История сохранила не так уж много имён простых солдат русской армии времён Петра I, Елизаветы Петровны, Екатерины Великой, Александра I… Герои, на своих плечах вынесшие тяготы сражений, чаще всего оставались безвестными для потомков, в отличие от своих генералов. Тем ценнее имена тех рядовых бойцов, память о которых сохранилась.

Подвиг русского гренадера Леонтия Коренного, совершённый в 1813 году во время «Битвы народов» под Лейпцигом, в XIX веке был легендой в русской армии. В лейб-гвардии Финляндском полку, где служил Коренной, многие годы была популярной песня о нём:

Мы помним дядю Коренного,

Он в нашей памяти живёт,

Бывало, на врага какого

В штыки с ребятами пойдёт.

Тогда булат зашевелится,

Бой рукопашный закипит.

Ручьём кровь вражья заструится,

А Коренной вперёд валит...

Сто лет назад на страницах петроградских и московских газет был опубликован небольшой очерк о девушке-героине Первой мировой войны, удостоенной солдатского Георгиевского креста. Причем, как отмечали издания, награждение девушки желанным для всех бойцов «крестиком», стало первым таким случаем за Германскую войну. И хотя об этой юной героине много писалось в газетах и журналах, история не сохранила для нас ее точного имени. В одних публикациях ее называли Анной, в других ‒ Татьяной, а в третьих приводились лишь инициалы ‒ Л.П. Но все сходились в одном: прославила себя храбрая девушка под именем добровольца Анатолия Павловича Тычинина.

Формулировка обвинения звучала стандартно зловеще: «Будучи студентом, разделял антисоветские взгляды... Находясь в Советской Армии, писал и хранил стихи антисоветского содержания, распространял среди военнослужащих». Все армейские стихи Соколова, в том числе изъятые позднее при обыске, после закрытия дела были за ненадобностью уничтожены.
Так начался крестный путь Валентина Соколова или, как его называли, вечного зэка и короля поэтов ГУЛАГа, недаром избравшего себе псевдоним Валентин Зэка (встречается также написание З/К). Его «бедная муза тряслась за решеткой этапных вагонов», навсегда оставшись «склоненной под тяжестью зла, изнуренной больной каторжанкой». Зона же стала и жизнью, и судьбой Соколова. Только он с потрясающе бесшабашным упоением мог воскликнуть: «Ты душе глоток озона, здравствуй, зона», поскольку в другом, обыденном мире для поэта не существовало настоящей свободы:

В тюрьму попал за ненависть к порядку.
К порядку, не дававшему мне жить...

Враштил Виктор Владимирович родился в 1885 г. в семье учителя гимназии. В 1907 году окончил Виленское пехотное юнкерское училище, получил звание подпоручика и был направлен для службы в  71-й Белевский пехотный полк на должность начальника охотничьей команды. Полк дислоцировался в небольшом городке Ново-Александрия Люблинской губернии. Здесь он женился на Дурново Любовь Константиновне. За время службы ему пришлось сменить ряд должностей, а порой и совмещать несколько сразу: батальонный адъютант, начальник команды разведчиков, начальник команды конных ординарцев и службы связи.

В 1910 г. молодой офицер был переведен в 137-й Нежинский «Ея Императорского Высочества Великой Княгини Марии Павловны» пехотный полк и назначен младшим офицером в роту «Ея Высочества», то есть в лучшую «шефскую» роту полка. Полк квартировал тогда в Рязани. За время службы характеризовался только с положительной стороны как исполнительный, старательный и дисциплинированный офицер.

Автором этих уникальных заметок является штабс-капитан 2-го Особого пехотного полка Вячеслав Васильев, который воевал вдали от Российской империи — на Западном фронте, во Франции, дравшейся против кайзеровских войск Германии.

В 1916 году русское правительство по просьбам союзников по Антанте отправило им на помощь четыре особые пехотные бригады — две на Западный фронт, две на Салоникский. После того, как в России началась революция, «развал армии» коснулся и этих частей.

