Памятников  архитектуры в Москве уничтожено более четырехсот, так что я слишком  утомил  бы вас, если бы взялся за полное доскональное перечисление. Жалко  и  Су-хареву башню,  построенную  в  XVII  веке.  Проблему объезда ее автомобилями можно  было решить  по-другому,  пожертвовав  хотя  бы угловыми домами  на  Колхозной  площади  (универмаг, хозяйственный  магазин,  книжный магазин). Жалко и Красные и Триумфальные ворота.
Может  быть,  вы  знаете,   что  многие  уничтоженные  па-мятники  были незадолго   перед  этим  (за  два,   за  три  года)   тщательно   и  любовно отреставрированы?  А,   знаете  ли,  что  площадь  Пушкина  украшал  древний Страстной  монастырь? Сломали. Открылся  черно-серый  унылый фасад.  Этим ли фасадом должны мы  гордиться как достопримечательно-стью  Москвы? От  его ли созерцания увлажнятся глаза  какого-нибудь нового Кнута Гамсуна?  Никого  не удивишь и сквером и кинотеатром "Россия" на месте Страстного монастыря.

«Лошадные» крестьяне должны были обслуживать своим транспортом и другие нужды «безлошадных»: возить для них дрова, строевой лес для ремонта и нового строительства, доставлять зерно на мельницу и возить муку оттуда, привозить для них зерно и карто­фель, реквизированное во время «продразверстки», и т. д. Земледельцы должны были обслуживать также все потребности в транспорте своего местного, сельского начальства: обрабатывать их землю; привозить для них продукты, дрова, строевой лес; возить их почти ежедневно то в волость, то в уезд: по служебным и личным делам.

Распределение продразверстки по дворам и изъятие продуктов и скота советская власть передоверила сельским комитетам бедноты, во главе которых стояли местные партийцы или комсомольцы. Председатель комбеда в Болотном был молодой большевик, дезертир, из отходников. Продразверстку по дворам сельский комбед распределял по своему произволу. Чаще всего так: своих родных, приятелей — собутыльни­ков, местных начальников, а также членов группы бедноты, он от продразверстки совсем освобождал. А на другие дворы распределял и долю освобожденных от разверстки. Но этого мало. С людей, не принадлежащих к его окружению, он старался собрать продуктов сверх нормы, как можно больше: «излишки» от сданной продразвестки {26} он раздавал родным и приближенным, местным начальникам, сбывал за водку, за вещи. Продукты в тот голодный период имели наиболь­шую ценность, выполняли роль денег.

Владелец второго имения — наследник того помещика, который в крепостные времена владел и селом Болотное, — умер в первые же дни после Октябрьского переворота. Получив весть о захвате власти большевиками, этот земский деятель, член Государственной Думы, сказал своим родным: «Эту партию я еще в Думе узнал. Она все погубит... Теперь помирать надо...» И вскоре, действительно, умер. Семья его поспешила куда-то уехать. Волостной ревком передал землю этого имения для общего передела деревне, где была поме­щичья усадьба. А дом, усадьба и скотный двор были разграблены. Крестьяне той деревни рассказывали, что разграблением руководил большевистский ревком. Руководители власти сначала главную часть имущества (из ценных вещей и скота) забрали себе. А потом они не только призывали «грабить награбленное», но даже принуждали к грабежу. »Нет, вы, почтенные, хитроумные мужички, от этого дела не откручивайтесь, — приставали они к крестьянам, которые в грабеже не хотели принимать участия. — Хоть щепку да возьмите из имения: чтоб отвечать — так всем, скопом!...»

Нечего говорить, что все эти "инженеры человеческих душ", благополучно пережившие сталинское лихолетье, были превосходно осведомлены о лагерной мясорубке и, пускаясь в дальние вояжи по новостройкам, отлично знали - знали как никто! - что путь их через болота и тундру устлан костьми на тысячах километров... Знали, что огороженные ржавой колючей проволокой, повисшей на сгнивших кольях, площадки - не следы военных складов; что обвалившиеся деревянные постройки - не вехи триангуляционной сети, а вышки, с которых стреляли в людей. Видели на Воркуте распадки и лога, где расстреливали из пулеметов и закапывали сотнями "оппозиционеров"... И среди них - прежних их знакомцев и приятелей по московским редакциям...

Перечислю кратко, как вижу и понимаю.

У меня давно сложилось неверие в достоверности официальных сообщений из Кремля.

Прожив 75 лет, я десятки раз слышал  в сообщениях Кремля, как в процентах увеличивались: «намолоты хлеба», «надои молока», «привесы мяса» и т.д.

А вот жизнь бесстрастно показывала, как за те же десятки лет зависимость России от импорта продовольствия увеличивалась – с нуля до почти 60%.

Вот и сейчас официальная власть внушает: в сфере демографии России существенное улучшение.

Вполне ясно, «цифры» для озвучивания их официальными лицами, готовили эксперты.

Вполне ясно, эксперты, предоставляя справки, обосновывали «правильность цифр».

Вот только в «обоснованных» экспертами «правильных цифрах» - не правда, а лишь полуправда.

А полуправда хуже лжи.