На протяжении XIX века шло активное политическое развитие российского общества. Ожесточенный межцивилизационный спор «западников» и «славянофилов» нередко превращался в злобную перепалку, даже общность языка и веры не помогала преодолеть барьеры взаимного непонимания. Происходила неоднократная смена либеральных и консервативных взглядов власти на характер российской государственности. Одной из главных задач власти была проблема укрепления территориальной целостности страны. Поиск устройства системы образования, отвечающего государственным задачам России с ее этно-национальным и вероисповедальным многообразием, привел к идее сословности, реализованной в классических гимназиях и университетах, где учились отпрыски дворян, огражденные от общения с носителями грубых нравов из низов...

Уже второе десятилетие идет кардинальная геополитическая трансформация Восточной Европы. Россия, частично проснувшись от разрушительного цунами бездумной демократии, болезненно реагирует на продвижение Европейского Союза на восток и программу «Восточного партнерства». Не говоря уже о реакции на действия Соединенных Штатов, главного идейного вдохновителя и спонсора «оранжевой» чумы на Украине.
Однако в тени российской внешней политики остается проблема Новороссии – самого крупного отколовшегося архипелага, включающего русских, русскоязычных украинцев и не титульных для Украины народов, носителей рубежной русско-украинской культуры. Из-за утраты исторической памяти или очередной глупости из употребления, как и при советской власти, выведено даже его название. Не только обитатели Московского Кремля, но и российские защитники консолидации русскоязычной Украины во имя мнимой политкорректности стыдливо избегают исторического названия региона, подменяя его безликим ярлыком «юг и восток Украины».

 

Подготовительные наброски к истории понятий. В последние десять лет в России обозначился интерес к Begriffsgeschichte и истории понятий в духе Кембриджской школы. Впрочем, насколько я могу судить, публикуе­мые у нас под флагом этих направлений работы слишком часто лишь декларируют приверженность методу, вовсе не демонстрируя сколько-нибудь последовательного его применения.

Современную Россию можно было бы, наверное, отнести к числу стран, где уже сложилось «общество потребления». Однако в отличие от богатых западных соседей главный потребляемый товар в России на массовом уровне – образы и иллюзии. Ради того, чтобы покупать эти иллюзии, мы порой экономим даже на продуктах питания или качественных товарах повседневного спроса

Вот уж Александру Сергеевичу Пушкину и 210 лет. А вроде только вчера было двести. И о нём уже и в двести было сказано всё. А уж теперь – тем более. И иногда с почти оправданным эгоизмом усталого времени хочется подумать о себе. Но как раздумаешься, то тут и увидишь, что и то, что написано о нём за двести-то лет, хоть одними только русскими людьми, – разве только о Пушкине? О себе ведь всегда, о себе. И когда Достоевский о «всемирной отзывчивости», и когда Ильин о «солнечном центре нашей русскости», и когда Розанов о том, что, поживи Пушкин подольше, мы не поделились бы на славянофилов и западников – стыдно было бы его цельности. И когда сейчас общим хором, что Пушкин – «наша национальная идея», – это ведь не свидетельство гордости, а тревога о неблагополучии. Это: «батюшка Пушкин, помоги!» «Дай нам руку в непогоду, укрепи в немой борьбе».

 

 

Когда берешь в руки увесистый том с научным названием, когда, пролистывая его, видишь огромную библиографию и портреты столпов науки, ожидаешь столкнуться с научным текстом. Но современность порой преподносит сюрпризы: за научной формой вскрывается политическая доктрина, которая призвана науку опровергнуть или фальсифицировать.

Экстраординарность мер против мятежа и террора диктуется комплексностью угроз, ставящих перед властью задачу введения чрезвычайных мер управления. Отказ от такого рода мер означает стремительную деградацию страны и разрушение российской государственности в течение XXI века (скорее всего задолго до его завершения). Именно в связи с этим меры против терроризма и мятежа являются продолжением мер по восстановлению жизнеспособности России, частью разветвленной программы, каждый пункт которой в той или иной мере затрагивает корни террористической деятельности.
России требуется переход к чрезвычайному законодательству. Обман населения докладами о невероятных успехах не может продолжаться бесконечно. Недоверие к правительству обернется недоверием к государству, и Россия может быть разрушена, как был разрушен СССР.

