Предлагаемая вниманию читателей книга не есть ни ученое исследование, ни политический трактат, но лишь беспритязательное изображение так называемого «украинского» общественного движения в том виде, как оно вместилось в сознание одного лица, наблюдавшего движение в течение пятидесяти последних лет. Толчком к написанию книги послужил вызов, помещенный года два тому назад в одной из русских эмигрантских газет, — составить обзор украинского движения, рассчитанный на три-четыре печатных листа. Свой труд автор писал в беженстве, в провинциальной глуши одной из славянских стран, приютившей часть русских эмигрантов, постепенно спасавшихся от ужасов большевистского ада, — писал вдали от умственных центров и библиотек, без необходимых справочных книг. Поэтому возможно, что в изложение вкрались неточности, за которые автор просит снисхождения.

Книга была закончена в ноябре месяце прошлого, 1924 года, вскоре осле того, как в новейшем фазисе украинского движения определенно означились два его лица, или, лучше сказать, две его стороны: в Большевии, в виде УКОПа (украинской коммунистической партии), движение решительно и вплотную примкнуло к программе большевичества; в Польше, в виде украинской народной партии, возглавляемой г-ном Оскилком, оно вступило на путь соглашения и сотрудничества с нынешним польским правительством.

Надо думать, что большевистская беспощадно-насильственная украинизация в Малороссии сделает самую «украинскую идею» столь омерзительной, что вместе с падением большевичества рушится и его украинская пристройка. Вся толща собственнического земельного крестьянства малороссийских губерний стихийно почувствует себя русской, и на том украинское заблуждение в пределах России закончится. Нам случилось читать частное письмо из Полтавы, в котором сообщали, что там большой спрос на опытных учителей русского языка, так как более состоятельные крестьяне желают обучать своих детей непременно русскому языку со старым правописанием и хорошо оплачивают труд учителей. Таков ответ полтавских по-большевистски «куркулей» или «кулаков» на принудительную украинскую школу, введен­ную большевиками.

Её звали Мария Лангталер. Она жила в центре Третьего Рейха. Четверо её сыновей один за другим ушли на войну, и Мария страшно боялась потерять их. Поэтому она поклялась каждый день ходить в церковь и молиться за возвращение своих детей. Но молиться можно не только словами. Однажды, на исходе зимы 1945-го, в её дом постучали. Истощённый до последней крайности человек на плохом немецком представился переводчиком и попросил поесть.

В это время по всей округе шла страшная охота за тремя сотнями советских военнопленных, бежавших из лагеря Маутхаузен. Страшная, потому что все пойманные уничтожались, часто местными жителями – они получили на это разрешение. Жена одного фермера услышала вечером шорох в хлеву для коз. Она привела мужа, который вытащил пленного из укрытия и ударил ножом в шею. Когда из раны хлынула кровь, жена фермера прыгнула к умирающему и дала ему пощёчину. Она не могла упустить этого шанса – стать участницей безнаказанного убийства. В документах СС эта история получила название Muhlviertler Hasenjagd – «Мюльфиртельская охота на зайцев».

Мария Лангталер знала, кто стоит перед ней. И человек знал, что она это знает. Но ему нечего было терять. Уходя, он, наверное, предупредил друга, прячущегося неподалёку:

– Если что, беги.

Мария не сказала «да», не сказала «нет», попросила подождать. Два русских офицера ждали решения своей участи. Возможно, это были самые важные минуты в их судьбах, и не только потому, что речь шла о жизни и смерти. Жизнью они рисковали не раз и в бою, и в плену, совершая побеги: в Маутхаузен кого попало не отправляли, только непокорённых. Но сейчас для них решался вопрос, верить ли в людей. Это может показаться надуманным, но от ответа Марии зависело, уйдут ли два офицера из жизни озлобленными, отчаявшимися людьми или останутся жить, согретые и спасённые любовью…

В мути хаоса ловили рыбку «революционеры». Кидая в массы демагогические лозунги («грабь награбленное», «экспроприация экспроприаторов», «землю – крестьянам»), они направили общественную агрессию на разрушение остатков государственности. Взбесившуюся российскую птицу-тройку нервические ручки Керенского удержать не могли. Государственные структуры были обречены, ибо без монархии они для народа – ничто. Разваливающуюся власть оказались способными подобрать наиболее радикальные и авантюристические большевики.

