Революция и Гражданская война [64] |
Красный террор [136] |
Террор против крестьян, Голод [169] |
Новый Геноцид [52] |
Геноцид русских в бывшем СССР [106] |
Чечня [69] |
Правление Путина [482] |
Разное [57] |
Террор против Церкви [153] |
Культурный геноцид [34] |
ГУЛАГ [164] |
Русская Защита [93] |
Сталинская коллективизация, механизм и последствия которой до сих пор не получили должного историко-правового осмысления, стала своеобразным завершением революционного процесса 1917 г. Выдающийся русский мыслитель и правовед Иван Александрович Ильин, размышляя о характере национальной катастрофы, постигшей Россию в ХХ столетии, справедливо заметил: «Русский человек, начавший революцию в качестве инстинктивно-индивидуализированного бунтовщика, заканчивает её в качестве инстинктивно и духовно-коллективизированного раба. Большевизм был только соблазном; настоящим замыслом был коммунизм. Надо было взбунтовать русского гражданина, чтобы превратить его в крепостного крестьянина». И.А. Ильин указывал на несомненную причинно-следственную связь между беспрецедентными социальными коллизиями 1917—1922 гг. и 1929—1933 гг. С точки зрения учёного, «революционные партии позвали крестьянство к "чёрному переделу”, осуществление которого было сущим безумием, ибо только "тело земли” переходило к захватчикам, а ”право на землю” становилось спорным, шатким, непрочным». «Историческая эволюция давала крестьянам землю, право на неё, мирный порядок, культуру хозяйства и духа, свободу и богатство; революция лишила их всего… Коммунисты ограбили и пролетаризировали крестьян и ввели государственное крепостное право». Трезвость и обоснованность высказанных И.А. Ильиным суждений остро диссонирует с представлениями современного российского общества, по-прежнему пребывающего в плену десятилетних идеологических стереотипов «об объективной неизбежности коллективизации и форсированной индустриализации» и не желающего рассматривать события 1929—1933 гг. в качестве подлинного геноцида, развязанного советской партийно-чекистской номенклатурой против многомиллионного крестьянства.
После затяжных хлебозаготовительных кризисов 1927—1928 гг. новый 1929 г. не принёс советской деревне облегчения в отношениях с государством. В стране разворачивался очередной виток гражданской войны, совсем не завершившейся с оставлением Белыми армиями России в 1920—1922 гг. Противоборствующими сторонами в этой войне выступали: с одной стороны — номенклатура ВКП(б), её карательный аппарат в лице ОГПУ, местные советские и партийные органы, а также, отчасти, Рабоче-крестьянская Красная армия (РККА), с другой стороны — наиболее хозяйственная и трудолюбивая часть крестьянства, обречённая на полное физическое истребление. О неуклонном нарастании конфликта между деревней и номенклатурой ВКП(б) на протяжении 1929 г. красноречиво свидетельствуют следующие цифры, обобщённые секретно-политическим отделом ОГПУ СССР весной 1931 г.: в 1929 г. имело место 9093 случая массовых выступлений крестьян (в 1928 — 1027) и 1307 актов террора против представителей советских, партийных и карательных органов (в 1928 — 709).
