили, что это приехал следователь из СБУ. Вскоре он подошел к нам и спокойно начал задавать вопросы по нашей биографии и обстоятельствам задержания — и тут оказалось, что снимать беженцев в Ростовской области — неправильно.
   — А почему вы не поехали снимать как их принимают на Западной Украине?! Зачем попёрлись в Россию?! — со злобой риторически спросил он нас.
   Работать военкорами и проживать в Донецке — тоже минус нам, ну, а снимать пресс-конференцию «террориста» Стрелкова — вообще смертный грех! Короче, по его логике — нужно чуть ли не одну только украинскую сторону конфликта освещать!
  
   — Может, вас бы и стоило расстрелять. Но я убиваю только на поле боя. Сейчас не мне забирать у вас жизнь, не я вам её дал, — проворчал он и продолжил: — Ваш вопрос будет решён в течение дня, вас отпустят, у нас третьего не дано.
   И перед уходом, как бы оправдываясь, объяснил присутствующим свою раздраженность:
   — Вы понимаете, какая сейчас ситуация на фронте?! 79-я бригада ВДВ разгромлена в хлам, от неё почти ничего не осталось. Разбиты несколько территориальных батальонов. Их накрыло «Градами». Мы ребят с поля боя по частям собирали! Вот что делают эти террористы!
  
   Следователь ушел, а Рома и Сергей уже начали делать ставки: во сколько и каким образом нас выпустят, я заключать спор отказался. Прождав впустую весь день, мы уснули. Среди ночи нас грубо разбудили и потащили к машине, которая как нам показалось на ощупь была грузовой «Газелью»: тентованная, с рифлёным дном. Двоим криком приказали лечь на живот «лодочкой» (в полный рост мы не помещались), а третьего — Рому — положили сверху нас, поперек. В кузове с нами сидел автоматчик, которому скомандовали:
   — Шелохнутся — расстреляй сразу!
   Машина помчалась по ухабистым дорогам в неизвестном для нас направлении. Минут сорок-пятьдесят тряски по украинскому бездорожью, несколько казавшихся нам бессмысленными разворотов — и мы остановились.
   — Первый!» — рявкнул командир, и Роман выкарабкался из машины.
   — Фамилия?
   — Гнатюк.
   — Раздевайся! Догола! Ложись!! Ползи к яме!!! — …и два громких шокирующих выстрела.
   — Поехали!» — заорал старший и мы рванули дальше…
  
   Еще пятнадцать минут зигзагообразных манёвров и история повторяется с Сергеем Бойко. Перед расстрелом лишь спросили:
   — Кто сотрудничает с ДНР?!»…
  
   «Газель» снова понеслась и через минут 10 — вывели и меня, с нецензурными оскорблениями и обвинениями в работе на ДНР… Те же команды, все то же самое…
  
   Но пока я предавал душу Богу — наступила тишина. Нерешительно стянув с себя глазную повязку, я обнаружил, что один на поляне в сосновом лесу. Недалеко виднелось озеро, а на небе необычайно ярко светились мириады звезд. Потеряв всё, я был счастлив, что наконец-то оказался на свободе. В то же время — из сердца не уходила тревога о судьбах товарищей, но я все же надеялся, что это была лишь имитация расстрела, и они остались живы.
  
   Вскоре я по лесной дороге вышел на трассу и в таком неподобающем виде с восьмого раза еле остановил попутку. Водитель ехал в близлежащий Днепродзержинск, город, расположенный в 50 километрах от Днепропетровска, известный как город-вотчина Коломойского. Проехав минут пять по трассе на обочине я вдруг заметил Сергея Бойко, который махал нам рукой. Я попросил его подобрать, и мы продолжили путь в город вместе — с пониманием, что, значит, и с Романом Гнатюком все в порядке. Нам предстояло еще решить множество проблем, но после всего пережитого они уже нас не пугали…» .
  
   Такая вот история, может, не самая страшная на гражданской войне. Я сам до сих пор затрудняюсь ответить: была ли это имитация расстрела, или у тех, кому поручили расстрел, всё-таки проявились человеческие чувства, и она дали мальчишкам возможность выжить?
   Бог знает…
  
   Кстати, Сергей — автор Самиздата.
   Герои живут среди нас.
  
   19 ноября 2014 года
   Москва

Чуксин Николай Яковлевич

Категория: Геноцид русских в бывшем СССР | Добавил: Elena17 (30.01.2016)
Просмотров: 675 | Рейтинг: 0.0/0