Есть в нашей истории персонажи, к которым еще с середины XIX столетия приклеились определенные ярлыки. К числу таких персонажей относится граф Александр Христофорович Бенкендорф. Со школьной скамьи нам внушалось, что был он гонителем и притеснителем Пушкина, душителем всего свободолюбивого, имел жестокий нрав, хитрый и лукавый характер. Его биография всегда начиналась с 3 июля 1826 года, даты подписания указа о создании III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. И мало кто задумывался над тем, что было тогда Александру Христофоровичу уже 45 лет, и половина жизни была в прошлом. В этой прошлой жизни был известен другой Бенкендорф — боевой генерал, заслуживший многие свои награды не очередным пятилетием «беспорочной службы», а смелостью и мужеством, проявленными им в военных кампаниях первой трети XIX века. В войну 1812 года он был одним из первых партизанских командиров, прикрывавших отход нашей армии, и первым комендантом освобожденной Москвы. В 1813—1814 годах Бенкендорф отличился в Бельгии, взял Бреду и Амстердам, трижды получил золотое оружие и до сих пор является почетным гражданином голландской столицы.

Евфроси́ния Колюпа́новская (в миру — Евдокия Григорьевна Вяземская; ок. 1758 — 3 июля 1855, село Колюпаново Алексинского уезда Тульской губернии) — православная подвижница. Княжна из рода Вяземских, фрейлина императрицы Екатерины II. Желая посвятить себя Богу, тайно оставила двор, инсценировав свою смерть, и стала юродивой.

Канонизирована в 1988 году как местночтимая святая Тульской епархии в лике блаженных, память совершается (по юлианскому календарю): 3 июля и 22 сентября (собор Тульских святых).

1859 год поистине был для Надежды Степановны триумфальным и доставил ей почетное место в ряду современных писателей. В публичном заседании Общества любителей российской словесности, его председатель А.С. Хомяков, упомянув о тяжкой утрате, понесенной русской литературойв лице скончавшегося в 1859 году С.Т. Аксакова, продолжал: «К счастью, не одним злом можем мы упомянуть прошлый год. Он вывел на поприще нашей словесности новый блестящий талант в повествовательном роде. Никогда, может быть, со времени нашего безсмертного Гоголя, не видали мы такой светлой фантазии, такого глубокого чувства, такой художественной истины в вымысле, как в произведениях, подписанных именем г-жи Кохановской».

Особого внимания в биографии Соханской заслуживает любовь к народной поэзии. В своей «Автобиографии» писательница упоминает рассказы о волшебной стране Яблоновы острова, которые она слышала от тетки. Надежда Степановна записывала эти рассказы, предполагая впоследствии превратить их в повесть, однако осуществила это намерение лишь отчасти[xiii].

Важно отметить, что Кохановская непосредственно занималась собирательской деятельностью и была первой женщиной, проявившей себя в таком качестве. В 1860 году она сумела записать больше ста народных песен. В основном они были собраны в Корочанском и Старо-Оскольском уездах Курской губернии. Много текстов продиктовала писательнице мать, сохранившая к своим преклонным годам хорошую память.

Впоследствии из этих песен Кохановская составила два, по сути дела, сборника - «Несколько русских песень» (1860) и «Остатки боярских песень» (1860). Вместе с тем писательница пыталась осмыслить значение народной поэзии, чему посвящены две ее статьи - «Сличение нескольких русских песень» (1861) и «О русской песне» (1871). Кроме песен Кохановская записывала и сказки. Её фольклористическая деятельность получила высокую оценку современников.