Главной проблемой в отношениях между государством и крестьянством оставалось выполнение заданий по хлебозаготовкам, т.к. продовольственно-зерновая ситуация продолжала обостряться. В апреле 1929 г. были введены карточки на хлеб, к концу года карточная система охватила все виды продовольственных товаров, а потом затронула и промышленные. Если в «образцово-показательных» Москве и Ленинграде положение как-то регулировалось, то в провинции оно неуклонно ухудшалось. Так, в 1929 г. смоленский рабочий получал в день 600 г хлеба, члены его семьи — по 300 г хлеба; на одного человека полагалось в месяц от 200 г жиров, до 1 л подсолнечного масла, сахара — 1 кг в месяц. Причина продовольственных затруднений выглядела весьма прозрачно — крестьяне по-прежнему не желали продавать государству хлеб по низким закупочным ценам, обесценивавшим тяжёлый сельскохозяйственный труд. Объёмы хлебозаготовок продолжали неуклонно снижаться. Например, по Северо-Кавказскому краю январский (1929 г.) месячный план заготовок оказался выполнен только на 54%. Информационные сводки ОГПУ сухо фиксировали следующие высказывания в крестьянской среде зимой 1929 г. «Хлеб государству не повезу до тех пор, пока будет возможность продать на частном рынке». (Сальский округ). «Поскольку нет принудительной ссыпки хлеба, не нужно поддаваться агитации коммунистов и сдавать им хлеб. Пусть лучше наш хлеб погибает, но даром не отдадим» (Армавирский округ). «Вот дожили — деньги есть, а купить нечего, хоть голый да босый ходи. Надоела эта кукольная комедия. Неужели они думают долго царствовать и народ мучить — ведь чем дальше, тем хуже становится, и недостаток во всём увеличивается». (Армавирский округ). «Мы, красные партизаны, боролись не за то, чтобы стоять в очередях, как раньше — при старом правительстве, а за то, чтобы крестьянину была дана свобода, однако её мы не добились, её нет и не будет […] Власть смотрит на крестьянина, как на пасынка, время за неё взяться, как брались в 1918 году». (станица Безскорбная, Армавирский округ). «Коммунисты и сама власть подгоняет нас, мужиков, в коллективы для того, чтобы в случае войны этот коллектив крепко стоял за Советскую власть, так как на самых лучших мужиков надежда слабая […] Война весной неизбежна». (Арсеньевский район, Украина). «Умрём с голоду, власть хлеб отбирает, а нам ничего не даёт. От власти нам хорошего не получить, надо находить выход самим. Пора опять браться за оружие». (Тамбовский район). «Ничего не пожалею, последнюю корову отдам, лишь бы уничтожить эту проклятую власть и придушить всех стервецов-коммунистов. Мы с нетерпением ждём объявления войны, тогда мы рассчитаемся со всеми коммунистами и с теми, кто их поддерживал. Не долго будут грабить нас теперь, скоро настанет и для нас час». (Владимирская губерния, Муромский уезд).
Регулярно знакомясь с информационными сводками ОГПУ о положении в стране, И.В. Сталин, В.М. Молотов и другие руководители ВКП(б) наблюдали прогрессирующий рост недовольства, постепенно перераставший в вооружённое сопротивление власти. За первые три месяца 1929 г. количество совершённых террористических актов против представителей советских и партийных органов в сельской местности (119) превысило показатель последних четырёх месяцев прошедшего 1928 г. (113). А за один апрель (!) 1929 г. терактов оказалось на 25% больше, чем в сумме за январь, февраль и март (159 против 119). Партия большевиков, совершая очередное преступное действие, вновь предваряла его тщательным теоретическим обоснованием. Весной 1929 г. Сталину и его последователям было необходимо не просто объяснить рядовым коммунистам и стране, ради какой высокой цели крестьянин должен лишиться собственности и результатов упорного труда, но и теоретически обосновать избранный способ насильственного включения крестьянства в создававшуюся принудительную экономику. 23—29 апреля 1929 г. состоялась XVI партийная конференция — важная веха в строительстве сталинской государственной модели. ВСНХ предложил конференции план первой пятилетки — комплексный проект развития народного хозяйства на ближайшие пять лет. Этот план предполагал следующее: а) экономическое развитие всех районов страны; б) максимальное использование всех возможных людских и промышленных ресурсов; в) интенсивный рост вложений финансов в строительство новых промышленных объектов (фабрик, заводов, железных дорог, электростанций и т.