Происходило это так: женщины и дети из местных селений обступали и останавливали боевые машины, следующие в походных колоннах, а затем рассредоточенные в толпе боевики разоружали солдат. Последние же не имели четкого приказа на применение оружия и открытие огня на поражение, что уже само по себе, по меньшей мере, странно для армии, начинающей военную кампанию. Между тем странность эта присутствовала и далее, отмечается многими участниками военных действий в Чечне, но до сих пор не получила вразумительного объяснения. Российским солдатам, рассказывает один из них, постоянно приходилось действовать с оглядкой на работников военной прокуратуры, на которых помимо прочих задач был возложен контроль за правильностью применения оружия российскими военными, что не давало последним возможности, особенно вначале, адекватно реагировать на действия боевиков. «Перед тем, как произвести выстрел, солдат думал о том, не займется ли им в последствии военная прокуратура. Право «первого выстрела» принадлежало боевикам, чем они и не преминули воспользоваться».

Общее количество предоставленного таким образом Чечне оружия, даже по неполным данным, составило 57696 единиц. Причем, по сведениям МО РФ, только из армейских арсеналов чеченцы получили 41538 единиц стрелкового оружия, в том числе автоматы АК, АКС-74, АКМ, АКМС, снайперские винтовки СВД, станковые автоматические гранатометы АГС-17 «Пламя», более тысячи танковых и крупнокалиберных пулеметов, не говоря о пистолетах ТТ, НМ, АПС, а также более чем 2000 ручных пулеметов Калашникова РПК и ПКМ. Боеприпасы исчисляются сотнями тысяч и миллионами единиц. Кроме того, в руки дудаевцев попали 7 переносных зенитно-ракетных комплексов «Игла-1», 2 комплекса противотанковых управляемых ракет (ПТУР) «Конкурс», 24 комплекса ПТУР «Фагот», 51 комплекс ПТУР «Метис» и не менее 740 ракет к ним, а также 113 ручных противотанковых гранатометов РПГ-7. Помимо этого, более 6000 единиц стрелкового оружия боевиками ОКЧН было захвачено при разгроме КГБ Чечено-Ингушской АССР в сентябре 1991 года и значительное количество оружия (более 10 000 единиц) было взято при разоружении местных органов внутренних дел. Таков, при далеко не полном подсчете, объем лишь того оружия, которое было оставлено армией, органами безопасности и внутренних дел осенью 1991 — летом 1992 года.

Сразу же началось разнузданное насилие в отношении нетитульного, в основном русского, населения. В адрес руководства РФ, глав администраций ее краев и областей было направлено множество обращений, практически оставшихся без ответа. Привожу только одно из них: «По сути в Чечне развязана и ведется настоящая война против России и русского народа, причем изощренными методами. Особенно зверски травля организована в промышленном центре республики — городе Грозном. Русские практически вытеснены со всех ключевых постов в руководящих органах… Нас уничтожают, насилуют, грабят, убивают, похищают наших детей. Нас выживают и насильственно захватывают наши квартиры и собственные дома, разоряют приусадебные и садовые участки».

По рассказам русских беженцев, с которыми я встречалась в поселке Попов Хутор под Владикавказом, способом, который уже описан в главе «Схождение лавины», приобретались целые подъезды, люди же, изгнанные из своих квартир, еще могли благодарить судьбу, если оставались живы. Уже при Дудаеве и еще до первой чеченской кампании пышным цветом начали расцветать рабовладение и работорговля, бесследно исчезать люди. За годы правления Дудаева, по оценке А. Долголаптева, «около 30 тысяч граждан бесследно исчезли», и в основном это были русские. По оценке самого Дудаева, на май 1994 года Чечню «покинули, самое меньшее 200 тысяч ( «Сегодня», 31 мая 1994 года).

СМИ преступно замалчивали все эти факты, оставшиеся же в Чечне люди вынуждены были бороться в полном одиночестве, не находя в Москве ни поддержки, ни даже простого сочувствия. Их отчаянные попытки сопротивляться, создавая стачкомы, аппелируя к правам человека, — одна из самых трагических страниц в истории постсоветской России и заслуживают отдельного рассказа. Однако в начале 1990-х годов глубоко извращенное представление о правах человека, каковыми либеральная интеллигенция наделяла исключительно тех, кто стремился к отделению от «империи зла», привело к тому, что гонимые, преследуемые люди вынуждены были с отчаянием наблюдать, как до зубов вооружается становящийся у них на глазах криминальный режим.

Вооружается явно при поддержке неких закулисных сил в Москве — и это вопреки уже очевидной для любого непредвзятого наблюдателя вписанности Дудаева в «Большую Игру», которая всегда велась, ведется и будет вестись именно против России.

Сценическая культура и техника соловецкого театра того времени стояла на такой ступени, что несколько позже, когда актеры были освобождены от общих работ, он мог ставить по две премьеры в месяц. Раз даже была постановлена оперетта "Тайны гарема” с оркестром, хором и балетом, причем "танец негритят” исполняли… дети комсостава Соловецкого особого полка, обученные артистом балета – каторжником Шелковниковым.

Каторжное население Соловков в первые годы их существования колебалось от 15 до 25 тысяч. За зиму тысяч семь восемь умирало от цинги, туберкулеза и истощения. Во время сыпнотифозной эпидемии 1926 27 гг. вымерло больше половины заключенных. Но с открытием навигации в конце мая ежегодно начинали приходить пополнения, и к ноябрю норма предыдущего года превышалась.