Наиболее заслуженным георгиевским кавалером среди всего русского офицерства Первой мировой войны по праву считается выходец из крестьян села Павловского Барнаульского уезда Томской губернии, штабс-капитан, воевавший в 23 Сибирском стрелковом и 504 пехотном Верхнеуральском полках, Александр Алябьев. Он был награжден Георгиевскими медалями четырех степеней, Знаком отличия Военного ордена 4-й и 3-й степеней, Георгиевским крестом 2-й и 1-й степеней. Георгиевским крестом 4-й степени с лавровой ветвью и орденом Святого Георгия 4-й степени. Будет  интересным описание его подвига, за который он получил этот орден: «За то, что, будучи в чине Прапорщика, в бою 13 и 14 июля 1916 года близ линии д.д. Клекотув – Опарипсы командуя 6-й ротой, находящей в составе 2-го батальона, когда названный батальон, двинувшись в атаку и будучи встречен у проволочных заграждений убийственным огнем, не выдержал и отхлынул обратно на свои позиции, то Поручик Алябьев с винтовкой в руках бросился с криком «ура» на проволочные заграждения со своей 6-й ротой; рота, увлекаемая доблестным командиром, разметала проволоку и ворвалась в окопы, австрийцы же бежали, но оправившись, перешли в контратаку, охватывая 6-ю роту справа; в роте оставалось около 30-35 человек и поручик Алябьев взятые окопы уступил, но расположился с остатками роты (10-15человек), перед проволочными заграждениями, окапался, отбивая огнем пытавшихся его окружить. Поручик Алябьев посылал стрелков с донесениями, но посланные, проползли несколько шагов, уничтожались огнем противника. На другой день артиллерия противника открыла огонь по 6-й роте, наша же артиллерия, не зная о судьбе остатков 6-й роты, открыла огонь по месту ее расположения, имея целью разрушить проволочные заграждения. На неоднократные предложения сдаться, поручик Алябьев, оставшись всего лишь с тремя стрелками, отвечал молчанием, а пытавшихся приблизиться встречал огнем. В такой положении пробыл до 22-х часов 14 июля, пока 22-й и 23-й Сибирские стрелковые полки не бросились в атаку и не освободили эту горсть доблестных героев».

В 500 метрах от Храма «Всех Святых» Патриаршего Подворья во Всехсвятском на «Соколе», в липовой роще находящейся позади кинотеатра «Ленинград»  (Новопесчаная ул., вл. 12) стоит строгий памятник из красно-коричневого гранита. На нем начертано: «Студент московского университета Сергей Александрович Шлихтер. Погиб в бою под Барановичами 25 июня 1915 года». 

26 ноября 1869 года в России торжественно отмечали 100-летие ордена святого Великомученика и Победоносца Георгия. На праздничной церемонии в Зимнем дворце внимание собравшихся невольно привлекал военный священник. Его скромная ряса, украшенная двумя георгиевскими наградами - орденом святого Георгия 4-й степени и наперсным крестом на Георгиевской ленте, контрастно выделялась на фоне шитых золотом военных и придворных мундиров. А после того, как отца Иоанна удостоил беседой император Александр II , и присутствующим показали покореженный пулей наперсный крест и разорванную шрапнелью епитрахиль военного священника, интерес к нему стал всеобщим.

Памятник полковому священнику в Малоярославце, Калужская область. Прообразом создания послужил полковой священник 19-го Егерского полка Василий Васильковский, поведший в атаку русских солдат в бою под Малоярославцем в 1812 году. В сражении Василий Васильковский был дважды ранен, но оставался в бою до конца. За мужество Васильковский первым из священников Русской православной церкви был награжден орденом Святого Георгия.
 

В этом году исполнилось 145 лет со дня рождения выдающегося русского учёного с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой Мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокоманду­ющем Вооруженными Силами на Юге России по расследованию злодеяний большевиков Николая Васильевича Краинского (1869-1951).

В 2014 г. исполнилось 100 лет со дня начала Первой мировой войны. В Советском Союзе эта «империалистическая война» находилась на задворках исторической науки. На фоне бурных политических событий последних лет и происходящего в России процесса переосмысления истории ХХ века тема Первой мировой войны вызывает в обществе все больший интерес.

Большевистская революция застала Балтийскую дивизию в более-менее боеспособном состоянии: на ней не так резко отразились события февраля 17-го, как это было в других частях. Однако когда стало известно, что власть в столице перешла в руки советов, все четыре полка дивизии покинули свои позиции и прибыли в город Измаил, где располагался их штаб. Оттуда солдаты и офицеры стали потихоньку разъезжаться по домам. Жебрак после распада полка отправился в Петроград, а оттуда — на свою малую родину, в Белоруссию, где местные сепаратисты, усиленно готовившиеся в тот момент к «незалежнасці», предложили ему пост военного министра в будущем правительстве Белорусской Народной Республики. Само собой, столь нелепое для честного русского офицера предложение было с презрением отвергнуто. По словам С.Н. Колдобского, «из вынесенных от своей поездки впечатлений Михаил Антонович верил только в одно: «большевизму не бывать, а будет только одна Единая Великая Неделимая Россия».