п.); г) интенсивный рост производительности труда, выпуска сельскохозяйственной продукции и промышленных товаров, добычи полезных ископаемых. Выполнение первой пятилетки по плану Сталина создавало необходимые условия для форсированной индустриализации страны — т.е. для строительства её собственного военно-промышленного комплекса, тяжёлого машиностроения, а в целом — мощной государственной централизованной экономики, независимой от иностранного капитала и оборотов внешней торговли. Необходимость выполнения предложенного плана и скорейшей индустриализации Сталин мотивировал лаконично: «Если мы за 10 лет не пробежим путь, на который другие страны затратили 50—100 лет, нас сомнут!» Контрольные цифры пятилетнего плана завораживали сознание коммунистов-идеалистов и сочувствующих, включая делегатов XVI партийной конференции. Они открывали путь к «сияющим высотам» нового справедливого, как им грезилось, общества, в котором будет отсутствовать нищета и эксплуатация человека человеком. Никто из делегатов не усомнился в чудовищной лживости, бездарности и невыполнимости предложенного плана, т.к. они уже имели «опыт» преодоления невозможного. Разве можно было представить истребление целых социальных групп за несколько лет? Изъятие чужой собственности, в том числе собственности Церкви? Заражение сознания миллионов людей бациллой ненависти к чужому достатку и историческому прошлому собственной родины? Можно ли было считать реальным уничтожение в считанные годы целой страны как духовной реальности, её традиций, быта, морали, уклада семейной жизни? Но если партия Ленина и Троцкого успешно справилась с вышеперечисленными задачами в политике и преуспела в разрушении естественной социальной структуры общества, почему же партия Сталина, в свою очередь, не могла осуществить невозможное в экономике? Коммунисты не понимали, что уничтожение исторической России им удалось осуществить, с одной стороны, при полном равнодушии основной массы крестьянства к судьбе собственной страны в событиях 1917—1922 гг., а с другой — при активном содействии его маргинальной части. Теперь речь шла об уничтожении хозяйственного ядра самого крестьянства, с последующим превращением остальных в бесправных сельскохозяйственных или фабрично-заводских рабов. Фактически война объявлялась уже не сравнительно немногочисленной элите нации, а большинству народа и решение подобной задачи могло встретить непредвиденные трудности. Контрольные цифры первого пятилетнего плана
Обратим внимание на приведённые цифры. Трудно себе представить, что по мановению волшебной палочки все экономические показатели выросли бы в 3—5 раз сами по себе. Для их увеличения требовались в первую очередь деньги, а во вторую — количественный рост рабочей силы в промышленности. Внешняя торговля, постепенная продажа за границу русского золота, произведений искусства из бывших императорских музеев и частных коллекций необходимые финансы предоставить не могли, и уж тем более — не позволяли увеличить рост рабочей силы. Единственным и реальным источником безвозмездного получения огромных средств и рабочих рук для промышленности оставались крестьянство и накопленная им собственность — недвижимость, скот, хлеб, материальные ценности, а также крестьянская трудовая квалификация — умение работать. Естественно, что крестьянство не собиралось даром отдавать советскому государству накопленную собственность, и тем более — превращаться в источник дешёвой рабочей силы ради осуществления непонятных пятилетних планов. Поэтому предполагалось принудительно изъять крестьянскую собственность, т.е. совершить второе после экспроприаций 1917—1921 гг. ограбление в государственном масштабе. Затем ограбленные и лишённые собственности крестьяне могли выбирать лишь один из двух вариантов: либо переселяться в город, на стройки и ради собственного пропитания становиться искомой рабочей силой, либо остаться в деревне, но жить и трудиться в коллективном и контролируемом государством хозяйстве. Уровень оплаты, а также условия труда определяло государство, получавшее таким образом фактически нищих, бесправных, дешёвых рабов и в промышленности, и в сельском хозяйстве. Сопротивлявшиеся такому «перераспределению» материальных благ и ресурсов либо уничтожались, либо непосредственно принуждались к бесплатному и ненормированному труду в концентрационных лагерях.