В борьбе с мятежом России опоздала. Возможно, навсегда. Пока общественное сознание потрясали страшные террористические акты, происходящие то в столице, то на Северном Кавказе, властные спикеры толковали о войне и необходимости мобилизации всех сил против опасности террористической угрозы. Но стоило террористам найти свое успокоение на государственных должностях, широко открытых для них в Чечне, и мятеж оказался для власти вполне удобным процессом. Сдавать территории в управление бандитом было куда как проще, чем сражаться с ними и предоставлять народу самоуправление. Огромное запаздывание в понимании ситуации демонстрируется неготовностью общества и инфраструктуры государства к противодействию новым методам войны, которые были узнаны лишь в жестоких терактах, а в прочих формах до сих пор так и остаются неизвестными. Мятеж происходит у всех на глазах, маскируясь под «стабильность».

Знаменитая своей скандальностью 282 статья имеет своими противниками, кажется, уже всех, кто озабочен русским вопросом в России. Неслучайно она получила прозвище «Русская статья» — по ней судят в основном тех, кто словом или делом проявляет активность в сфере русской правозащиты. Хотя в самом своём тексте она вряд ли имеет что-то такого, против чего выступало бы русское движение.

В системе власти России, как оказалось, отсутствует орган, который ведал бы столь фундаментальными вопросами права. Ни Верховный, ни Конституционный суды этим не занимаются. Неудачей закончились и мои обращения в Администрацию Президента. Сам президент Путин, разумеется, письма от депутатов не читал, а его помощники были заняты преимущественно дележом собственности и обеспечением тотального успеха «партии власти» на выборах всех уровней. Позиция официальных лиц выглядит согласно русской пословице: «наводит тень на плетень». Академические институты отреклись: объявили, что они не имеют разработок в этом направлении. Из трех ведущих правоведческих центров откликнулась лишь Академия госслужбы, представившая мнение профессора Барцица, доказывающего правопродолжение Российской Федерации от СССР. Вопрос об Империи остался не раскрытым. Литературный поиск продемонстрировал почти полное отсутствие фундаментальных трудов по проблеме континуитета. В связи с этим к обсуждению вопроса была привлечена независимая юридическая фирма.

 

«Демос» по-гречески, разумеется, означает народ. Но и этнос (нация) — тоже народ. И лаос (население) тоже. Однако, мы нигде не прочитаем об этнократии или лаократии в Древней Элладе. Небезынтересно поспрашивать учащихся, кто, с их точки зрения, не имел гражданских прав в античных демократиях? Иными словами, кто не принадлежал к демосу? Даже самый серенький школьник, не задумываясь, назовет рабов. Ученик покрепче вспомнит о женщинах и юношах — эфебах, перепутав гражданские права с политическими: владеть имуществом, наследовать его, обращаться в суд свободные женщины, конечно, могли. Наиболее старательный не забудет о вольноотпущенниках, о варварах-инородцах. И почти никто из наших «рыцарей печального образования» не укажет весьма значительный слой свободнорожденных совершеннолетних эллинов, не имевших ни малейшего отношения к демосу и, следовательно, к демократии. Это были метэки, коринфяне, живущие вне стен Коринфа, фиванцы, вынужденные поселиться вдалеке от Фив. Чаще всего изгнанники. То есть в нашей терминологии лимитчики или беженцы. Причем, мы в разговоре не называем собеседника «лимитчиком», а эллин обязательно добавил бы к его имени «метэк».

 

Русский национализм и русская этничность не нуждаются в исторической реабилитации - их реабилитирует сама жизнь. Первоочередной вопрос, стоящий сегодня на повестке дня, - это вопрос их адекватного понимания. Из сферы культуры и идеологии рассмотрение национализма должно быть перенесено в интеллектуальную плоскость, в противном случае мы рискуем остаться в плену культурной и идеологической инерции, прозевав рождение новых тенденций и исторических смыслов.