Исторія русской литературы начинается съ времени введенія христіанства на Руси. Въ концЪ X вЪка, при содЪйствіи великаго князя кіевскаго, Владиміра, вся Русь была окрещена прибывшимъ изъ Византіи греческимъ духовенствомъ. ВмЪстЪ съ духовенствомъ прибыли изъ Греціи зодчіе для постройки первыхъ храмовъ въ новоокрещенной землЪ, живописцы для написанія первыхъ иконъ и другіе искусные художники и мастера, которымъ предстояло украсить русскія церкви. Образцы иконъ, облаченій и церковной утвари принесены были духовенствомъ изъ Византіи. Но драгоцЪннЪе всего были книги священнаго писанія, принесенныя греческимъ духовенствомъ, не на греческомъ и латинскомъ языкахъ, чуждыхъ русскому народу, а на языкЪ родственнаго ему славянскаго, племени. Такимъ образомъ вмЪстЪ съ введеніемъ христіанства на Руси положены были и первыя прочныя основы русской грамотности и письменности и сдЪланы были первые шаги иа пути просвЪщенія и развитія русской литературы. А такъ какъ все это происходило въ KieвЪ, то ясно, что зародышъ просвЪщенія и русской словесности появился впервые въ КіевЪ, въ Южной или Малой Руси.

Мы видЪли выше,  какъ  началось  украинофильское движеніе,  кто усердствовалъ въ пропагандЪ  малорусскаго сепаратизма и какъ, наконецъ, онъ выродился въ партію  съ политическими  стремленіями. Если г. Маковей называетъ галицкихъ сторонниковъ единства  русскаго  народа „ренегатами",  то Томашъ  Падура,  члены украинской школы польскихъ писателей, „генералъ"  змартвыхвстанцевъ Семененко,  эмигрантъ Стахурскій-СвЪнцицкій  и цЪлая толпа  нынЪшнихъ польскихъ политиковъ въ ГаличинЪ, поддерживающихъ  украинофильскую партію,  вполнЪ  заслужили  на то, чтобы г. Маковей назвалъ ихъ „русско-украинскими" патріотами. Посмотримъ, однако,  теперь на литературную сторону украинофильства,  составляющую основаніе мнимой самостоятельности  малорусскаго народа.

Сегодня, когда после двух десятилетий унижений России удалось вернуть в свой состав Крым, многие с восхищением обращают свой взор на эпоху Екатерины II, в годы правления которой Крым впервые вошел в состав к России, - эпоху наивысшего российского могущества, давшую России многие территориальные приобретения. И нынешняя российская власть в своих патриотических устремлениях видит себя наследницей екатерининской политики, продолжившей, в свою очередь, политическую линию, начатую Петром I.

Одним из важнейших внешнеполитических достижений екатерининской эпохи было присоединение к России - в ходе второго (1793-го года) и третьего (1795-го года) разделов Речи Посполитой - исконных русских земель, именуемых в наши дни Правобережной Украиной. Однако этому благополучному воссоединению русских земель предшествовали произошедшие за четверть столетия до этого, в 1768-м году, трагические события, не позволяющие отнести присоединение этого края к тем вехам в русской истории, которыми официальная Россия могла бы сегодня однозначно гордиться.

С концом Первой мировой войны и распадом Австро-Венгрии многие новообразованные славянские государства стали бенефициариями плодов войны. Чехи и словаки получили независимость и образовали Чехословакию. Сербы, словенцы, хорваты и Черногорцы — Югославию. Галицкие русины же снова остались у разбитого корыта. По Сен-Жерменскому мирному договору 1919 года Северная Буковина отошла Румынии, а по Трианонскому мирному договору 1920 года Закарпатье вошло в состав Чехословакии. Т. н. 14 пунктов Вильсона предполагали создание и независимого польского государства, которое уже в 1918–1919 годах в результате польско-украинской войны оккупировало Галицию на основании того, что это якобы исконно польские территории. Так русины снова оказались разделены государственными границами. В России же в этот период происходили события еще более трагичные, потому никакой помощи от Москвы ожидать не приходилось.