Росту внимания к фигуре Колчака способствовал выход в 2009 году на экраны фильма (а затем и сериала) «Адмиралъ». Мы не будем подробно говорить об этом фильме в рамках данной статьи. Хочется лишь отметить, что автор как профессиональный историк, более 10 лет посвятивший изучению «колчаковской» темы, оценивает это произведение кинематографии, как карикатуру не только на Колчака, но и на всю Россию начала XX века. К сожалению, создатели фильма смогли переврать не только исторические детали, но и подробности биографии самого главного героя1. Увы, даже многие из тех, кто совершенно чётко видел все «ляпы» фильма, считают, что его создание будет способствовать увеличению интереса к личности Колчака и к истории в целом.

В это время Константинополь был оккупирован иностранцами – то есть американцами, англичанами, французами, ибо Турция была на стороне Германии. Она была побежденная страна. (…) Они, когда увидели эту армаду – 250 плавающих единиц – (…) то не знали, что с нами делать. Самых маленьких взяли сразу же на берег, выкупали нас, но мы так и не избавились от вшей. Со вшами одной водой не справишься. Нас накормили и снова отвезли на корабль. Не знали, что с нами делать. Был совет, и ни одна нация поначалу нас не хотела принять. Приняли нас сербы, которые испытали страшное бедствие – германская армия прошла вдоль побережья Сербии и нанесла страшные разрушения. Беднейшая из всех стран, Сербия, во главе со своим королем Петром и его наследником Александром – приняла нас первая. И вторая страна, которая нас приняла – Германия, наш бывший враг. А затем стали принимать уже и другие страны. (…) С нами вышло тогда бесчисленное количество священников, вся почти что Белая армия… …Казаки плакали, когда бросали своих лошадей на берегу на произвол судьбы. Вот так мы рассеялись по всей вселенной.

В середине августа мне позвонил мой добрый знакомый – Андрей Бурлаков, краевед из Гатчины. «Приезжайте на Успение в Воскресенский храм, после службы будет панихида по поручику, герою Первой мировой Николаю Лыщинскому. Пойдем на местное кладбище, там когда-то была его могила. Сейчас только часть памятника сохранилась…».

«Если нельзя было спасти Россию, можно было спасти её честь.»

Как думаете, кому принадлежат эти слова? Постоянные читатели блога, верно, уже догадались. Они принадлежат Ивану Тимофеевичу Беляеву, царскому генералу и национальному герою республики Парагвай, младшему брату моего прапрадеда. В этом году исполняется 85 лет с момента освящения Храма Покрова Пресвятой Богородицы в столичном городе Асуньсон, и мне снова предстоит длинное и увлекательное путешествие. Поскольку каждый читатель блога непосредственно соприкасается с жизнью автора, я стараюсь рассказывать обо всех интересных событиях на жизненном пути. И в преддверии поездки вновь собираюсь продолжить публиковать материалы о нашем роде и об историческом значении Русского человека в истории далёкого латиноамериканского государства.

Принято считать, что великая княгиня и великий князь состояли в «белом браке» (т. е. жили как брат с сестрой). Это неправда: они мечтали о детях, особенно Сергей Александрович. Принято считать, что Елизавета Федоровна была кротким и тихим ангелом. И это неправда. Ее волевой характер и деловые качества давали о себе знать с детства. Говорили, что великий князь порочен и имеет нетрадиционные наклонности, — снова неправда. Даже всесильная английская разведка не нашла в его поведении ничего более «предосудительного», чем чрезмерная религиозность.
Сегодня личность великого князя Сергея Александровича Романова или остается в тени его великой жены — преподобномученицы Елизаветы Федоровны, или опошляется — как, например, в фильме «Статский советник», где генерал-губернатор Москвы предстает очень неприятным типом. А между тем во многом именно благодаря великому князю Елизавета Федоровна стала той, какой мы ее знаем: «великой Матушкой», «ангелом-хранителем Москвы».