Процессы 1929—1932 гг., в ходе которых состоялись ограбление номенклатурой ВКП(б) и советским государством крестьянской собственности и трудовых ресурсов; сознательное разорение крестьянских семей для их принудительного использования в промышленности; и, наконец, умышленное физическое истребление наиболее трудолюбивой и материально независимой части крестьянства получили название коллективизации сельского хозяйства. Внешним проявлением коллективизации явилась насильственная организация на селе коллективных хозяйств (колхозов), в рамках которых принудительно объединялись разнообразные виды собственности личных крестьянских хозяйств — скот, земля, средства её обработки, а в некоторых случаях — даже домашняя птица. Фактически колхозная собственность становилась государственной, а колхозники превращались в лично зависимых сельскохозяйственных рабочих. Стоимость и производительность их труда определялись произволом государства, которому бесправный нищий крестьянин не мог ничего противопоставить. Программа превращения независимого крестьянина-собственника в «коллективизированного раба» реализовывалась примерно на протяжении пяти лет: с 1929 по 1933 г. В СССР к 1929 г. проживали примерно 160 млн человек, из которых не менее 130 млн составляли крестьяне (80%), следовательно, в ходе первой пятилетки предполагалось кардинально и необратимо изменить жизнь подавляющего большинства населения страны. И Сталин, и его последователи объясняли проведение коллективизации необходимостью индустриализации и создания военно-промышленного комплекса в кратчайшие сроки, без чего «первое в мире социалистическое государство» оказалось бы раздавлено «враждебным окружением капиталистических государств». Сталинская точка зрения, оправдывающая беспрецедентное в истории ограбление и уничтожение крестьянства, разделяется многими до сих пор. Но в действительности такая постановка вопроса — не более чем миф, предназначенный для сокрытия подлинных целей коллективизации, т.к. никакой реальной военной опасности извне Советскому Союзу не было вплоть до 1941 г. Ни одно государство Европы и Азии не только не собиралось, но и не могло позволить себе по причине ограниченности ресурсов открыть военные действия против СССР в 1929—1939 гг. Какие же цели преследовала высшая номенклатура ВКП(б) на самом деле? Во-первых, в ходе коллективизации был ликвидирован последний потенциальный источник опасности для однопартийного режима — независимый производитель товарного хлеба и продовольствия в лице экономически свободного крестьянства. Рано или поздно намерения партии создать послушного гражданина социалистической формации — советского человека, в идеале лишённого веры в Бога, исторической памяти, преемственности, семьи, личной чести и достоинства и беззаветно преданного лишь партийным вождям — вступили бы в противоречие с мироощущением крестьянства. Независимо от занятой в ходе революции и Гражданской войны позиции, крестьянство оставалось носителем определённой системы ценностей: традиционных быта и уклада, прочности и самодостаточности семейных отношений, стремления к накоплению и личному достатку и даже — совестливости, проистекавшей из определённой религиозности сознания. Вышеперечисленные ценности категорически отрицались большевиками со времён Ленина и Троцкого. Носители же подобных качеств не могли быть достойными гражданами «всесоюзной уравниловки» и апологетами новой большевистской морали. Тем более никто не мог поручиться за их поведение «в грядущей битве за переустройство мира» на началах «самого справедливого марксистско-ленинского учения». Настоящий русский крестьянин, будучи материально независимым, в силу своего своеобразного отношения к жизни не мог стать послушным «винтиком» интернационально-социалистического общества с планово-распределительной экономикой. Следовательно, он подлежал либо нейтрализации, либо уничтожению. Стремление высшей номенклатуры ВКП(б) во главе со Сталиным к созданию абсолютно послушного общества и устранение потенциальной опасности для своей власти со стороны крестьянства стали главными причинами коллективизации 1929—1933 гг.