С приближением Великой войны все процессы начали набирать обороты, что еще больше затягивало удавку на шее русофилов Галиции. Современник, уже упомянутый общественный деятель Галицкой Руси И. И. Терех, выразил происходящее в следующих словах: «…прием в духовные семинарии юношей русских убеждений прекращается, из этих семинарий выходят священниками заядлые политиканы-фанатики, которых народ назвал „попиками“. С церковного амвона, делая свое каиново дело, внушают народу новую украинскую идею, всячески стараются снискать для нее сторонников и сеют вражду в деревне… Учитель и „попик“ мало-помалу делают свое дело: часть молодежи переходит на их сторону, и в деревне вспыхивает открытая вражда и доходит до схваток, иногда кровопролитных. В одних и тех же семьях одни дети остаются русскими, другие считают себя „украинцами“» (²²).

Украинофильское  движеніе усилилось значительно послЪ возстанія 1863 года. Въ Галичину нахлынули толпами польскіе эмигранты изъ Россіи и, замЪчательно, всЪ они оказались ярыми украинофилами. Среди нихъ особенно выдавался нЪкто Павлинъ Стахурскій, полякъ, которому гр. Голуховскій не безъ цЪли далъ мЪсто учителя малорусскаго языка въ академической гимназіи во ЛьвовЪ. Этотъ Стахурскій,  принявшій фамилію вымышленную СвЪнцицкій, усердно   распространялъ среди  молодежи украинофильство, фонетическое правописаніе  и употребленіе латинскихъ буквъ въ русскомъ языкЪ [14].

Соперничество Польши съ Русью изъ-за преобладанія на ВостокЪ Европы привело къ соединенію Польши и Литвы, къ завоеванію западно-русскихъ и южно-русскихъ земель, къ уніи въ ЛюблинЪ въ 1569 году и, наконецъ, къ культурному и религіозному подчиненію завоеванныхъ русскихъ областей путемъ введенія церковной уніи въ 1596 г. ТЪ событія, особенно-же обЪ уніи, очень чувствительно отразились на Руси, соединенной съ Польшею. Южная Русь лишилась почти всего своего дворянства, такъ какъ оно для личныхъ выгодъ даже не переходило въ унію, а прямо въ римское католичество и присоединилось къ господствующей польской народности. При русской народности остались мелкопомЪстные дворяне и простонародіе. Но и они не представляли единства, такъ какъ ихъ раздЪляла церковная унія на уніатовъ и православныхъ. Такой политическій успЪхъ не удовлетворилъ, однако, польскихъ политаковъ. ВслЪдствіе подстреканій латинскаго духовенства и благодаря безсиліе королевской власти, не имЪвшей возможности защитить русское населеніе отъ произвола, начались на Руси, принадлежавшей ПольшЪ, религіозныя гоненія, Богданъ Хмельницкій поднялъ знамя народнаго возстанія, знамя борьбы за русскую церковь и поколебалъ основанія польскаго государства. Последовавшее затЪмъ паденіе Польши было неизбЪжнымъ послЪдствіемъ козацкихъ войнъ, въ такой мЪрЪ ослабившихъ польское государство, въ какой онЪ вскрЪпили силу сЪверной Руси послЪ присоединенія къ ней южно-русскихъ областей. Изъ вЪковой борьбы вышла Русь побЪдительницею, а Польша пала.

С наступлением XX века, богатого на драматичные движения мировой истории, начинается и последний этап галицко-русского движения, когда от первой «русофильской» политической организации до трагического Талергофа пройдет каких-то четырнадцать лет. Первая политическая организация галицких русофилов так и называлась — «Русская народная партия». На тот момент размежевание с украинофилами уже произошло, и партия четко стояла на антиукраинских позициях, что избавило её от записывания в украинский актив.

Революция не оправдала возложенных на неё надежд, а её поражение очень скоро вернуло всё на круги своя. Об отмене крепостного права галицкий крестьянин очень скоро пожалел: уже в апреле 1858 года Зубрицкий напишет, что много крестьян «уже обнажённых, брошенных по городам и местечкам», что их «настоящее состояние незавидное, а будущая судьба Богу только известна» и что “легче было отработать один или два дня в неделю барину, употребив к тому домашнюю челядь, как теперь платить огромные подати”(¹³).

В 1848–1849 гг. на австрийские земли пришло революционное поветрие. Начавшись в 1848 году в Вене, восстание перекинулось на имперскую периферию, распавшись на несколько отдельных национальных революций. Вызванный этими событиями национальный подъем затронул и Галицию. Важной вехой стало окончательное размежевание галицко-русинского движения с национальным движением поляков. Дело в том, что перед первыми деятелями галицко-русинского возрождения вообще не стоял вопрос: «русский или украинский?». Никакой «украинскости» как самодостаточной национальной идеи тогда не было. Вопрос был: «русский или польский?». Вот где прошла граница между будущими русофилами и украинофилами. И события революции в Австрии окончательно показали невозможность единого выступления галичан с поляками, ибо вторые отрицали национальные права первых, считая их одним из польских племен, чему сами русины были не очень рады.