Дела милосердия, совершённые Елизаветой Фёдоровной, неисчислимы. Трудясь в созданной при обители больнице для бедных, она брала на себя самую ответственную и тяжёлую работу: ассистировала при операциях, делала перевязки – и всё это с лаской и теплотой. Для больных матушка имела подлинную целительную силу. Известные хирурги приглашали её ассистировать при трудных операциях в других госпиталях. Она присутствовала при последнем вздохе всякого умирающего больного своей больницы и сама ночи напролёт читала Псалтирь над ним.

«Она способна была не только плакать с плачущими, но и радоваться с радующимися, что обыкновенно труднее первого… Она лучше многих инокинь соблюдала великий завет святого Нила Синайского: блажен инок, который всякого человека почитает как бы богом после Бога. Найти хорошее в каждом человеке и "милость к падшим призывать" было всегдашним стремлением её сердца», – свидетельствовал митр. Анастасий (Грибановский).

Господь судил мне принять монашество по молитве и заочному благословению отца Иоанна Кронштадтского. Поступив в Духовную Академию (в 1899 году), я стал искать случая повидаться с ним в Москве, куда он нередко приезжал для служения Божественной Литургии и посещения больных. Вскоре Господь исполнил мое желание. Мой товарищ Илия Абурус, впоследствии настоятель Антиохийского подворья архимандрит Игнатий, отправляясь однажды к своему покровителю Преосвященному Трифону, епископу Дмитревскому, у которого отец Иоанн вознамерился служить в крестовой церкви, захватил с собой и меня. В названном храме состоялось первое мое молитвенное общение с великим пастырем. Это было мне так дорого, что до сих пор я питаю чувство признательности к отцу Игнатию и всем тем, кто способствовал потом моему сближению с отцом Иоанном. Таковыми, между прочим, были Александр Семенович и Елена Михайловна Мироновы и особенно Вера Ивановна Перцова.

...подобно Ломоносову, он вышел из народа, из глухих северных преданий, из той благочестивой старины, которая осталась в полузабытом прозвище: “Святая Русь”. Невдалеке от освещающих север, точно полярное сияние, гробниц угодников соловецких отец Иоанн воспринял свое озарение веры, свою глубокую приверженность к непостижимому Богу, свою страсть к Христу и к общению с ним через трогательные обряды, древние, как сам народ, священные, как родное прошлое. Бурно мятущийся и гневный Толстой – самое великое, что создала интеллигенция наша. Неподвижный и пламенный в своей вере отец Иоанн самое великое, что создал простой народ за последние восемьдесят лет.

Отец Иоанн – носитель народной культуры, от Антония и Феодосия Печерских, от Сергия Радонежского до Тихона Задонского и Серафима Саровского. Плоть от благороднейшей плоти народной, кость от кости его, кронштадтский старец не мечтал только о Святой Руси, как Толстой, а сам был Святой Русью, сам нес ее в своем сердце! Вот почему народ сразу признал его своим, как все сразу видят светильник на верху горы.

Отношения отца Иоанна к людям, которые к нему обращались за помощью, были трогательны: он страдал со страждущими и плакал с плачущими, но строго и гневно обличал упорных еретиков и сектантов, вроде Льва Толстого и его последователей. За это последние его ненавидели той непримиримой ненавистью, какой сатана ненавидит ангелов света. А между тем батюшка Иоанн Кронштадтский вовсе не мог быть назван узким фанатиком, так как благотворил одинаково и православным, и иноверцам, причем мне известен такой случай как раз в Крыму, когда отец Иоанн посоветовал одному позвавшему его больному – поляку, который долго не был у исповеди, исповедаться и причаститься Святых Тайн у своего священника, и когда тот исполнил совет батюшки, то выздоровел.

В книге Михаила Зощенко «Перед восходом солнца» есть горькое признание: «В ту войну прапорщики жили в среднем не больше двенадцати дней». Был и такой романс в начале прошлого века «Мой милый прапорщик». Но была и пословица: «Курица не птица, прапорщик не офицер». Да и сам этот чин 13 класса по Табели о рангах присваивался в российской императорской армии только в военное время.