Во-вторых, ускоренное построение «социализма» в деревне, формально обусловленное необходимостью создания военно-промышленного комплекса ради «благородной» цели — спасения СССР от внешней «агрессии» — предоставляло уникальный повод Сталину превратить Всесоюзную коммунистическую партию (большевиков) в идеальный механизм, который стал бы главным и единственным носителем государственной и военно-политической власти в СССР. По логике сталинцев, каждый, кто выступал против темпов или методов коллективизации, выступал против насущной необходимости индустриализации страны и, следовательно, был готов отдать СССР на растерзание внешним врагам, т.е. хотел погубить советскую власть. Никем другим, кроме как «ренегатом», «оппортунистом», затем «контрреволюционером» и «врагом народа», такой человек не мог быть. В борьбе за укрепление индустриальной мощи страны партия была обязана сплотиться и безжалостно ликвидировать остатки любой оппозиции, объективно препятствующей социалистическим преобразованиям. Таким образом, коллективизация и борьба за индустриализацию страны позволяла Сталину политически уничтожить любых противников, прекратить деятельность всех несогласных с его методами коммунистов и добиться полного единовластия внутри ВКП(б), заложив основу для создания режима личной власти в СССР. В-третьих, ограбление крестьянства и перевод населения страны на положение промышленных и сельскохозяйственных рабов создавал искомые ресурсы для производства невиданных ещё в мире объёмов вооружений. Постоянное наращивание выпуска военной продукции должно было обеспечить партии несомненное превосходство над потенциальными противниками и привести к советизации Европы. Очарованные перспективами молниеносного построения социализма в отдельной взятой стране, делегаты XVI партийной конференции без всякого сопротивления приняли план первой пятилетки, фактически подписав смертный приговор российскому крестьянству. Первоначальные методы, использовавшиеся местными советскими и партийными органами и принуждавшие крестьян к вступлению в колхозы, носили скрытый характер. Для сопротивлявшихся увеличивался размер индивидуального налога и объём хлебозаготовок. Другими словами, крестьянина, желавшего сохранить самостоятельность, предполагалось умышленно разорить, а затем принудить к вступлению в колхоз. Однако подобная мера дала лишь половинчатый результат — крестьянин в ответ на подобное давление резко сократил посевную площадь. Летом 1929 г. в сельской местности появились так называемые машинно-тракторные станции (МТС), принадлежавшие государству. МТС обеспечивали колхозы техникой для обработки земли и вывоза урожая, а колхозы за это должны были рассчитываться с МТС частью собранного урожая. Так ещё до сплошной коллективизации возникла первая форма контроля над колхозами. Без помощи МТС колхозник не мог работать на земле.
В августе 1929 г. отдел по работе в деревне ЦК ВКП(б) провёл специальное совещание, на котором впервые рассматривался вопрос о коллективизации целых районов страны. Осенью 1929 г. была запущена машина поголовно-принудительной сплошной коллективизации, в территориальных комитетах ВКП(б) начали создаваться особые комиссии содействия коллективизации из представителей советского и партийного актива. По официальным оценкам в СССР к лету 1929 г. насчитывалось 24,5 млн индивидуальных крестьянских хозяйств, в т.ч.: 8 млн бедняцких (32%), 15 млн середняцких (61%) и 1,5 млн кулацких (7%). Инициатива создания колхозов на местах принадлежала бедноте, это признавали сами большевики. В итоге коллективизация направлялась против 2/3 индивидуальных крестьянских хозяйств. Первыми регионами сплошной коллективизации стали Чапаевский район (Средне-Волжский край), Ирбитский округ (Уральская область), Кущевский, Моздокский и Мечетинский районы на Северном Кавказе и др. Но и в этих районах к осени 1929 г. «сплошной» уровень оставался относительным, т.к. в колхозах числилось от 20 до 50% хозяйств. Обобществление земли, скота, проводившиеся в рамках колхозов, а также уравнивание трудовых усилий лодырей и тружеников особого энтузиазма не вызывали, и колхозы у трудолюбивых и хозяйственных крестьян популярностью не пользовались.
| |||||||||||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||||||||||
Просмотров: 2555 | |