Предисловие главного редактора S&P: эта история в шести частях о том, как мужественное движение русофилов в Галиции было уничтожено врагами нашего народа, а сама Галиция — превращена из русской области в оплот украинства. Эта история не только о прошлом, но и настоящем, ибо точно такой же процесс мы наблюдаем уже не в небольшой Галиции, но по всей Украине. Я считаю, что этот цикл должен прочитать каждый пробудившийся русский человек, и потому попросил оставить его в свободном доступе, убрав счетчик просмотров. Прочтите этот текст, а затем перешлите ссылки на него всем своим друзьям и знакомым — это ключевой материал для понимания процессов, происходящих на Украине.

Горе побЪжденнымъ !

Мы видели выше, при какихъ условіяхъ послЪдовало возрожденіе Червонной Руси. Теперь посмотримъ, при какихъ условіяхъ пришлось ей развиваться, начавъ съ 1848 года, а тогда покажется, оправданы ли нападки г. Маковея на русскую партію въ ГаличинЪ. По историческимъ условіямъ въ Червонной Руси русскому населенію выпала на долю особенно тяжелая судьба. Червонная Русь представляетъ русскую этнографическую окраину, гдЪ непосредственно соприкасались издревле русская и польская народности, такъ же какъ исповЪдуемыя ими русская (прежде православная, потомъ уніатская) вЪра и латинство. Находясь въ политической зависимости отъ Польши, Червонная Русь видела себя въ самой беззащитной близости отъ ея политическихъ, культурныхъ и религіозныхъ вліяній. Лишившись дворянства, единственнаго элемента, который имЪлъ голосъ въ ПольшЪ, и стЪсняемая нЪмецкимъ купечествомъ, которому польскіе короли давали многія преимущества, особенно передъ православными, Червонная Русь могла противопоставить очень мало препонъ латинству и полонизму. Можно лишь удивляться нацiональной жизненности, благодаря которой Червонная Русь не стала чисто польскимъ краемъ и сохранила, хотя и съ большими  утратами, русское сознаніе, русскій языкъ и вЪру. Естественно, что край, испытавшій столь тяжкія историческія судьбы, обезсилЪлъ и нынЪ представляетъ пеструю смЪсь элементовъ, съ которыми столько вЪковъ, ибо отъ Казиміра, отъ 1340 года,  боролось русское населеніе.

«Народная власть» очень быстро угробила доставшийся ей в наследство от царской России потенциал

В данной работе на суд читателю выносится история жизнедеятельности выдающегося полководца русской армии, героя Кавказской войны Муравьева Николая Николаевича. Удивительно, имя этого талантливого генерала почему-то, в отличие от остальных персонажей войны на Кавказе, широкому кругу читателей мало известно. А ведь Николай Николаевич внес немалый вклад в историю России: был наместником Кавказа, героем Восточной войны и т.д. Перечень битв, в которых принимал участие Муравьев, займет не одну страницу книги. О жизни прославленного полководца лучше не расскажешь, чем лаконично и кратко по - воински написано на его надгробии в городе Задонске: «Николай Николаевич Муравьев. Начал военное поприще Отечественной войной 1812 года, кончил Восточной 1856 года под Карсом». . В этих, по-армейски строгих словах умещается глубокий смысл – смысл жизни человека, отданную служению во славу Отечеству.

Ходячее обвинение добровольцев в том, что они стали похожи на большевиков, – несправедливо лишь постольку, поскольку оно огульно. Не все, но к сожалению, весьма многие восприняли страшный образ звериный. Одни ли добровольцы? Междоусобная война вообще наложила печать на нравы. Не только на фронте, в тылу точно также совершается оргия грабежа. Воровство и взяточничество гражданских властей достигли того предела, какого они никогда не достигали, даже в худшие времена самодержавия. От людей, близко знакомых с гражданской администрацией добровольческой армии, приходится слышать, что теперь почти ни на кого нельзя положиться. Эпидемия воровства заразила почти всех, даже тех, кто доселе считались честнейшими.

Была эпоха в истории, когда казалось, наступила гибель Франции: она жила в одной только Жанне д'Арк; но и этого оказалось достаточным для спасения нации. Явилась та сила, которая горы передвигает. Она поверила и заставила других поверить: вокруг нее собрался тот героический круг, который спас Францию. В истории России такие случаи повторялись не раз. В четырнадцатом веке все трепетало перед татарами, все лежало ниц, – никто не думал о сопротивлении. Но Россия, казавшаяся мертвою, жила в св. Сергии и вот из его келии раздался тот дерзновенный призыв, который вдохнул мужество в войска Дмитрия Донского: «иди смело на безбожников и победишь». Позднее, в дни смутного времени кто были носители русского народного самосознания и народной жизни? Гермоген, Козьма Минин, Князь Пожарский и обчелся. В такие времена все то, что еще заслуживает название «народа», сводится к немногим героическим личностям и к их окружению.

Все то, что остается вне этого героического круга – не народ, а сброд. Но героический круг имеет способность беспредельно расширяться, он таит в себе ту силу воодушевления, которая в конце концов заражает массы. Бескорыстное воодушевление создает первоначальное, основное ядро возрождающейся жизни народа. Потом, когда подвигом самоотвержения и веры ядро это становится силой, к нему примыкают и материальные интересы… – Искатели выгод всегда идут за силой, но первоначальный источник силы народной – не выгода, а подвиг веры, дерзновение и самоотвержение.

Одним из многих парадоксов белорусской политической жизни является то, что почитание памяти жертв сталинских репрессий в Белоруссии отдано на откуп откровенным русофобам. 2 ноября в Минске прошло ежегодное шествие белорусских националистов, посвященное Дню памяти предков «Дзяды». Люди, скандирующие «Жыве Беларусь» и «Слава Украине», прошли маршем до урочища Куропаты, где в 1937-1941 годах сотрудниками НКВД было расстреляно несколько десятков тысяч человек. Во время организованного в Куропатах митинга ораторы традиционно ругали Россию за её «имперские амбиции», обвиняли большевиков в сознательном истреблении белорусов и призывали собравшихся говорить исключительно по-белорусски (один из выступавших договорился до того, что «через русский язык в белорусские семьи пришло пьянство и другие социальные пороки»).

От пребывания в Одессе у меня осталось впечатление, быть может, еще более тягостное, чем от пребывания на Украйне. И pycские способствовали этому не меньше, чем французы. Я чувствовал себя в атмосфере общественного разложения, в стране обреченной большевизму. Было очевидно, что торжество его задерживается только внешней силой, только страхом. Поэтому ухода французов в Одессе боялись совершенно так же, как незадолго перед тем – ухода немцев в Киеве.

Всем нам было прекрасно известно, что город кишмя кишит большевиками, что в нем денно и нощно ведется большевицкая пропаганда как среди русского простонародья, так и среди французских солдат. Доходили сведения (потом по уходе французов подтвердившиеся), что весь город разделен большевиками на участки, что в каждом участке имеется заранее намеченный комиссар, что существует уже, хотя пока на нелегальном положении, совет рабочих депутатов, который только ждет благоприятной минуты, чтобы объявиться и организовать восстание. Обыватели об этом знали, полиция или не знала, или не хотела знать, или не умела выследить.

Приближающийся теперь уже к концу 2014-ый год по крайней мере дважды юбилейный: столетие начала Первой Мiровой Войны, которая также явилась Второй Отечественной Войной, и двухсотлетие славного окончания Первой Отечественной Войны, ознаменовавшейся окончательной победой над Наполеоном, над человеком, дерзнувшим покорить Россию и перед которым дрожала вся Европа.

1814-ый год блестящим образом завершил события и подвиги славного 1812-го года, памятного неоднородными событиями. Бородинское сражение, окончившееся более менее нивчью, но оставшееся навеки легендарным сражением, когда война, несмотря на ужасы и неизбежные страдания, носила ещё рыцарский, благородный смысл. Но после Бородинской битвы, фельдмаршал Кутузов пошёл, как известно, на рискованный шахматный шаг, многими его современниками не понимаемый. Он знал, что продолжение прямой конфронтации ничего доброго не даст, повлечёт за собой только лишние неисчислимые человеческие жертвы и возможно даже уничтожение Русской Армии. Принял он отчаянное решение: сдать Москву, но с тем, чтобы Москва стала ловушкой для Наполеона. Русский главнокомандующий оказался хитрее того, кто считался самым великим военным стратегом. Наполеон только успел войти в Кремль под звуки Марсельезы, как сразу же начались грабежи и погромы, творимые французской армией. А на следующий день понял он, что придётся ему покинуть перед пылающим пожаром это столь символичное место — сердце Третьего Рима, которое он так страстно желал покорить.

В молодые годы будущий император рисовался родственникам «крепким середнячком». Малоспособный и ленивый «по возрасту», он не обещал много в будущем. Это не особенно заботило царственное семейство, ведь трон должен был унаследовать его старший брат, Николай Александрович. Впрочем, последний высоко ценил своего младшего брата за его душевные качества. Со временем Александр Александрович «выровнялся» и, по свидетельству современника, во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. «был вне упреков и добросовестно исполнял свои нелегкие обязанности; в этот период проявились особенные черты его характера – спокойствие, медлительная вдумчивость, твердость воли и отсутствие интриг». Тот же мемуарист фактически повторяет эту характеристику царя, относя ее к началу царствования Александра III: «Медлительный в делах и на словах, не принимавший быстрых решений, добросовестный исполнитель своего долга, враг интриг, откровенный до резкости, иногда грубоватой, но ценной по искренности». Все эти качества и определяли отношение императора к своей работе.

В 20-х числах октября 1919 года подразделения Северо-Западной армии вплотную подошли к Петрограду, белые овладели Пулковскими высотами, ворвались в предместья Лигово, упорные бои шли за Царское Село. Участник наступления на Царское Село генерал Б.С. Пермикин вспоминал: "Перед парком у изгороди стояли большие цепи красных курсантов, они не стреляли, а старались задержать бегущих красноармейцев. В ворота из Царско-Сельского парка курсанты на руках подкатили и единственную трёхдюймовую пушку, которая стала стрелять прямо по шоссе. После двухсот-трёхсот метров идя в наших цепях, увидав единственную стреляющую из ворот Царскосельского пушку, один из двух танков почему-то пустил дымок и быстро ушёл в тыл бронепоезда. Другой, около него я был верхами, сразу повернул, чтобы удрать. Я ему преградил моей лошадью дорогу и услышал из танка крики: "У нас нет больше снарядов!". И он также быстро удрал. Это была вся "помощь" англичан в нашем наступлении на Петроград. Это бегство воодушевило курсантов, они быстро удрали через ворота в парк и открыли меткий огонь по нашим цепям, находясь за гранитным фундаментом и чугунной изгородью. Мы потеряли много людей».

Одним «из многих» стал шестнадцатилетний прапорщик Николай Меркулов, смертельно раненный 23 октября в бою под Царским Селом у станции Александровская, в нескольких километрах от города его детства. Командир десантного батальона лейтенант Камчатов, в составе которого шел в атаку Меркулов, вспоминал, как ему «пришлось со слезами на глазах выносить раненного юношу из стрелковой цепи и выслушать последние слова умиравшего героя ”Дай Вам Бог победить большевиков!”».

ПослЪдовавшее въ началЪ сего 1898 года рЪшеніе галицкаго, въ сущности же польскаго сейма во ЛьвовЪ — говоримъ польскага, такъ какъ три милліона русскаго населенія Галичины имЪютъ въ сеймЪ всего 14 представителей, да и то въ большинствЪ кандидатовъ верховодящей польской партіи — объ учрежденіи четвертой въ ГаличинЪ, именно въ гор. ТернополЪ, гимназіи съ малорусскимъ преподавательнымъ языкомъ, дало поводъ престарЪлому романисту, Д. Л. Мордовцеву (онъ-же Мордовець), къ напечатанію въ „С.-Петербургскихъ ВЪдомостяхъ" статьи [1] о „стЪсненіяхъ", якобы претерпЪваемыхъ малорусскимъ языкомъ въ Россіи. ЦЪль статьи Д. Л. Мордовцева очевидна — онъ хотЪлъ сравнить положеніе малорусскаго языка въ ГаличинЪ, управляемой поляками, съ его положеніемъ въ Россіи, а выводъ долженъ былъ получиться такой, что поляки гораздо справедливЪе относятся къ малороссамъ, ибо даже учреждаютъ гимназіи съ малорусскимъ преподавательнымъ языкомъ, между тЪмъ какъ въ Россіи даже въ народныхъ школахъ малорусскiя дЪти обязаны учиться по „московски". Не отрицая „мірового значенія общерусскаго языка", Д. Л. Мордовцевъ старался, однако, доказать, „что языкъ галичанъ и малороссовъ гораздо древнЪе и родственнЪе, чЪмъ „общерусскій", праотцу языковъ славянскихъ — древнеславянскому, ибо языкъ этотъ сохранилъ въ народной сокровищницЪ древнія праотцовскія формы, суффиксы, флексіи и т. д. Говоря вообще, генеалогическое древо осмЪиваемаго языка далеко превышаетъ своею древностью генеалогическое древо обще-русскаго, и если древность языка, какъ и древность рода, что либо значитъ въ рангЪ преимуществъ, то осмЪиваемый за свои „рубища" якобы „говоръ" стоитъ ближе къ родовитой аристократіи языковъ, чЪмъ общерусскій, — настолько ближе и родовитЪе, насколько Рюриковичи родовитЪе обрусЪвшихъ татарскихъ князей".

Эту статью написал галичанин, сын известного научного и литературно-политического деятеля. Мы помещаем ее прежде всего для «великоросов», не знакомых с настроениями своих южно-русских братьев и обманываемых пропагандой украинских самостийников и сепаратистов, выдающих свои преступные и бредовые авантюры за идеалы и чаяния народа.

Наши предки после татарского разорения долгие века жили идеей воссоединения всей русской земли. Мы же, теперешние поколения русской нации должны жить мыслью о том, чтобы сохранить навеки единство русского народа и русской земли. Никакие временные политические моды, которыми заражен одурелый современный Запад и особенно англо-саксонский мир, не должны сбить нас с народного пути.

Эту статью написал д-р В. Ю. Яворский, галичанин, сын известного научного и литературно-политического деятеля. Мы помещаем ее, прежде всего, для «великоросов», не знакомых с настроениями своих южно-русских братьев и обманываемых пропагандой украинских самостийников и сепаратистов, выдающих свои преступные и бредовые авантюры за идеалы и чаяния народа.

Наши предки после татарского разорения долгие века жили идеей воссоединения всей русской земли. Мы же, теперешние поколения русской нации, должны жить мыслью о том, чтобы сохранить навеки единство русского народа и русской земли. Никакие временные политические моды, которыми заражен одурелый современный Запад и особенно англосаксонский мир, не должны сбить нас с народного пути.

В течение XIX века власть в России имела несколько возможностей для реформ, которые создали бы преграду духовной болезни – идеологизации. Но отчуждённое от национальной культуры и православного миросозерцания правящее сословие не было способно ответить на роковые вызовы эпохи. Церковь со времён Петра I не имела духовных сил и авторитета для благотворного влияния на власть.

В год столетия Первой мировой войны на страницах KM.RU мы опубликовали цикл статей «Дореволюционная России».

Темами материалов была не только война, но и экономическое положение нашей страны в 1913 году, политический портрет Николая II, детали свержения монархии в России и многое другое.

Сегодня мы публикуем мнение легендарного командира ополченцев Новороссии Игоря Стрелкова, который не скрывает своих монархических убеждений. Вопросы Стрелкову задает один из наших постоянных авторов Дмитрий Зыкин.

Тут перед нами один из самых изумительных парадоксов нашей действительности. С одной стороны в жизни все носит подобие смерти, все свидетельствует об общественном разложении и гниении, о смертельной болезни Poccии. С другой стороны крест на месте кончины митрополита-мученика, да кресты на могилах безвременно погибших офицеров-мучеников – яркие свидетельства о неумирающей жизни России. Не все в ней погибло. Есть в ней великие непобедимые духовные силы, есть люди неспособные капитулировать перед злом и умирающие за правду. Вот о чем нам говорят эти кресты. Это духовный точки опоры для нашей веры в родину. Вспоминая этих дорогих отошедших, проникаешься чувством неизъяснимой бодрости. И становится очевидным, что своею смертью эти люди сделали для Poccии бесконечно больше, чем может сделать для нее человек всею своею жизнью. Они пробудили ту веру, которая горы передвигает и тем самым совершили то величайшее дело, от которого зависит наше спасение. Чтобы спасти Poccию, надо, прежде всего, поверить в правду Божию и в нее, как поборницу этой правды. Политика, искавшая спасения Poccии не в ней самой, а в иноземной помощи, не спасала именно потому, что не верила или недостаточно верила.